Кэтрин Мадженди - Над горой играет свет
— Завтра? — переспросила я. Но она уже бежала к своему дому.
Ребекка нажала на газ. Краешком глаза я наблюдала, как она ведет машину. Размеренно и тихо, скучно, в общем. Но это мне даже нравилось, не возникало ощущения, что я могу навсегда взмыть вверх, будто нечаянно выпущенный воздушный шарик. Когда она вырулила на нашу подъездную аллею и заглушила мотор, я пробормотала:
— Спасибо, что спасли моего брата, мэм… то есть Ре…бекка.
Имя произнеслось само собой, хотя несколько медленно, но оказалось, что выговаривать его совсем не сложно, оно даже красивое.
Она обернулась ко мне, просияв улыбкой.
— Пожалуйста, Вирджиния Кейт, — только это и сказала, очень спокойным голосом, и посмотрела на свои ноги. — Я посеяла тапки.
Мы обе расхохотались.
— Наверное, нужно купить пляжные сабо, которые носите вы, девчонки.
— Пляжные сабо? — Я не сразу сообразила, о чем она. — Шлепки, что ли?
Ребекка кивнула.
— Ну ладно. Надо помыться, а потом поможешь мне приготовить ужин.
Погружаясь в воздушную пену, я вспомнила про первую свою ванну здесь, в Луизиане. Как я тогда смыла с себя грязь Западной Вирджинии и потом выпустила ее в сливное отверстие. Как постирали мамину блузку, и она перестала пахнуть мамой. Мне казалось, что с тех пор прошло сто лет. Промелькнула в памяти моя гора, но как-то смутно. Потом мамино лицо, тоже смутно, и тоже вскоре растаяло. А потом наш дом, клен, моя комната с желтыми стенками и железной кроватью помаячили несколько секунд — и, померкнув, качнулись прочь.
Намылив шампунем волосы, я выдернула затычку и стала споласкивать голову под краном, луизианская грязь с урчанием устремилась в слив, я почувствовала, что вода потянула за собой и мои волосы. Меня всю могло бы утянуть вниз, а потом по трубам в Миссисипи, не будь я такой тяжелой. Я открыла под струей глаза и тут же снова зажмурилась.
ГЛАВА 22. Все хорошее слишком быстро заканчивается
После расправы над змеей Ребекка занялась ужином. У нас были гамбургеры, запеченная картошка, а на десерт домашние конфеты пралине. Кофейный столик папа отодвинул к стене. Ребекка расстелила скатерть прямо на полу гостиной. Энди, тараща глаза и выразительно жестикулируя, рассказал про битву на канале.
Папа посмотрел на Ребекку:
— Ты действительно убила змею?
— Угу, — промычала она, откусив огромный кусок от гамбургера. В углу рта осталось немного горчицы.
Бобби, Энди и я восседали на подушках. На проигрывателе ждала своего часа пластинка Элвиса. Папа держал в руке высокий стакан, позвякивая парочкой ледяных кубиков. Ребекка налила себе сладкого чаю, а мы, дети, пили виноградный «Кул-эйд».
Перед каждым стояла бумажная тарелочка, моя идея. Но еда была разложена на красивых блюдах, и пили мы из настоящих сервизных стаканов. Мика и Энди соорудили двойные сэндвичи, поэтому им приходилось очень широко открывать рот. Для Бобби сэндвич порезали на кусочки, но он, подражая братьям, тоже старательно разевал рот.
Я заранее радовалась грядущему вечеру. Как-никак, собрались вместе, и все улыбались.
Но папа, вытерев салфеткой рот, сказал:
— У нас сегодня встреча с ректором.
Ребекка торопливо проглотила картошку.
— Почему ты не предупредил заранее?
— Разве? Я был уверен, что сказал тебе.
К этому моменту папа успел съесть лишь половинку гамбургера.
Ребекка запихала в рот огромный кусок картошки и стала энергично жевать. Теперь в уголке губ была не только горчица, но и крупинки соли с картошки. Когда Ребекка заговорила с полным ртом, мы уставились на нее, как на какое-нибудь диво из сериала «Сумеречная зона».
— Сегодня я убила змею. И спасла жизнь этому чертенку. — Она потрепала Энди по волосам, он посмотрел на нее так, как когда-то смотрел на маму. — А потому мне плевать, куда тебя несет на ночь глядя.
— Ах-ах, какие мы нынче сердитые. — Папа, закинув голову, глотал и глотал, я видела, как ходит вверх-вниз кадык, видела порез от утреннего бритья. Когда папа оторвался от стакана, он был почти пустым. Потом папа взглянул на меня, и в глазах его затеплилась нежность. — Да, Букашка. Хорошеешь с каждым днем. И когда ты успела так вырасти? А я даже не заметил. — Он произнес это свирепым басом, вроде как пошутил.
— Не знаю, папа.
— Ребекка, расскажи нам про все еще раз, как ты хрясь-хрясь по этой гадине. — Мике было уже тринадцать, но он еще любил слушать кошмарные истории, где присутствовали всякие «хрясь-хрясь». Он искоса глянул на папу. — Расскажи про змеюк, которые прятались в траве.
