Рохинтон Мистри - Дела семейные
— Что тут происходило? Побоище? — спросил Йезад.
Мерван объяснил, что пришлось посетителя вышвырнуть.
— Сала, мадар чод, скотина, матери его черт, заявляется прямо как король, заказывает чай с фаршированной булкой, двойная порция масла и все, что полагается. Зубищами клацает, чавкает, жрет, морда довольная, как у козла на помойке, чаем запивает. А когда приносят счет, говорит: «Вы уж извините, у меня денег нет!» Официант сначала подумал, что шутит, так нет, ублюдок и впрямь отказывается платить!
Официант его за грудки, завязалась драка.
В конце концов трое официантов скрутили наглеца, а Мерван собственноручно обшарил его карманы.
— Ничего не нашел, только носовой платок засморканный. Пусто. И еще говорит: «Я же сказал, нет у меня денег… А есть хочется». Представляете, каков сукин сын?!
— По крайней мере, честный, — сказал Вилас.
— Да имел я матерь этой честности! У нас половине страны есть хочется, так если каждый честно будет меня объедать, мне на что жить? Я и врезал ему. От души.
В доказательство Мерван показал свою лапищу — мясистая ладонь, пальцы как сардельки, жертву можно было только пожалеть.
— Полицию звать без толку, — продолжал Мерван, — что они сделают? Надают и отпустят. Это я сам могу.
Однако на прощание Мерван дал ему полезный совет: лучше стащить на базаре яблоко или банан и когти рвать.
Тот сказал Мервану, что обыкновенно так и поступает, но сегодня у него особый день — десятилетие окончания колледжа, и ему ужасно захотелось выпить чаю с фаршированной булкой, как, бывало, они с приятелями делали в счастливые студенческие времена.
На этом он аккуратно заправил рубашку в штаны, причесался, завязал шнурки и пожал Мервану руку.
Так что расстались они вполне дружелюбно.
— Печально это, — заметил Мерван, — человек с дипломом не может найти себе работу.
— Обычное дело, — вздохнул Вилас. — Простой диплом ничего не дает. Единственные, кто хорошо зарабатывает, это компьютерщики.
— Про разбой на большой дороге слышал, про кражи со взломом слышал, про квартирные кражи слышал, но про налет ради чая с булкой… Что за времена настали! — Мерван развел руками.
Йезад с Виласом направились к своему обычному столику в глубине зала; появившийся в кухонной двери официант вопросительно поднял два пальца, они кивком подтвердили заказ. Заметив у входа приятелей, Вилас показал официанту четыре пальца, тот утвердительно кивнул. Вилас представил Йезаду Готама и Бхаскара.
Обменялись рукопожатиями, расположились за столиком. Бхаскар носил круглые очочки в стальной оправе, как у Ганди, у обоих были большие сумки из домоткани, заплатанные так же артистично и модно, как их джинсы. Через разрезы в домоткани заманчиво выглядывали цветные обложки журналов и книг, скромные дырки в джинсах обнажали избранные участки кожи.
Принесли чай.
— Сегодня я угощаю, — объявил Йезад и, обращаясь к официанту, распорядился: — Суно, бхаи, принеси, братец, четыре пирожка с мясом и тарелочку вафель.
— Ты что? — ужаснулся Вилас. — У тебя же денег из — за тестя нет…
— Все нормально. Я сегодня в «Кубышку» выиграл.
— Правда? А я не знал, что ты в «Кубышку» играешь.
— Первый раз в жизни. У нас соседка этим увлекается. Вещие сны видит, выигрышные. Она поставила за меня.
— Новичкам счастье, — фыркнул Вилас, — побереги деньги и не играй больше.
Готам сказал, что для большинства «Кубышка» — безобидное развлечение, вроде покупки лотерейного билета.
— Хотя, по сути, это подлинный бич. Весь Бомбей опутан криминальной паутиной проклятой игры.
Официант поставил на стол пирожки и вафли.
— Да будет вам, — усмехнулся Йезад. — Вас послушать, так получается, что в Бомбее заправляет коза ностра.
— На самом деле, коза ностра — детская забава по сравнению с бомбейскими делами, — стоял на своем Готам. — Не обижайтесь, но вы понятия не имеете, о чем говорите.
— Ну извините. — Йезад был ошарашен резким выпадом едва знакомого человека.
