Салчак Тока - Слово арата
И все же тот вечер в Шушенском запомнился на всю жизнь.
Мы возвращались к плоту притихшим селом. Шли молча. Каждый думал о своем.
Потомственные нойоны, сидевшие у костра, в который оставшиеся парни то и дело подбрасывали охапки травы, чтобы их сиятельствам не докучала мошкара, встретили наше появление презрительным молчанием.
Пюльчун стал шумно восхищаться увиденным в селе.
Дондук оборвал его:
— Что ты там нашел такого интересного? Что ты мелешь? Не забывай, мы находимся за границей. Ты член правительственной делегации. Не забывай об этом. С мальчишками по деревне отправился!
Мы хором вступились за него:
— Здесь Ленин жил.
— А вам бы лучше вообще помалкивать, когда говорят высокопоставленные люди!
Пюльчун не стал спорить с министрами. Он уселся рядом с нами и заставил Павылчыка рассказать все, что тот знал о Ленине.
Проговорили почти до рассвета.
— Жаль, что мы опоздали, — вздохнул Монге.
— Куда? — не понял я.
— В Москве будем, а живого Ленина уже не увидим…
* * *
И снова — от Шушенского плеса — вниз по реке. Тихо, величаво катился Улуг-Хем, становясь все шире и шире. Мы плыли и плыли мимо больших и малых селений. Встречавшиеся поселки мало чем отличались от наших — Копту-Аксы или Кундустуга. Бревенчатые избушки, большей частью без крыш, кособокие, почерневшие от времени и копоти. Лишь кое-где на возвышенности — церквушки, окруженные беленькими домиками. Не так ли и у нас? Невольно вспоминались редкие восьми- десятистенные белые юрты феодалов среди тысяч драных юрт кочевой Тувы, богатые строения ламских монастырей — хуре…
Уже к вечеру из-за поворота навстречу нам вылетела с большой скоростью лодка, оглушив треском и шумом. Все, кто сидел и лежал на плоту, повскакали. Оставляя позади себя пенистые волны, лодка устремилась к нам и ткнулась в борт. Шум и треск прекратились. Трое мужчин из лодки перебрались к нам.
Один из них громко сказал:
— От имени горсовета Минусинска — пограничного города Советской России — приветствую прибывшую к нам делегацию танну-тувинского правительства!
Он чуть посторонился, пропуская вперед своих спутников.
— Мы очень рады, — пробормотал Имажап. и, вытащив свой хоорге — каменный флакончик с нюхательным табаком, хотел было предложить гостям отведать, но воздержался, потому что переводчик шепнул ему: «Это неудобно!»
— Ну, как ехали? Не было никаких неприятностей по дороге? — спросил тот же человек.
Усатый, с загорелым лицом, в военной гимнастерке, перехваченной широким ремнем, в хромовых сапогах, он держался как старый добрый знакомый.
— Хорошо ехали, — сказал Дондук и закурил. — Улуг-Хем хоть и свиреп, но милостив…
Тем временем плот подошел к пристани, где собралась огромная толпа. У многих в руках были красные флаги или натянутые на палки кумачовые полотнища с белыми буквами. Несколько человек держали большие и маленькие трубы из желтого и белого железа. Люди что-то кричали, каждый норовил протиснуться вперед.
Привязанная к плоту лодка вдруг затарахтела. Двое прыгнули в нее, отцепились, чуть отплыли в сторону, подняли со дна лодки какой-то ящик на треножнике и стали в нас целиться?
— Что это они делают? Зачем русские целятся? — обеспокоенно спросил Дондук у Имажапа. Тот пожал плечами.
Проскрежетав по гальке плот стукнулся о берег. Делегаты впереди, мы вразброд за ними — двинулись к встречавшим. Пока я раздумывал, что же будет дальше, рядом с нами грянули трубы. Я вздрогнул. Барылга споткнулся. Монге выронил узелок… Кроме шаманских бубнов, мы не знали никакой музыки.
Так мы и шагали, потрясенные и очумелые, к площадке возле пристани. Наши министры вместе с русскими поднялись на трибуну. Усатый, что встретил нас на плоту, снял фуражку.
— Дорогие товарищи, делегаты Тувы! Примите наш горячий привет! Рады видеть вас в нашем городе Минусинске.
Он говорил недолго, но я не разобрал и половины.
С ответным словом выступил кто-то из наших министров. Потом опять говорили русские. После каждой речи гремели трубы. Павылчык переводил. Все хлопали в ладоши, громко кричали. Я был как во сне, все было ново, незнакомо.
Торжественная встреча кончилась, и все перемешались — русские, тувинцы, хакасы. Что-то втолковывали друг другу. Курили, смеялись.
— Товарищи! Просим в наш город, — пригласил усатый.
