Александр Бирюков - Длинные дни в середине лета
— Ну и ладно. Вам-то что?
— Мне ничего. Но вы, молодые, очень языкастые. Ну-ну, не груби! Я тебе добра хочу. А старших нужно слушать. Вот ты мне кто? Никто. А я о тебе позаботилась. Ты мне благодарной быть, должна, а ты фыркаешь.
— Иди со своей заботой знаешь куда? — Наташка вышла во двор.
— Нет, плохо вас, молодежь, учат, — сказала Ольга Владимировна с крыльца. — Ничего вы не понимаете. Вот я хотела тебе на мороженое дать за то, что с Максимом посидела, а теперь не дам, раз такая грубиянка. Себе же навредила.
— Кобеля убери! — крикнула Наташка, и Ольга Владимировна затрусила за ней к калитке.
Наташка еле успела выйти на улицу, как, гремя цепью, Майор рванулся за ней. Он носился вдоль забора и в бессильной ярости клацал зубами.
— У, сука, — прошептала Наташка и швырнула в забор камень. — Что скажешь?
Майор заметался, как будто его ошпарили.
— Эй! — позвала она, сразу перестав злиться. — А как там дочка ваша, родила?
Ольга Владимировна вернулась к забору и закричала на всю улицу:
— А что ей сделается? Родила, конечно. Им это просто, как чихнуть.
...В Москву Наташка приехала на электричке, послонялась по площади, зашла в уборную. Захотелось пить, и Наташка долго пила из-под крана, хотя вода была теплой и воняла карболкой. Выпрямившись, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Нинкино художество совсем размазалось, картинка была неважная. Рядом наводила марафет ярко-рыжая женщина лет сорока. Вот у нее получалось!
— Ну и что? — спросила она Наташку. — Кино это тебе?
— Я тоже, синеньким хочу.
— Иди сюда. Какой дурак тебя намазал?
— К этому мастеру вся Каляевская ходит и даже часть Новослободской.
— Тебе ничего не нужно. Ты инженю.
— А что это такое?
— Так называют артисток, которые играют девочек.
— Вы в театре работаете?
— В цирке.
— А что вы там делаете?
— По проволоке хожу. Знаешь, песенка такая есть — она по проволоке ходила?
— Слышала. А вы никогда не падали?
— Какое твое кошачье дело до моей собачьей жизни?
— Спросить нельзя?
— Стирай свое художество.
Наташка послушалась, придвинулась к зеркалу. Рыжая стояла сбоку, смотрела на нее.
— Вот так, — сказала она, — сразу другой вид. А матери скажи, чтобы выпорола.
— Она тоже в цирке работает. Может, вы ее знаете?
— Мало ли в Москве цирков.
— Постыдились бы! — сказала толстая женщина, выходя из кабинки. — Чему девочку учите?
— Ты беги! — окрысилась рыжая. — А то благоверного своего упустишь, ему уже надоело сумки стеречь!
— Тьфу! Откуда вы, паразитки, беретесь! — толстая заковыляла к выходу.
— Теперь уши вымой и шею. Что ж ты такая грязная?
— Сколько вам платят? — спросила Наташка.
— На торгу деньга проказлива.
— А мне сколько брать?
— Я откуда знаю? Дают — бери.
— А бьют — беги? Нет, мне точно знать надо.
— Дурочка, что в нашей жизни точного? Про Энштейна слыхала?
— А как брать? Сначала или потом?
— Бери сначала. Потом не получишь.
— А как подходить? Или ждать, когда сам подойдет?
— Конец света! — рыжая звонко шлепнула себя по ляжкам. — Ты за кого меня приняла?
— А чего? Чего ты смеешься?
— Ой, не могу, докатилась!
— Да ладно прикидываться! Думаешь, я не поняла?
— Да ты что? С ума сошла? Марш домой, дурочка!
— Как же! Тебе можно, а мне нельзя?
— Тихо! — крикнула рыжая. — Спектакль окончен, зрителей просят расходиться.
— Ты меня не обманешь! — Наташка загородила ей дорогу. — Я и так уже день потеряла. Пока не скажешь — не пущу.
— Да ты с ума сошла!
— Все равно скажешь.
— Что я должна сказать?
— Адрес! Мне клиент нужен.
— Я на поезд опаздываю.
— Вот и говори скорее.
— Не знаю я никаких клиентов.
— А я тебя не пущу. Я тебе сейчас всю морду расцарапаю. Хочешь?
— Это черт знает что такое. Ну, ладно — гостиница «Балчуг», тридцать пятый номер.
— А как сказать?
— Это меня не касается! — рыжая рванулась к выходу. — Как хочешь!
— У, воровка! Обмануть хотела!
...Гостиницу Наташка искала долго и когда наконец нашла, было уже часа четыре.
— Вы к кому? — спросила дежурная, поднимаясь из-за столика.
— В уборную можно? На нашем этаже засорилась.
— Вот ведь наказание! Прямо, хулиганство, а не туристы. Позавчера у нас одна тоже надумала — консервную банку хотела спустить. Ненормальная она, что ли? Или унитаз никогда не видела?