— Я хочу вам объяснить, — вмешался Бхаскар. — Видите ли, мы журналисты. Казалось бы, какая разница — купил человек лотерейный билет, завертелся барабан, он либо выиграл, либо проиграл. Или чья-то рука вынула из глиняной «Кубышки» одну игральную карту в девять вечера, а другую в полночь. Пофартило — выиграл один к девяти, не пофартило — продулся. Так? Но мы проводили аналитическое расследование «Кубышки». И Готам недавно опубликовал материал о ней: «“Кубышка” и политико-криминально-полицейская связка». В материале он затронул и Шив Сену, которой это не понравилось. Так вот, на прошлой неделе шивсеновцы подстерегли Готама около редакции.
— У меня все лицо было черным, — сухо сказал Готам, надкусывая пирожок.
— То есть они что, оскорбляли и угрожали? — не понял Вилас.
— Я в прямом смысле.
— Ты хочешь сказать, что они действительно…
— Именно.
По словам Готама, на него набросилось человек десять, они вопили, что журналистам, которые клевещут на Шив Сену и публично чернят ее доброе имя, они заплатят той же монетой. Выкрутили Готаму руки за спину и, держа за волосы, чтоб не мог отвернуться, вымазали ему лицо, уши, шею и даже рубаху заранее припасенным гуталином.
— Когда они бросили Готама, он был на Эла Джолсона похож, — сказал Бхаскар, и Йезад с Виласом рассмеялись. — Это не смешно! — окрысился журналист. — У меня дико слезились глаза, а кожа горела так, что я сразу побежал к врачу. Потом пришлось оттирать чертов гуталин — у меня до сих пор все лицо болит.
— Для этих людей не существует законов, — буркнул Йезад.
— Пари держу, что в какой бы шивсеновской ячейке ни состояло это хулиганье, в полицейском участке их наверняка знают поименно, — согласился Вилас.
— Ясно одно, — сказал Бхаскар, — статья попала в яблочко. Народ ведь считает, что не так уж это плохо, что Шив Сена вымогает деньги у богатых бизнесменов — собирает «пожертвования» на свою «благотворительность». Но «Кубышка» тоже используется для финансирования Шив Сены. И это на деньги от «Кубышки» приобреталась взрывчатка, которой террористы взорвали бомбейскую биржу. Видите, в чем парадокс? Враги нации и политические партии, которые проходят как защитники нации, кормятся из одного корыта.
— Проблема в том, что из него подкармливаются и миллионы простых людей, — задумчиво сказал Вилас. — Номера, на которые они ставят по вечерам, дают им резон просыпаться наутро. В определенном смысле, «Кубышка» — это Бомбей, а Бомбей — это «Кубышка».
— Звучит глубокомысленно, а на самом деле чушь, — озлился Готам. — Кто играет в «Кубышку», все должны понимать, что они поддерживают криминальную структуру.
— Что до меня, то я играл в первый и в последний раз, — заявил Йезад.
Готам одобрительно кивнул и поднес было пирожок ко рту, но Вилас придержал его за локоть:
— Стоп! Пирожок-то на деньги из «Кубышки» заказан!
— Знаю. Но если он пропадет, так криминалу от этого не хуже. И выбросить пирожок с мясом тоже уголовное преступление.
Все рассмеялись и принялись за хрустящие вафли. Меняя тему, Бхаскар спросил Виласа, почему тот перестал писать для драматического кружка — у него же наверняка полно сюжетов из писем.
— Да уж, — согласился Вилас. — Я только сегодня утром прочел письмо, которое может лечь в основу подлинной трагедии. Пришло из деревни в штате Уттар Прадеш и касается младшего брата моего клиента.
Вилас пересказал письмо из деревни: парень встречался с девушкой из более высокой касты, что вызвало возмущение всей деревни, в особенности родни девушки. Им запретили видеться. На всякий случай мужчины из ее родни избили парня, но это только прибавило пылу влюбленным.
Как-то вечером их застали вместе. Застали, растащили, избили, выдрали волосы, сорвали одежду. Срочно созвали собрание деревенского панчаята. Приволокли на собрание избитую и окровавленную пару.
Семья парня заявила, что если их сын совершил преступление, то надо обратиться в полицию. Семья девушки не соглашалась: дело касается деревни и требует наказания по традиции. Панчаят поддержал это мнение. Решение было принято за несколько минут: повесить обоих, предварительно отрезав им уши и носы.
Отец парня на коленях молил о милосердии, предлагал компромисс: отрезать сыну уши и нос, но сохранить ему жизнь. Нет, сказали члены панчаята, слишком серьезное совершено преступление, если проявить мягкость, то это поощрит дурное поведение деревенской молодежи.
В глазах панчаята обе семьи выступали как потерпевшие стороны. Поэтому отец девушки имел право отрезать уши и нос парню, а отцу парня предлагалось отрезать уши и нос девушке. Он отказался, тогда отец девушки изуродовал и собственную дочь до повешения.
