Елена Чижова - Орест и сын
В комнате Инна указала на диван. Ксения провела ладонью по лбу: “Я была на кладбище, с твоей тетей”. — “На кладбище”, — Инна отозвалась ровным эхом. “Мы красили ограды, а потом пошли к камню: там как будто ее сыновья. Она пишет краской. Потом вышел один в парике плешивом и позвал нас в склеп, — Ксения заторопилась, чувствуя, что опять говорит глупо, и Инна отвернется, не дослушав. — Ты там была когда-нибудь?” — “Нет”. — Инна смотрела мимо.
“У них в склепе — домик. Лавки и свет... Они пили водку, а потом Плешивый сказал, что надо возненавидеть родителей…” — “Ну?” — Инна переспросила, как будто угрожая.
Ксения сникла. Чтобы объяснить, надо рассказывать правду — про родителей и Иерусалим. “Послушай, там в другой комнате — ангел”. — Она обняла себя руками, как будто сложила крылья. Иннин подбородок приподнялся. “Ну”, — она снова переспросила. “Там лежак, теперь лежак, а была пустая могила, а раньше в ней лежал Иисус — из оперы”, — Ксения прошептала и опустила глаза.
“Этого плешивого зовут Зарезка. Он говорит, что Иисуса хотели утащить. Разбойники. Отбили ему ступни. А потом одному перерезало ноги, когда через рельсы перебегал. Там трамвайная линия. Плешивый сказал: это Иисус подстроил — из мести. Только я не верю, — Ксения собралась с духом. — Ни одному слову. Врет он все, потому что кошку мертвую подрыл под тети-Лилин камень, где ее дети — как будто... Там вообще все перепутано…” — Ксения смотрела робко. Иннино лицо стало острым. “Ну?” — она повторила в третий раз.
“Я подумала, надо что-то делать, но не знаю — без тебя. Я дорогу запомнила — на тройке… Этот Плешивый умный и хитрый. Нельзя доверять. Он сам утащит Его и разобьет, потому что ненавидит. Там еще Лошадиный есть. Тоже страшный. Сына своего убил. Вдвоем впрягутся. Ты ведь, — Ксения сглотнула, — поможешь? Помнишь, когда ты попросила...”
“Поехали”. — Инна встала решительно. “Сейчас?.. Там склепы и крес- ты...” — Ксения осеклась под взглядом. “Боишься?” — Лезвием полоснула насмешка. “Там собак выпускают — к вечеру”. — “Колбасы возьмем”. — “Лучше, — сладковатый запах, — керосину. Намажем подошвы — не учуют”. — “Мо-ло-дец, — Инна произнесла раздельно. — Жди на лестнице — я нацежу”.
ТРИНАДЦАТЫЙ
Инна оглядывала пустые склепы: “Ну, и где твой Плешивый?”
Арка, распахнутая наружу, сочилась светом. Посередине на полу стояло разграбленное блюдо — огрызки яблок и куски. Ксения пошарила по стене. Выключатель попался сразу. Из-за Ксеньиных плеч поднимались белые острые крылья. Отстранив, Инна вошла.
Он был безоружен — ни меча, ни копья под складками. Узкий бинт, заломанный за ушами, огибал голову: по лбу, под теменем, на висках. Полуоткрытые, глубоко врезанные глаза смотрели вниз. Тень ниши, легшая на пальцы, была плотной и тяжелой. Терпеливая усталость сгибала его шею. Приблизившись, Инна накрыла ладонью ангельские пальцы...
В стену ударило снаружи — глухо, как камнем. Собачий отрывистый лай полетел издалека. Сделав страшные глаза, Инна показала на выключатель. Ксения ухватила всей горстью. Свет погас, не мигнув. “Прячемся”. В углу на топчане высилась бесформенная тряпичная груда. Инна раскидала и запихнула Ксению к стенке. Четыре руки тянули тряпки. “Надо было дверь закрыть. — Ксения дышала с трудом. — А то — собаки...” Иннин локоть больно ударил в бок.
Снаружи за камнями ниши шевелилось и скреблось. Они лежали, замерев.
Пудовое шарканье раздалось у дверей. Распьянющий мужицкий зык лез в склеп:
Ты па-азволь, па-азволь, хозяин,
В нову горенку войти,
В красну горенку зайти,
Слово выма-алвити!..
“Зарезка”, — Ксеньин шепот шевельнулся под тряпьем. “Тихо ты”, — Инна цыкнула. Гулкие раскаты качались под сводом. За стеной шевелилось, дрожало мелким дребезжанием. Кто-то ворочался на лежаке. Тяжелый храп сотряс стены. “Задрых”. — Инна поднялась на локте. “А, ...!” — отхаркнулось грязным словом. Ксения съежилась.
“Фу, фу, фу! — Темная фигура закрыла арку. — Керосином тянет. И тебя, что ли, тетка скоблила?” Инна следила сквозь тряпичную щелку. Пьяная рука шарила по стене. Не поймав выключатель, он отвалился от косяка и шагнул вперед.
“Воняешь, брат”, — фыркнул довольно. Из ангельской ниши шла сладковатая волна. “Птица вонючая! — Он крутил носом брезгливо. — Тошнотворная тварь!” Голос сбросил дурацкую зычность и стал голым, как камень. Бессмысленный взгляд уперся в тряпичный бугор. Иннино тело вздрогнуло и напряглось.