Мы простились с Савелием, поблагодарили его, в последний раз глянули на «Гнедка» и поспешили за делегатами.
Как и в Шушенском, люди с любопытством разглядывали нас. У министров был очень внушительный вид: в шелковых халатах с длинными рукавами, в круглых китайских шапках, в идиках с загнутыми носами, а некоторые даже с косами — они резко выделялись в толпе.
Впереди безостановочно гремели трубы, и музыка привлекала людей с ближних улиц и переулков. Задыхаясь от пыли и жары, мы шагали через весь город. Двое с ящиком на треноге никак не хотели отставать от нас. Они то и дело забегали вперед, устанавливали свой ящик и крутили ручку сбоку. Позже узнал я, что это снимали документальный фильм о пребывании правительственной делегации Тувы в Советском Союзе. Но это было много позже!..
Первый город, в котором я оказался… Мощеные улицы, каменные плиты на тротуарах, двухэтажные дома, и люди, люди — так и кишат! Их будто не стало меньше, даже когда мы вошли в дом. Мне казалось, что все они или провожают нас, или смотрят на нас. Но мы-то скрылись за дверью, а их все так же много на улицах, ходят, разговаривают там, за окнами. Или они надеются, что увидят нас сквозь стены? Делать им, что ли, нечего? Зачем столько времени ходят-бродят попусту? Ну, встретили, можно и расходиться…
А дом — как в сказке! Одних комнат, наверно, больше десяти. Как пчелиные соты. На лестнице — железные перила. Я не верил, пока сам не поднялся по лестнице: действительно, дом на доме… Ну и здорово! А еще в Минусинске был дом торговца Вильнера. Я слышал про этот дом еще на Терзиге. А вот теперь сам увидел. Это был тот самый знаменитый дом. Трехэтажный!
Мы пробыли в Минусинске два или три дня. Побывали в Мартьяновском музее. Я боялся о чем-нибудь спрашивать, только слушал, слушал, слушал… Новое легко укладывалось в памяти. Рассказывали интересно и понятно. Теперь я уже знал, как и за что ссылали в Сибирь большевиков-революционеров, что это такое — ссылка. Знал, что, кроме Владимира Ильича Ленина и Надежды Константиновны Крупской, в этих местах жили другие большие революционеры — Г.М.Кржижановский, П.Н.Лепешинский, А.А.Танеев, В.К.Курнатовский, Ф.Я.Кон… Я узнал здесь, какое значение для Тувы имели Минусинск, Шушенское. Отсюда, из этих мест, в 1919 году пришел к нам партизанский отряд Щетинкина — Кравченко, наголову разгромивший под Хем-Белдиром банду Бологова. Позже, когда тувинский народ добился государственной самостоятельности, новому строю, молодым его руководителям активно помогали товарищи из Минусинска.
Сколько еще предстояло увидеть, узнать…
* * *
— Завтра поедем, — сказал Монге. — Поплывем по Улуг-Хему на пароходе. Это такая большая лодка, — объяснил он.
— А как же мы, столько народу, поместимся в лодке? — спросил я.
Монге рассмеялся:
— Это тебе не долбленка, на которой Каа-Хем переплываешь. Пароход — это целый водяной дом! В нем комнат много, больше, чем в этом доме. А каждая комната больше юрты. И еду там же готовят…
Рысаки, запряженные в блестящие пролетки, ждали, чтобы отвезти нас на пристань. Кони нетерпеливо вскидывали головы. Мы расселись, и вороные рванули. На полном скаку подлетели к плесу. На протоке, чуть покачиваясь, стоял двухэтажный дом.
— Ты же сказал — лодка. Где она? — спросил я у Монге.
— Не лодка, а па-ро-ход, водяной дом. Вот он самый и есть. В него сколько хочешь людей войдет. А в самом низу, под водой, еще есть комнаты. Туда всякого груза хоть тысячу пудов можно сложить.
Я завидовал Монге — он бывал в России, много видел, больше всех нас знал. Но до чего же любил он хвастать! И я часто не верил ему — может, опять привирает…
Люди с вещам между тем все шли и шли с берега к пароходу и исчезали где-то внутри. Там же бесследно пропадали тюки, кули, бочки, которые по шатким доскам тащили, катили, несли люди в широченных штанах.
Вот позвали и нас. Министров развели каждого по отдельной комнате, и они тут же повысовывались из больших окошек. А нас, студентов — так нас стали называть в Минусинске, — поместили в одну, большую, как раз под министрами.
Пароход два раза прокричал, в нем что-то загремело, застучало. Мои товарищи уцепились покрепче за лавки. Особенно Шилаа испугался. На горбатом носу будто роса выступила. Можно было подумать, что он сидит на необъезженном коне. Я тоже уселся попрочнее. На всякий случай.
