Джонатан Кэрролл - Деревянное море
— Как долго вы здесь находитесь, а, Барри?
— Чуть больше месяца. Некоторые дольше, как Скьяво, например. Вы и сами знаете, эти двое много лет здесь прожили. Хотите попробовать русской жевательной резинки? Вкусная.
Я просто опешил.
— Так значит, Скьяво… Джеральдина пришелец? Господи боже мой! Вот почему они непонятно куда исчезли, а их дом… Черт возьми! Но зачем вы здесь?
Наклонившись вперед, он сказал водителю:
— Нейт, останови машину. Нам нужно какое-то время до больницы.
— А что будет с моей женой?
— С ней до больницы ничего не случится. Не беспокойтесь. Все это у нас под контролем, мистер Маккейб. Во всяком случае, в той части, которая касается этого. Верьте мне, прошу вас.
А что мне еще оставалось? Интересно, на какую часть их контроль не распространялся?
Машина замедлила ход и резко повернула вправо. Я выглянул в окно. Мы остановились на парковке у супермаркета «Гранд Юнион». Забавно, потому что именно там был найден Олд-вертью в тот первый день.
— Вы нарочно здесь остановились? Это место для вас имеет какое-то символическое значение?
Барри-Улыбка улыбаться перестал и с озадаченным видом ответил — нет, мол, просто надо где-то поговорить, а здесь удобно. Я ему не поверил. Он толкнул дверцу и жестом предложил мне выйти из фургона. Что я и сделал, проверив сначала Магду. На парковке почти не было машин, но над испещренным выбоинами и трещинами асфальтом уже поднимался дневной жар. Над нашими головами парила одинокая чайка. Увидев что-то на земле, она спикировала вниз. Чайку привлекло расплющенное тельце мышки. Она принялась клевать то, что осталось от зверька.
— А у нас никаких животных нет, — сказал, глядя на нее, Барри. — Они такие необычные. Вам повезло, что они у вас есть. Они мне нравятся на Земле больше всего остального — животные.
— И какие ваши любимые?
Чайка с раздавленной мышью в клюве поднялась в воздух. Усевшись на верхушку фонарного столба, она огляделась, будто в недоумении — как она там оказалась. Барри усмехнулся. Он стоял, откинув голову назад, чтобы видеть птицу.
— Интересный вопрос. Навскидку я бы ответил, что мне нравится птица додо или стегозавр, хотя его вряд ли можно назвать животным, да?
— Нет, большинство людей назвали бы его динозавром. А додо — вымерший вид. — Я ждал, что он ответит, но он продолжал смотреть вверх.
Чайка лениво взмахнула крыльями и улетела, все еще держа в клюве свою мерзкую добычу.
— Да, оба они вымерли.
— Но вам доводилось видеть их, пока вы были на Земле, или я не прав, Барри?
Мой любимый марсианин покачал головой:
— Вы не правы. Прибыв сюда, мы прежде всего сделали обзор истории человечества. Мы побывали во всех прошедших эрах земли, чтобы понять, откуда взялись люди.
— Хм-м, — только и сказал я.
Что еще мог я сказать, стоя на парковке у «Гранд Юнион» и слушая, как человек из космоса рассказывает о своем посещении юрского периода, где он на практическом занятии по основам истории человечества знакомился с динозаврами?
— Полагаю, вам трудно в это поверить. Хотите, я вам представлю доказательства, мистер Маккейб?
— Барри, вы снова прочли мои мысли.
— Справедливо. Что бы мне вам продемонстрировать? Кого бы вы хотели увидеть? Стегозавра?
— Нет, он еще, чего доброго, проломит асфальт, и мне придется арестовать вас обоих за нарушение общественного порядка. Неужели вы это серьезно? Неужели вы можете вызвать сюда все, на что мне захочется взглянуть?
— Да, если только это существует или существовало в прошлом. Я уже сказал, мы не всемогущи.
— Я совершенно точно знаю, кого хочу увидать.
— Уверяю вас, стегозавр не проблема…
— Бог с ним, Барри. Хотите мне доказать, что вы тот, за кого себя выдаете? Так я вам скажу, кого я хочу увидеть.
Выслушав меня, он даже плечи опустил — мол, только и всего? Но уже через секунду выпрямился и сказал: хорошо, следуйте за мной. Он двинулся через стоянку к супермаркету.
— И с Магдой все будет в порядке?
— Конечно, уж поверьте мне.
— Вы все время это говорите. Но почему я вам должен верить?
— Через пять минут поймете почему. А пока просто верьте, что с вашей женой ничего не случится.
Его широкое открытое лицо внушало доверие. Он прекрасно подходил для того дела, ради которого его послали. Стоило только увидеть этого парня — и сразу возникала уверенность, что ты в надежных руках. Может, у меня и не все гладко, но вот человек, который вроде бы знает, как мне помочь. Я ему буду верить.
