Джонатан Кэрролл - Деревянное море
Именно это я просил Барри показать мне, именно это я и увидел четверть века спустя после распада группы, через двадцать лет со дня смерти Леннона. Мне безумно захотелось дотронуться до руки Леннона, но я подавил в себе этот импульс. Он, видимо, почувствовал мое волнение и восторг, потому что резко поднял голову и шевельнул бровями, глядя на меня. Выражение лица у него было такое же, как во время знаменитого телеинтервью, которое он дал после распада группы. Дома у меня была видеокассета с этой записью. Много всего было у меня о них собрано, потому что никто, ну никтошеньки не достиг их высот.
Битлы, умершие и живые, снова вместе под крышей супермаркета в Крейнс-Вью. Перенесенные сюда стараниями Крысиного Картофеля, маленькой дружественной планеты, сразу за туманностью Рака. Закончив «I Feel Fine», легендарная четверка заиграла песенку «Зомбаков» «She's Not There» [11] — еще один из моих любимейших хитов всех времен, экспонат Маккейбовой Галереи Музыкальной Славы. Но почему вдруг битлы решили исполнить чужую песню? Никто из них не произнес ни слова — просто перешли с одной мелодии на другую. Я вздохнул, как влюбленный школьник. Мне даже не нужно было умирать, я и так знал, что это рай.
Когда они дошли до самой моей любимой части этой необыкновенной песни, Барри наклонился ко мне и прошептал:
— Поговорим сейчас или вы хотите дослушать до конца?
— Сейчас же. Если я останусь еще хоть на секунду, то просто не смогу отсюда уйти.
— Хорошо, тогда выйдем наружу. Они не перестанут играть, пока мы здесь.
Так битлы играли только для нас!
— Правда? — простонал я.
— Да. Ведь именно этого вы хотели, мистер Маккейб, так что все время, пока вы рядом, они будут исполнять ваши любимые мелодии.
— Помогите! — В голове у меня одно за другим стали мелькать названия любимых песен: «For No One», «Concrete and Clay», «Walk Away Renee» [12]… Уж наверно, они бы и их сыграли. Точно я сказал — настоящий рай. — Идем отсюда.
Уходя, я не рискнул оглянуться. Но впервые в жизни подумал, что, может, жена Лота была не так уж и глупа.
Снаружи на залитой солнцем стоянке по-прежнему царила тишина. Никакой музыки больше не было, и я понимал — это значит, что и их тоже нет. Вернись сейчас в магазин, и там вместо моей сбывшейся ненадолго мечты все как всегда — суп «кэмпбелл» и замороженные ножки ягненка на своих привычных местах.
Посреди стоянки появились два дешевеньких зеленых садовых стула. На сиденьях стояли большие пластиковые стаканчики. Где-то неподалеку работала бензопила — воздух полнился ее звуками и запахами. Громко залаяла собака — гав-гав-гав, — будто спятила. На стоянку заехала машина. Раздался свист — долгий и высокий. Женский голос сказал «привет». День окончательно продрал глаза и спускался к завтраку. В пластиковых стаканчиках оказался кофе — идеально сладкий и обжигающе горячий, как раз по моему вкусу. Меня это все совершенно не удивило. Барри демонстрировал, что он превосходный хозяин, только и всего. Сидя на краешке дешевого железного стула, я разглядывал машину скорой помощи на другом конце стоянки. На несколько секунд мое сердце опять пустилось в свой танец. Я подул на дымящийся кофе и стал его пить маленькими осторожными глотками.
— Ладно, подошло время сказок. Просветите меня насчет происходящего.
— Вы ведь, если я не ошибаюсь, человек не очень религиозный, мистер Маккейб?
— Нет, но я верю, что Он есть. Всем сердцем верю.
— Ну, разумеется, Он есть, но совсем не так, как вы думаете. Вы хотите, чтобы я вам изложил ситуацию подробно или предпочитаете сокращенный вариант? — Он произнес это с усмешкой, но я-то знал, что он говорит серьезно.
— Сокращенный, Барри. У меня синдром дефицита внимания. Мне трудно подолгу сидеть на одном месте.
— Договорились. В таком случае мне лучше всего начать с цитаты из Библии: «Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал». Это из Книги Бытия, буквально же бытие означает «жизнь». В первой главе вашей Библии говорится о сотворении Вселенной.
— Вселенной? Но я думал, что в Бытии говорится о сотворении жизни на Земле.