Папа поднялся с пола, но явно не знал, как быть. Ему хотелось уйти и хотелось остаться.
— Хьясь-хьясь, — сказал Бобби и, весело хохоча, стал крутиться в разные стороны, вся его нарезанная картошка вывалилась на скатерть.
— Терпеть не могу змей, — сказала Ребекка, прихлебывая чай, — мой двоюродный брат чуть не умер. Она укусила его при мне, я дико заорала. Что еще я могла сделать? К счастью, папа услышал крик, прибежал вовремя. Мне было всего пять лет, но было жутко стыдно, что я такая трусиха.
Папа наклонился и салфеткой стал бережно стирать с губ Ребекки соль и горчицу. Его взгляд еще был полон нежности. Посмотрев на папу, Ребекка слегка открыла рот, чтобы ему было проще стирать.
— Терпеть не можешь змей, а ради Энди решилась даже ее прикончить. «Лишь натяни решимость, как струну, — и выйдет все»[22].
Мы, притихнув, смотрели, как папа вытирает Ребекке рот, будто маленькой девочке.
Она потрогала пальцем краешек губ, там, где папа провел салфеткой. Потом взяла папину руку. Глядя ему в глаза, спросила:
— Ты еще не раздумал идти на свою встречу?
Папа резко выпрямился, Ребекка отпустила его руку. Мы ждали, что он будет делать дальше.
— Фредерик?
Папа, поморщившись, допил остаток.
— Нет, я должен пойти.
Ребекка на миг закрыла глаза.
— Понимаю. Что ж, лакомиться конфетами и Элвисом будем без тебя. — Она снова начала есть, не глядя на папу.
— Пап, а можешь позвонить этому своему Рекекектору? Что потом к нему придешь? — Энди так торопился это сказать, что выронил изо рта месиво из гамбургера и хлеба, прямо на скатерть.
Мика скептически закатил глаза.
— Ну, ты даешь, Энди. Нашелся умник-разумник.
— А что, правда… — вклинилась я. Но, увидев, как папа нетерпеливо барабанит по бедру пальцами, каждым поочередно, я поняла, что уговаривать его бессмысленно.
— Продолжайте этот чудесный пикник. Я скоро вернусь. — Папа сунул руку в карман, звякнули ключи, и он шагнул к двери.
Продолжали мы сосредоточенно, почти не разговаривая. Когда тарелки опустели, Ребекка пошла на кухню за конфетами, Мика завел пластинку. Мы с Энди стали танцевать твист. Вернулась Ребекка, поставив поднос с конфетами на пол, захлопала в ладоши. Мика поглядывал на Ребекку с гордостью. Он и не представлял, что она способна укокошить змею и назвать кого-то «сраным выродком» (перед ужином я успела все ему выложить).
Я думала, он уйдет, кинув в рот полподноса конфет. Но Мика не уходил. Когда зазвучал знаменитый рок «Голубые замшевые туфли», он вскочил и стал подпевать, ритмично крутя бедрами. Схватив картофелину, он поднес ее ко рту (микрофон) и запел громче, совсем неплохо для просто брата, не артиста. Под светом люстры его темные волосы ярко блестели. Терракотовая рубашка была тщательно заправлена в темно-коричневые вельветовые брюки. Над верхней губой пробивались усы. «Когда же он успел так вымахать?» — спросила я себя, как папа, сегодня вдруг заметивший, что я здорово выросла. Да, мы все становились другими.
Окна были распахнуты, струи воздуха от крутящегося потолочного вентилятора подхватывали пылинки, и они крутились вместе с нами. Я вдохнула сладкий запах олив и влажный запах земли, в которую Ребекка сажала цветы.
Энди, конечно, не причесался после ванны, и на затылке волосы прихотливо топорщились. Футболка была рваной до невозможности, иначе он был бы не он. Поглаживая свежую царапину на руке, Энди смеялся над Микой. Потом тоже вскочил и, глянув искоса на Ребекку (проверял, смотрит ли), решил не отставать от брата. Подражая рок-музыкантам, он начал играть то на невидимой гитаре, то на барабане, притоптывая в такт кое-как отмытыми ногами, крутясь и покачиваясь.
Бобби, глядя на него, тоже стал топать и крутиться, но в конце концов плюхнулся на попу, наверное, закружилась голова. Волосики были еще тонкими и мягкими, как пух, но уже заметно порыжели. Он повернулся ко мне и, просияв глазами, выдал:
— Зиния Кей! Зиния Кей!
Обнял меня крепко за шею и снова побежал к братьям.
Я оглянулась на Ребекку: как ей это? Она лишь улыбнулась в ответ. Что-то вдруг внутри екнуло, и мое ощущение нас с ней вмиг изменилось. Ребекка тоже встала и, взяв на руки Бобби, начала танцевать. Я вспомнила, как танцевала с нами мама, в тот вечер, когда все мы пахли после ванной мылом «Дав». Я скучала по ней, но я скучала по тогдашней маме, а не по другой, совсем не похожей на ту, танцующую.