Жаль все же, что он пришелец.
Он резко остановился, повернулся и посмотрел мне в глаза.
Мне словно в лицо плеснули ледяной водой.
— Что? Что случилось?
— Что-то… — Он провел несколько раз тремя пальцами по подбородку, словно проверяя, не отросла ли у него щетина. — Здесь, в городе, только что случилось что-то значительное. Не знаю, что именно, но событие важное. Я это почувствовал. Очень сильное ощущение. Оно на многое повлияет.
— На что?
Он поднял руку ладонью вверх.
— Не знаю что, но что-то… что-то явно случилось в вашем городе, и оно на многое повлияет.
— У вас концы с концами не сходятся, Барри. Вы добрались сюда с вашей планеты, можете манипулировать временем, воскрешать мертвых, вызывать из прошлого динозавров, а тут такая ерунда… Кстати, а откуда вы к нам пожаловали?
— Проще было бы выразить это языком математики, но поскольку вы в ней не сильны, прибегну к фонетике: Кресин Артофель.
— Крысиный Картофель? — вырвалось у меня помимо головы. Я расхохотался, и смех мой был похож на вопли какой-нибудь редкой тропической птицы: ах-ха-ах-ха-ах-ха. — Так вы, значит, прилетели с Крысиного Картофеля? — Мне было никак не остановиться. Дурацкое название — как имя какого-нибудь персонажа из телешоу для малышей. Ко всему прочему я был на грани — мой мозг после всего, что ему досталось, начал таять, как разогретый воск.
Пока я смеялся, Барри, выставив большой палец, принялся что-то аккуратно писать им в воздухе. Когда он с этим покончил, между нами в пространстве повисли толстые белые буквы: КРЕСИН АРТОФЕЛЬ.
— Где это?
— Планета видна с Земли, она находится за туманностью Рака.
— Ага, значит, ваша картофелина закатилась за рака. Все сходится. — Я указал на идиотские буквы, висевшие в воздухе. Они были яркие, словно горели. — В другое время у меня от этого крыша бы поехала. А так, знаете, что я чувствую? Усталость. Невдолбенную усталость. Ну так идем — проверим, правду ли вы говорите. — Теперь уже я зашагал впереди к супермаркету, хотя и не был уверен, что мы направляемся именно туда.
Немного помедлив, он потянулся к белым буквам, схватил их и сунул в карман.
— Не нужно, чтобы другие это видели. Мало ли что люди подумают.
— И правда. Мы в супермаркет идем?
— Да. Это-то я вам и хочу показать.
Еще до того, как мы туда добрались, я понял, что все это правда, что Барри — тот, за кого себя выдает. Я знал: то, что мне предстоит увидеть, невозможно, но я все равно это увижу. Я его уже слышал. Половина западного мира пошла бы на смертоубийство, чтобы услышать то, что слышал я.
Я остановился и посмотрел на пришельца, но он, продолжая шагать вперед, сказал, не поворачиваясь:
— Идемте. Внутри вам будет лучше слышно.
Он подошел к двери супермаркета и открыл ее. В то мгновение, когда дверь распахнулась, музыка зазвучала громче, и я чуть не потерял голову от радости. Я не верил своим глазам и ушам. Живую музыку узнаешь сразу — это тебе не радио и не «фанера» какая дерьмовая. Волнующая естественность, надрыв гитарных струн, бьющая по ушам звуковая волна, оглушительные раскаты ударных. Исполнение было живое, и исполнителями были они: теперь я уже их видел. Господи боже мой, это были они.
Я сотни раз бывал в этом магазине, но никогда его таким не видел. Прямо посреди торгового зала, где прежде стояли стеллажи с продуктами, возвышался помост. Но ничего профессионального, поймите меня правильно. Никакого сверкания, ничего дорогого или хоть немного соответствующего тем, кто стоял на сцене и играл только для Барри и для меня.
Они видели, что мы идем к ним, но отреагировали лишь пожатием плеч, приветственными кивками головы. Их спокойствие говорило о том, что мы им нисколько не помешали, — к публике они привыкли.
Джон Леннон сидел на краю помоста — во рту сигарета, в руках верный «рикенбакер». Ему было лет двадцать пять, может тридцать, как и остальным. Пол стоял на другом конце сцены, рядом с Джорджем. Оба дурачились, импровизировали на гитаре и басу. Пол напевал какую-то паршивенькую версию «I Feel Fine» [10]. В глубине сцены Ринго с закрытыми глазами наяривал на ударнике. «I Feel Fine» в халтурном битловском исполнении. В халтурном или нет, но это были они, битлы, их манера — хер ее с чем спутаешь.