— Нет-нет-нет, это начало всего — всех планет, всех живых существ, всех клеток. Но человечество с привычной тщеславностью думает, что все это относится только к нему. Самое же важное здесь — символический седьмой день, когда Бог завершил Свои дела и почил. День этот теперь подходит к концу, мистер Маккейб. Недалеко то время, когда Он снова проснется, так сказать, и восстановит свою власть.
— Армагеддон?
Я задал этот вопрос в точности таким же тоном, каким однажды спросил врача реанимации: «Я умираю?» — в меня тогда всадили пулю, и я чувствовал, что отключаюсь.
Барри это понравилось. Услыхав это самое страшное слово в человеческом словаре, он прыснул со смеху и отхлебнул из своего стаканчика.
— Нет, гораздо интереснее. Представьте себе на минуту, что Бог — это медведь.
Я смотрел на две серебристые звездочки двух серебристых самолетов — они летели в разные стороны, прочерчивая инверсионными следами кобальтовую синь неба.
— Медведь, говорите?
— Именно. Представьте себе Бога в виде медведя, который, сотворив небеса и землю, залег в спячку на миллиарды и миллиарды лет. Он выкинул время из головы.
От такого предположения у меня мозги съехали набекрень, я только и мог, что слабым голосом повторить:
— Миллиарды лет…
— Совершенно верно, но прежде чем заснуть, Он позаботился о том, чтобы в определенный момент проснуться.
Я больше не мог сдерживаться.
— Да бросьте вы! Бог-медведь сотворил Вселенную и завалился дрыхнуть? Но не прежде, чем велел себя разбудить по телефону. Кому он для этого позвонил, дежурному администратору?
Барри зажал свой стаканчик между колен и потер ладони. В голосе его, до этого момента звучавшем дружелюбно, послышались саркастические нотки.
— Можете сколько угодно ехидничать и терять время, но на вашем месте я бы лучше помолчал, мистер Маккейб. Я бы вам посоветовал слушать, потому что итогом этого разговора может стать спасение жизни вашей жены.
— Продолжайте.
— Гениальность Божьего замысла была в его простоте. — Он развел руки в стороны, как рыбак, хвастающий своим уловом. — Он все сотворил — Вселенную, вас, меня… все, а потом почил. Но прежде Он устроил так, чтобы в определенное время мы все вместе его разбудили. Он нам дал знания, ресурсы всякого рода, а также достаточно времени для индивидуального развития, чтобы мы общими усилиями создали механизм, который разбудит Бога, когда придет время.
— Вся Вселенная действует согласованно, создавая машину, которая разбудит Бога?
— Говоря упрощенно — да. И обратите внимание на его великодушие — он учел различия между отдельными видами. Каждая цивилизация развивалась в своем темпе. Некоторые на миллиарды лет опередили других, но это не имеет значения. Что касается «будильника», то он может быть создан лишь совместными усилиями всех цивилизаций, независимо от того, насколько они продвинулись в своем развитии. Это и есть самое важное. Единственно важное.
— Похоже на строительство Вавилонской башни. Он принялся отламывать кусочки пластика от края своего стаканчика и опускать их на дно.
— Верно — но только в небесном масштабе.
— В небесном. Что это значит? Ладно, проехали, не надо. Барри, давайте ближе к делу. Понимаю, это с моей стороны чистой воды эгоизм… но я-то здесь при чем? Как случилось, что моя жизнь превратилась в картину Сальвадора Дали?
— У каждой цивилизации в этом замысле своя задача. Представьте, что все мы — работники завода, создающего одно-единственное изделие. Многие свое задание уже выполнили. Одни — пять миллиардов лет назад, другие — пять минут назад. Но работа не прерывается ни на минуту — вселенская машина создается винтик за винтиком.
— Почему вы ее не назовете Божественной машиной?
— Потому что ее строят миры, а не Бог, мистер Маккейб. В этом-то и смысл всей затеи.
— Ну а я-то здесь при чем? Что общего у копа из Крейнс-Вью, штат Нью-Йорк, с этой вселенской машиной?
Он отвел глаза:
— Мы не знаем.
В следующую секунду я почувствовал на ладони теплую влагу — непроизвольно сдавил пальцами пластиковый стаканчик, тот расплющился, и кофе вытек.
— Вы не знаете?
Он вздохнул, как старик, который только что сбросил с ног тесные ботинки. Он долго молчал, прежде чем снова заговорить:
— Мы не знаем, что именно должно быть сделано на Земле. Нам удалось только примерно установить, кто это должен сделать.
— Я?
