Эрик Сигал - Однокурсники
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил он у нее.
— Мне страшно. Надеюсь, у нас все получится.
Она сжала его ладонь.
— Не волнуйся, — ответил он.
А потом, помолчав несколько минут, спросил:
— А кстати, что ты сказала матери?
— Знаю, ты будешь смеяться, но мне пришлось соврать, чтобы она поверила. — Она несмело улыбнулась. — Я сказала, будто мы уходим, чтобы пожениться.
Он ответил усталой улыбкой и сжал ее руку.
— А вдруг так оно и есть, Аника?
— Ты это серьезно, Дьёрдь?
Он помедлил немного и сказал:
— А зачем я, по-твоему, взял тебя с собой?
Они оба откинулись назад и замолчали, обессиленные. Через несколько минут она печально произнесла:
— Интересно, как там, в Будапеште, хотела бы я знать.
— Заставь себя не думать об этом, — ответил он.
Она кивнула. Но в отличие от Дьёрдя ей было непросто совладать со своими воспоминаниями.
Вернулся Гёза.
— Австрия всего в нескольких километрах отсюда — нужно пройти пешком через лес, который начинается за домами. Если выйти прямо сейчас, можно добраться туда затемно.
Дьёрдь взглянул на Анику. Она встала, не говоря ни слова.
Снова пошел сильный снег. Он беззвучно падал пушистыми белыми хлопьями. Вскоре все трое промокли насквозь и продрогли. Городские туфли на тонкой подошве совершенно не грели — в них было все равно что босиком.
Но они были не одни такие. То и дело им встречались группы людей, иногда семьи с детьми. Иногда они просто кивали друг другу, иногда обменивались скудной информацией, рассказывали, кто что знает. Да, мы думаем, граница в том направлении. Да, мы действительно слышали, что большинство пограничников дезертировали. Нет, советских солдат мы не видели.
В чаще леса они то и дело натыкались на бункеры, из которых угрожающе торчали стволы пулеметов. Это были пограничные посты, вероятно покинутые людьми. Друзья просто обходили их стороной и продолжали двигаться вперед, в любую минуту ожидая выстрелов в спину.
На снегу что-то зловеще сверкнуло. Неподалеку раздался лай собаки. Все трое застыли на месте, не в силах пошевельнуться.
— Это пограничный патруль? — испуганным шепотом спросил Гёза.
— Дьявол, откуда же мне знать? — шикнул в ответ Дьёрдь.
Через секунду-другую путь им преградил какой-то человек с немецкой овчаркой. Но оказалось, это всего лишь кто-то из местных вывел собаку на прогулку. Они поспешили дальше.
Еще минут через пять лес закончился. Внизу, у подножия холма показалось то, что, скорее всего, и было австрийской границей. Они увидели, как солдаты в шинелях останавливают у ворот транспорт, разговаривают, жестами требуя показать документы. Некоторым машинам разрешалось проехать, другие отправлялись обратно.
— Ну вот мы и на месте, — объявил Гёза.
В его измученном голосе послышались ликующие нотки.
— Да уж, — криво усмехнулся Дьёрдь, — теперь осталось всего-навсего проскочить мимо пограничников. Кто-нибудь умеет летать?
Вдруг незнакомый голос произнес:
— Стоять, руки вверх!
Они резко обернулись и увидели позади двоих мужчин в военной форме. Один из них держал в руках автомат.
Проклятье… пограничный патруль!
— И куда это мы собрались? Уж не на пикник ли в Австрию, случайно?
Ни Дьёрдь, ни Гёза, ни Аника не ответили. От безысходности все трое утратили дар речи. У второго военнослужащего была рация, по которой он уже начал связываться с начальством.
Понимая, что терять уже нечего, Дьёрдь предпринял отчаянную попытку договориться.
— Послушайте, мы же с вами — венгры. Через несколько часов мы все окажемся у русских в плену. И вас, парни, это тоже касается. Может, мы все-таки…
— Молчать! — рявкнул тот, который держал рацию. — Мы поймали вас при попытке незаконно пересечь государственную границу.
Но Дьёрдю показалось, будто парень с автоматом ищет его взгляда. Ему почудилось или солдат в самом деле слегка качнул головой, словно желая сказать: «Бегите отсюда»?
Впрочем, это уже не имело значения. Оставался последний шанс вырваться на свободу, и каждый из них интуитивно это осознавал.
Дьёрдь едва заметно коснулся руки Аники. Она все поняла. И в то же мгновение оба бросились бежать. Гёза, тоже желая спастись, рванулся влево, а Дьёрдь с Аникой ринулись вправо.
Не успели они сделать и нескольких шагов, как вдогонку им засвистели пули. Может, автоматчик и не целился в них, но у Дьёрдя не было желания это уточнять. Пригнув голову, он припустил что было сил.
Дьёрдь не помнил, как долго он уже бежит. Знал только, что совсем не чувствует усталости. Он мчался, проваливаясь в сугробы по колено до тех пор, пока до него не дошло, что стрельбы больше не слышно. Наступила полная тишина. Он вдруг очутился посреди широкого заснеженного поля.
Почувствовав себя в безопасности, он замедлил шаг. И только сейчас понял, что совершенно выбился из сил и вот-вот упадет. Он слышал лишь собственное тяжелое дыхание. Он обернулся, чтобы взглянуть на Анику.
Но не увидел ее. Сзади никого не было. Постепенно до него дошло: ее больше нет рядом с ним. Он был слишком занят собственным бегством, чтобы думать о ней.
Может, она споткнулась и упала? Побежала не в ту сторону, заблудившись из-за снегопада? А может, ее задела одна из пуль?
Дьёрдь пошел назад по своим следам в снегу. Он хотел позвать ее по имени, раскрыл рот, но не издал ни звука. Ему стало страшно. Он боялся привлечь к себе внимание. А если он так и будет идти в обратную сторону, то его обязательно схватят. Как, наверное, уже поймали ее. Не будет ли это равносильно самоубийству?
Нет, Аника наверняка хотела бы, чтобы он продолжил свой путь и спасся. Он снова повернул, стараясь не думать о девушке, которая любила его и бросила все ради того, чтобы быть с ним.
Прошло совсем немного времени, когда он увидел вдалеке — или ему показалось, будто увидел — очертания башни на фоне вечернего неба. А затем он разглядел, что это колокольня.
В Венгрии таких церквей нет. Это точно Австрия. Он двинулся в сторону башни на горизонте.
Спустя полчаса Дьёрдь Колошди, пошатываясь, вошел в австрийский городок Наункирхен. Местные жители отмечали какой-то свой праздник. Едва завидев его, все сразу роняли, кто он. Или, по крайней мере, откуда. Один из мужчин — пухлый, розовощекий — подошел к нему, выставив Указательный палец.
— Bist du ungarisch? — спросил он.
Даже в своем полубессознательном состоянии Дьёрдь догадался, что его спросили, не венгр ли он. И что еще важнее, с ним говорили по-немецки. Он был в безопасности.
