Олег Лукошин - Капитализм (сборник)
– Ну, вот и пойди, пойди, познакомься, а я тут в тени газету почитаю.
Белокурый мальчик с большими серыми глазами оторвался от глубинных видений и глотнут из бутылки «кока-колы». Пока он утолял жажду, я сел на соседний коврик. Он не рассердился, увидев, что я рассматриваю и трогаю его палочки с благовониями и даже пытаюсь попробовать их на зуб, и только тихо сказал:
– Ты, пожалуйста, не сломай их, они очень тонкие.
– Нет, – усмехнулся я, – не сломаю. Это ты куда путешествуешь? В Шамбалу или на Марс?
– О, что ты! – удивленно ответил мальчик. – Я путешествую в глубь собственных планет, открывая и тут же исследуя их. Это работа тонкая.
– «Тонкая»! «Тонкая»! – позабывая дядины наставления, передразнил я. – Ты бы лучше шел на сетку кверх ногами прыгать, а то все равно потом в реальный мир придется возвращаться.
Мальчик поднял на меня задумчивые серые глаза. Грубость моя его, очевидно, удивила, и он подыскивал слова, как мне ответить.
– Послушай, – тихо сказал он. – Я тебя к себе не звал. Не правда ли? Если тебе нравится прыгать на сетке, пойди и прыгай. – Он замолчал и, взглянув на мое покрасневшее лицо, добавил: – Я тоже люблю лазить и прыгать, но с тех пор, как я в прошлом году выбросился с парашютом из горящего самолета, прыгать мне уже нельзя.
Он вздохнул и улыбнулся.
Краска все гуще и гуще заливала мне щеки, как будто я лицом попал в крапиву.
– Извини, – сказал я. – Это я дурак… Может быть, мне можно помедитировать с тобой? Мне все равно делать нечего.
Теперь смутился сероглазый мальчик.
– Почему же дурак? – запинаясь, возразил он. – Зачем это? Ну, если хочешь, возьми этот квадрат, долго-долго смотри на него и попытайся на его поверхности обнаружить вход в Лагуну Спокойствия.
Мы тут же познакомились. Его звали Славой, фамилия – Грачковский. Он был мне ровесник.
Мы дружно закатили глаза и стали погружаться в духовные лагуны. У Славы это получилось легко, у меня же… вместо Лагуны Спокойствия я увидел уже хорошо знакомый мне океан с одинокой черной скалой и прикованного к ней Прометея. Мне показалось, что я услышал звук – пульсирующие колебания, отдаленно напоминавшие удары в басовый барабан. Но тут подошел дядя и протянул две плитки мороженого.
– Мы познакомились, – объяснил я. – Его зовут Славой. И он прыгнул из горящего самолета на парашюте.
– Чаще меня зовут Славка, – поправил мальчик. – А с парашютом это я не сам прыгнул – меня отец выкинул. Мы летели из Индии, и в салоне взорвалась бомба, потому что какие-то нехорошие люди давно охотятся за моим отцом, чтобы перетянуть его на свою сторону. Он известный человек, волшебник, у него высокая должность Магического Комиссара Украины, его зовут во все страны мира, но у него контракт с советским правительством, и он помогает товарищу Сталину преобразовывать реальность, чтобы опередить злобных капиталистических магов. Я же только дернул за кольцо, попал на крышу водопроводной башни и, уже свалившись оттуда, сломал себе ногу.
– Но она ходит?
– Ходить-то ходит, да нельзя пока быстро бегать. – Он посмотрел на дядю, улыбнулся и спросил: – Это вы вчера стреляли в тире и поправили меня, чтобы я не сваливал набок мушку? Ой, вы хорошо стреляете!
– Старый стрелок-пехотинец, – скромно ответил дядя. – Стрелял во все, что умеет двигаться.
«Эге, стрелок-пехотинец! – покосился я на дядю. – Так ты уже давно Славку приметил! А я-то думал, что мы его в товарищи выбрали случайно!»
Вскоре мы со Славкой расстались и уговорились назавтра встретиться здесь же.
– Вот человек! – похвалил дядя Славку. – Это тебе не то что какой-нибудь молодец, который только и умеет к мачехе… в ящик… Ну да ладно, ладно! Ты с самолета попробуй прыгни, тогда и хорохорься. А то не скажи ему ни слова. Динамит! Порох!.. Вспышка голубого магния! Ты давай-ка с ним покрепче познакомься… Домой к нему зайди… Посмотришь, как он живет, чем в жизни занят, отцу его представься… Эх, – вздохнул дядя, – кабы нам да такую молодость! А то что?.. Пролетела, просвистела! Тяжкий труд, черствый хлеб, свист ремня, вздохи, мечты и слезы… Нет, нет! Ты с ним обязательно познакомься; он скромен, благороден, исполнен духовности, и я с удовольствием пожал его молодую руку.
Дядя проводил меня только до церковной ограды.
– Вот, – сказал он, – спустишься по тропе на откос, а там через дыру забора – и ты в саду, дома. Днем да без вещей здесь куда ближе. А я приду попозже.
