Эдуард Тополь - Кремлевская жена
Я стянула с себя докторский халат и шапочку, застегнула по форме милицейский китель и вышла из машины. Шофер автокрана продолжал медленно поднимать вверх «стакан» со своим напарником. В кабине, на сиденье, стоял деревянный ящик с пустыми ячейками и черной расплывшейся маркировкой «1-й Московский ликеро-водочный завод», а под ветровым стеклом был портрет Сталина – черно-белая фотография, которые на черном рынке идут по три рубля штука. Я подошла к шоферу.
– Путевка есть?
– Есть. А чего? – спросил он испуганно.
– Покажите.
– А чё я сделал-то? – Он спрыгнул на землю и стал шарить во внутреннем кармане своей куртки-«бабочки».
Это мне всегда нравится в нашей работе – ты только приближаешься к человеку, ты только спрашиваешь у него что-то совершенно безобидное, а он уже трусит, он уже боится тебя. Причем чем вежливей ты с ним разговариваешь, тем больше он тебя боится.
Наконец шофер достал путевку, я развернула ее и прочла:
«Управление коммунального хозяйства Мосгорисполкома.
Гараж номер 2. Набережная Туполева, 49»
– А где это – набережная Туполева? – спросила я как бы припоминая.
– А на Яузе, за Курским вокзалом. А в чем дело-то?
– Кроме вашего гаража, где еще автокраны есть?
– А я знаю? А чего?
Какая-то дубоватость была в его фигуре, как будто он загораживал что-то спиной. Ну, я-то догадывалась что – ящик из-под водки, но не это меня сейчас интересовало…
– Да ничего! – сказала я и кивнула на транспарант про гласность и на портрет Сталина. – Одно вешаешь, а другое под стеклом возишь.
– А имею право! А чё?! – уже с некоторым вызовом сказал он.
– Ну а транспаранты эти вы ж не каждый день вешаете, а?
– Ну… – подтвердил он туповато, не соображая, куда я клоню.
– А в другие дни что делаете? Фонари чините или дома красите?
– Ну, чё дадут, то и делаем. А чё?
– То есть у вас одни автокраны в гараже? Так, что ли? Специализация?
– Эй! – крикнул сверху рабочий. – Долго я тут висеть буду?
Я отдала путевку шоферу:
– Ладно, работайте. За Курским вокзалом, говоришь?
– Ну…
– Сколько у вас автокранов? – спросила я через тридцать минут диспетчершу гаража номер 2 на набережной Туполева, 49. Толстая щекастая диспетчерша с иссиня-черной халой на голове, золотыми зубами и папиросой во рту восседала в крохотной комнате возле проходной, через окошко принимала путевки у возвращающихся с ночной смены шоферов и уговаривала их поработать еще хоть несколько часов. Слава Богу, радиорепродуктор над ее головой передавал просто музыку. Зато в ногах у диспетчерши по грязному полу ползал годовалый белобрысый бутуз с большой и деформированной, как груша, головой и с глазами немыслимой синевы и задумчивости. Одетый в майку с надписью «Спартак» и длинные темные трусики, малыш с такой силой сосал свои пальцы, что на его кистях были открытые раны. Но диспетчерша не обращала на него никакого внимания.
– Сколько у нас кранов-то? – переспросила она. – Всего у нас сто тридцать кранов…
– На всю Москву? – удивилась я.
– Да если бы эти сто тридцать работали! – воскликнула диспетчерша. – Половина всегда стоит, считайте… – И крикнула в окошко: – Сидоркин, у меня три заявки в твоем районе!..
– На фуй! – отмахнулся шофер по фамилии Сидоркин.
– Постой, я тебе сверхурочные выпишу!
– На фуй! – опять отмахнулся Сидоркин. – Я спать пошел.
– Разувалов, поедешь за Сидоркина? Там делов-то – шесть транспарантов навесить!..
Шофер по фамилии Разувалов даже не удостоил ее ответом. Вышел из проходной на набережную, голоснул проезжавшему такси.
– Видали? Не хотят работать! – пожаловалась мне диспетчерша, не обращая внимания ни на мальчишку на полу, ни на трезвонивший на столе телефон.
– На хозрасчет, наверное, хотят? – спросила я, невольно косясь на ребенка, который взял с пола окурок и стал жевать беззубым ртом. – У нас в Полтаве некоторые гаражи и автопарки уже перешли на хозрасчет, и водители стали зарабатывать вдвое больше…
– Нет, что вы! – сказала диспетчерша и схватила наконец телефонную трубку. – Алло!.. Четыре фонаря? Когда вы звонили? Откуда я знаю, почему не приехали! Давайте адрес по новой… – Она, записав адрес, дала отбой и сказала мне: – Сумасшедший дом!..
Я в это время не выдержала, наклонилась к малышу и забрала у него окурок. Малыш посмотрел на меня с немым вопросом и тут же засунул в рот обсосанную почти до кости руку. А диспетчерша говорила мне, по-прежнему не обращая на ребенка внимания:
– Каждый день по Москве хулиганы бьют шестьсот – семьсот уличных фонарей! Демократия, итти ее мать. – И повернулась к шоферу, проходившему мимо ее окошка: – Кузькин, эй! Электрик хренов! Чертаново – это ж твой район! У тебя есть заявка на четыре фонаря в проезде Дружбы народов?
– Так я им вчера поставил! – сказал Кузькин.
– Опять разбили!
– Посидят без света – на их район больше лимита нету. – И Кузькин тоже вышел из проходной на улицу.
– Врет! – убежденно сказала диспетчерша. – Какой хозрасчет?! Зачем им? Как я проверю – поставил он эти четыре фонаря или налево продал, на дачи? – И крикнула в окошко: – Бердяев! Ты где был всю ночь? Из твоего района мне телефон оборвали.
– Коробка передач полетела…
– Врешь небось? Как же ты в гараж приехал?
– Вот так, на первой передаче… – И шофер Бердяев тоже ушел.
– И этот врет, – сказала диспетчерша. – Они ж как? Берут машину, едут по путевке в свой район, двадцать минут там покрутятся и – налево. Днем – на дачное строительство, ночью – водкой торгуют. На черта им хозрасчет? При хозрасчете работать надо! А он за эту ночь водкой столько наторговал, что ему все сверхурочные – гроши! И вообще на кой эта перестройка? От нее ж только хуже! Раньше как? Каждый знал, где воровать, как, сколько и кому в лапу сунуть, сколько на государство работать, а сколько на себя. А теперь? Ни порядка, ни жратвы. – И снова в зазвонивший телефон: – Алло!..
Я взялась за изучение ее диспетчерского журнала, но поминутно взглядывала на этого удивительно тихого малыша, продолжавшего ползать по полу и сосать свою руку. То, что эта диспетчерша уже не боялась говорить все, что думает, человеку в милицейских погонах, тоже было чем-то новым, отличным от брежневских времен. А впрочем, может, люди уже до такой ручки дошли, что и самому Горячеву что угодно скажут…
Тут по радио прозвучало:
«– Мы передавали концерт по заявкам танкистов. А сейчас в эфире информационная программа: „Время, события, люди“. Сегодня в выпуске: интервью с начальником Главного бронетанкового управления Министерства обороны генерал-лейтенантом Галкиным, репортаж о перестройке в селах Нечерноземья и…»