“Кто тебя намазал? Кто тебя намазал? — он повторял тупо и монотон- но. — Поверил, что вас будут судить святые? Это Он тебе сказал? Ну, и кто Он теперь, отвечай, птица! Да, что ты можешь? Вонять, как Он? Сдохнуть и вонять! Это и я могу. — Он поднял пальцы к носу. — Ну, ответь, — слова ворочались на зубах, как камни, — вывел или не вывел Он народ свой на погибель? Молчишь... — Плешивый взялся за голову. — Думаешь, все будет по-Его? Сколько их было — верных! Всех пустили в расход… Ты-то чем лучше? Думаешь, на руках понесут тебя и твоя голова не преткнется о камень? Может, и Его ноги не преткнулись? Или ты, — он поднялся на тяжелых ногах, — снова отвалишь камни, и Он пойдет, не хромая? На культяпых ногах с ощипанным поводырем?” Сжавшись изо всех сил, чтобы не заплакать в голос, Ксения дрожала под тряпками.
Сквозь узкую щель Инна смотрела, как Плешивый лезет на топчан. Ухватившись за ангельскую голову, он кряхтел, силясь раскачать: “Сейчас... я тебя выверну... узнаешь, как расшибаются ангельские... безмозглые...” Из-за корчащихся плеч поднимались острые концы крыльев. Инна вылетела с топчана и кинулась на плечи.
Раздался собачий визг. Она отлетела к стене и ткнулась головой о камень. Плешивый упал на лежак и завертелся, скуля. “А-а-а!” — Ксения кричала, уткнувшись в тряпье. Скулеж смолк. Плешивый повернулся и уставился на развороченный лежак.
“Девка! — Он смотрел ошалело. — Две девки!” — ощерилась бессмысленная улыбка. Инна стояла у стены, держась рукой за темя. Среди белых вьющихся мух стояло мужицкое лицо. “Сказились, что ли?” Боком Ксения добралась до стены и нащупала выключатель. Зарезка зажмурился и принялся тереть щеки. Пьяная поволока затягивала глаза. Гора тряпок, похожая на развороченный муравейник, чернела на лежаке.
“Вернулась?” — Тусклые глаза пустели, словно поволока становилась бельмом.
“Мы от собак... Лай услышали. Вы сами говорили, выпускают”. — “Выпускают”, — он подтвердил важно. Ксеньин голос стал тверже: “Это моя подруга. Я привела ее, чтобы показать... статую”. — “Этого?” — он кивнул в нишу. “Нет”. — Ксения показывала пальцем сквозь стену. Подбородок Зарезки отвердел. “А деньги у нее есть?” — “Какие деньги?” — Инна подала голос. “За экскурсию”. — Грубая издевка кривила рот. Ксения встрепенулась, но Иннина рука остановила: “И сколько это стоит?” — “По гостю и цена. — Он сел на лежак, прямо в развороченную муравьиную кучу. — С нее вот, — кивнул на Ксению, — двугривенный взял, а с тебя, — оглядел, — с птицы такой, — он шевелил пальцами, словно ощупывал монеты, — будет рупь”. Захохотал, причмокивая.
“Я дам десять”. Хохот заглох, как захлебнулся. “Три за экскурсию, а остальное... Вы его больше не тронете”. — “Заступница объявилась? Сестрица... Повезло ощипанному! Ладно”. — Он оглядел щуплые крылья. Инна поймала Ксеньины глаза. “И за того тоже”. — Она ткнула пальцем в стену. “За обоих, значит? За двух? По три пийсят? Добавить надо — чтоб уж на две бутылки. Может, еще кого присмотришь? Тут этого добра много!”
“Сегодня у меня только три рубля. Остальное — завтра”. Он протянул руку. “Ты, жучка, гляди! Ежели что, обоих их разотру. — Спрятал деньги и провел кулаком по стене. — Ладно, пошли. На три рубля до завтра доживут, а дальше — будем поглядеть”.
Пьяные ноги переваливались по-утиному. “В сумерках плохо видеть стал — не иначе, глаза надуло”. — Он остановился и принялся тереть кулаками. “Давайте я вперед. Я дорогу помню”, — сказала Ксения. “Ну, веди. — Зарезка пропустил ее, а сам пошел с Инной. — Значит, — голос зудел мирно, — обоих пожалела?” Инна молчала.
Ручки к сердцу приложила,
Грудь накрыла кисеей! —
он запел ни с того ни с сего. “Знаем мы вашу жалость! К вам придешь на ногах — отправите на дровнях!” Инна отвернулась. Впереди между крестами темнела бронзовая фигура.
Инна оглядела равнодушно — в опустившемся полумраке лица не разобрать. Плешивый забежал вперед. “Иисус Христос, Сын Божий, — он начал представление. — Между прочим, с Ним случилась страшная, кровавая история, но я Его спас...” — “Знаю”, — Инна прервала.
“Разбойникам ноги перерезало, — Зарезка заюлил. — Очень поучительная история, особенно для молодого поколения... Но я могу рассказать другую — из моей жизни...” — “Не надо”, — Инна отрезала. “Он умеет огненное облако зажигать — из керосина”, — Ксения заступилась. “Ну-ка, зажгите”, — Инна говорила совершенно серьезно. “Для вас, да за денежки ваши… — Он развел руками. — Керосинчику нету”. — “У меня есть”. — Инна опустила руку в карман и достала пузырек. Плешивый схватил с готовностью.