Посвистывая, осторожно спускался я по крутому склону. Добравшись уже до разваленной беседки, я услышал шум и увидел, как во дворике промелькнуло лицо старухи. Волосы ее были растрепаны, и она что-то кричала.
Тотчас же вслед за ней из кухни с топором в руке выбежал ее сын-карлик, лицо у него было мокрое и красное.
– Послушай! – запыхавшись и протягивая мне топор, крикнул он. – Не можешь ли ты отрубить ей голову?
– Нет, нет, не могу! – завопил я, отскакивая на сажень в сторону. – Я… я кричать буду!
– Но она же, дурак, курица! – гневно гаркнул на меня бородатый карлик. – Мы насилу ее поймали, хотели совершить черную мессу, а у меня дрожат руки.
– Нет, нет! – еще не оправившись от испуга, бормотал я. – И курице не могу… Никому не могу… Вы погодите… Вот придет дядя, он все может.
Я пробрался в студию и уселся за барабаны. Было теперь неловко от своего скоропалительного и трусливого отказа, и я чувствовал себя глупым. Старика Якова, по всей видимости, дома не было. Побарабанив с полчаса, я решил отвлечься, развернул лежавшую на тахте газету и принялся за чтение.
Прочел передовицу. Во всем мире воевали. Захватывались пиратами корабли, гибли под бомбами города. А кто топил и кто бросал бомбы, от этого все отказывались.
Потом стал читать происшествия. Здесь все было куда как понятней.
Вот автобус налетел на трамвай – стекла выбиты, жертв нет. Ни в автобусе, ни в трамвае не оказалось водителей. Как они ехали сами – непонятно.
Вот шестилетний мальчишка свалился с моста в воду, и сразу же за ним бросились трое: его мать, милиционер и старик, торговавший с лотка папиросами. Не нашли. Думали – все, погиб, а вечером, как ни в чем не бывало, он вернулся домой. Оказалось, что в самый экстремальный момент, когда он уже был на грани смерти, у него открылись жабры, которые раньше принимали за родовые пятна. Мальчишка вдоволь наплавался и отправился домой. «Молодец! Сможет теперь без визы плавать за границу».
А вот объявление: какой-то дяденька продает душу, он же купит вечную удачу в покер. «Глупо! Я бы никогда не продал. Черта ли толку в удаче, да без души? К тому же доказано, что души не существует. На что он рассчитывает?»
А вот, стоп!.. Я сжал и подвинул к глазам газету. А вот… ищут меня… «Разыскивается мальчик четырнадцати лет, Сергей Щербачов. Брюнет. На виске возле левого глаза родинка. Сообщить по телефону 8-900-555-48-64».
«Так, так! Значит, вернулась Валентина. Телефон не наш, не домашний, значит, ищет милиция».
Трясущейся рукой я подвинул дорожное дядино зеркальце.
Долго и тупо глядел. «Да, да, вон он и я. Вот брюнет. Вот родинка».
«Разыскивается…» Слово это звучало тихо и приглушенно. Но смысл его был грозен и опасен.
Вот они скользят по проводам, телеграммы и электронные письма: «Ищите! Ищите!.. Задержите!»
Вот они стоят перед начальником, спокойные, сдержанные агенты разведки. «Да, – говорят они, – товарищ начальник! Мы найдем гражданина Сергея Щербачова четырнадцати лет, брюнета, с родинкой, – того, что выламывает ящики и продает старьевщикам чужие вещи. Он, вероятно, живет в каком-нибудь городе со своим подозрительным дядей, например в Киеве, и мечтает безнаказанно поступить в хард-роковую школу, чтобы посещать с концертами разные страны. Этот лживый барабанщик, которого давно уже вычеркнули из списков четвертого отряда, вероятно, будет плакать и оправдываться, что все вышло как-то нечаянно. Но вы ему не верьте, потому что не только он сам такой, но его отец осужден тоже».
Я швырнул зеркало и газету. Да! Все именно так, и оправдываться было нечем.
Ни возвращаться домой, ни попадать в исправительный дом я не хотел. Я упрямо хотел теперь в хард-роковую школу. И я решил бороться за свое счастье.
Насухо вытер я глаза и вышел на улицу.
Постовые милиционеры, дворники с бляхами, прохожие с газетой – все мне теперь казались подозрительными и опасными.
Я зашел в аптеку и, не зная точно, что мне нужно, долго толкался у прилавка, до тех пор пока покупатели не стали опасливо поглядывать на меня, придерживая рукой карманы, и продавец грубо не спросил, что мне надо.
Я попросил тюбик хлородонта, презерватив (чтобы оправдать ожидание аптекаря) и поспешно вышел.
Потом я очутился возле парикмахерской. Зашел.
– Подкоротить? Под машинку? Под бокс? Под бобрик? – равнодушно спросил парикмахер.
– Нет, – сказал я. – Бритвой снимайте наголо.
Пряди темных волос тихо падали на белую простыню. Вот он показался на голове, узкий шрам. Это когда-то я разбился на динамовском катке. Играла музыка. Катались с Ниной. Было шумно, морозно, весело…