В коридоре было тихо, в каком-то номере пропели позывные «Маяка». Наташка постучала в тридцать пятый — никто не откликнулся. Она обернулась и увидели, что дежурная стоит в начале коридора, разглядывает ее. Тогда Наташка стукнула посильнее.
Щелкнул замок, мужчина средних лет в белой навыпуск рубашке открыл дверь. Он был чуть пьян.
— Вам кого? — спросил он.
— Здрасте. В этом номере вы живете?
— А кто же?
— Мне адрес дали.
— Заходите, — сказал мужчина, — только я ничего не понимаю.
Качнувшись, он посторонился, пропустил Наташку. Номер был одноместный, стандартно обставленный. На столе на мятой газете лежали крупно нарезанные куски колбасы и огрызок батона. Водки в бутылке было меньше половины.
— Так чем могу служить? — спросил мужчина.
Наташкина смелость вдруг куда-то делась, и она ответила совсем тихо:
— Она сказала, «Балчуг», тридцать пятый номер.
— Кто она?
— Рыжая такая.
— Не знаю. Ну и что?
— Вот я и пришла.
— А зачем?
— Так.
— Что так?
— Взяла и пришла.
— Слушай, девочка, может, тебе нездоровится? Может, ты заболела?
— Нет, я здорова. Вы не бойтесь.
— А чего мне бояться? Ничего не понимаю. Да объясни ты мне все по-человечески?
— Значит, она адрес наврала. Вот ведь какие люди бывают!
— Люди разные. А ты-то кто?
— Никто. Я пойду, наверное.
— Ну иди. И разберись, пожалуйста, кто ты! А то очень трудно с тобой разговаривать. Подожди, может, водки выпьешь?
Наташка вернулась к столу.
— Да у вас тут мало, — сказала она, — вам ничего не останется.
— А ну-ка давай, опрокинь. Из моего стакана будешь?
— Мне немножко, в крышечку от графина.
— В крышечку? Чего притворяешься? По глазам вижу, что умеешь. — Наташка выпила. Обтерла рот рукой и улыбнулась — дела, кажется, шли на лад.
— Повеселела? — спросил мужчина. — А я голову ломаю, понять не могу.
— А сам отказывался. Проверял, да?
— Проверял. Снимай платье.
— Сначала деньги.
— Деловая. А сколько хочешь?
— По таксе, пять рублей.
— Дорого. А если трояк.
— За трояк жучку поймай.
— Ладно, — мужчина встал и запер дверь, — раздевайся.
— Деньги сначала.
— Вот они, видишь? Только их заработать надо. Или ты не хочешь? Может, я тебя не понял опять?
— Понял. Окно занавесь, видно все.
— Ах, ты застенчивая? А ну быстро, разговариваешь много.
— Отвернись.
Мужчина отвернулся, стал копаться в чемодане. Наташка раздевалась.
— Все снимай, все! — сказал он. — И ложись.
Наташка легла. Ощущение было, как перед уколом в поликлинике. Мужчина выпрямился, шагнул к кровати и что было сил хлестнул Наташку проводом от электробритвы. Она вскочила.
— Ты чего?
— Сучка! Сучка поганая! — кричал мужчина. Наташка металась по комнате, спасаясь от ударов, а он хлестал и хлестал ее. — А может, и моя Ленка проституткой стала? Я тут по кабинетам бегаю, оборудование выбиваю, а разве мать-дура уследит? Кто ей комбинацию с кружевами подарил? Кто ей засос на шею поставил? Говори!
Он бросил шнур, сел на кровать и заплакал. Наташка, всхлипывая, одевалась.
— Псих ненормальный, — сказала она. — Я-то при чем?
— Тебе мало? — он опять схватил шнур.
Наташка бросилась к двери, ключ заело, и он успел еще пару раз хлестнуть ее по спине. Дежурная словно караулила у двери, и Наташка, вывалившись из комнаты, налетела на нее.
— Это что такое? — закричала дежурная. — Что это вы себе позволяете?
— Босоножки отдай!
Он нагнулся и швырнул их так, что они чуть не пробили стену в коридоре.
— Только и приезжают безобразничать! — сказала дежурная — Дома небось тихие.
Наташка, размазывая слезы, пошла к лестнице.
— Подожди, — позвала ее дежурная. — Еще понадобишься. Не все такие психи. Ты что, глухая?
...Домой Наташка пошла пешком. Идти было неблизко. Она машинально двигалась по уже шумным вечерним улицам, машинально сворачивала в нужную сторону. Иногда она вдруг останавливалась и подолгу стояла на одном месте. Поток оттеснял ее к самым стенам домов, к пестрым витринам и унылым занавескам.
Где-то вдали прогромыхало. Потом пошел дождь. Людей на улице сразу поубавилось. Наташка разулась и пошла босиком. Ей стало легче, она остановилась у витрины, увидела себя, мокрую, с всклоченными волосами, и улыбнулась.
