Прыжок - Лапперт Симона
— Она рассказала об этом ему. — Парень указал на Блазера, который тем временем вышел из машины и поспешил к телекамере. — Вроде как тут только две квартиры с балконами, до хозяев не удалось дозвониться.
Феликс стиснул зубы. Как это похоже на Блазера.
— Я разберусь, — ответил он. — Я вам обещаю. Если все так и было, мы это выясним.
Парень с облегчением кивнул. Феликсу даже захотелось обнять его.
— Ступайте домой и поспите. Все уладится, — сказал он скорее самому себе, чем Финну Хольцеру. Тот прижал рюкзак к груди и потерянно озирался, будто забыл, откуда пришел.
Лужайка перед домом была мокрая от росы, ботинки Феликса потемнели, пока он шел по траве. Он сорвал с куста пион, бутон которого еще не раскрылся. У входа на крыльцо стянул обувь. Из цветка на его ладонь выполз муравей. Феликс не стал его смахивать. На цыпочках прокрался на кухню. Открыл морозилку, достал кубик льда, положил его в рот и разгрыз. Блаженство.
— Тебя долго не было.
Феликс вздрогнул. Моник сидела на полу у двери ванной комнаты в сорочке с ананасом и открытой пачкой шоколадного печенья на коленях. Она выглядела усталой.
— Ты же сидишь на полу, — сказал Феликс, будто она сама не знала этого.
Моник взяла пачку печенья, ухватилась за дверной косяк и встала.
— Я все слышала в новостях. — Она указала на радиоприемник возле раковины.
Феликс положил пион на стол, достал из шкафа вазу и наполнил водой. Поставил цветок в воду. Муравей ползал по предплечью. Руки Феликса дрожали, он обхватил ими вазу.
— Я скучаю по тебе, — сказала Моник. — Мне кажется, будто ты толком никогда не возвращаешься домой.
Он вывернул руку. Муравей куда-то исчез. Феликс подошел к Моник и положил правую ладонь ей на живот, туда, где ткань сорочки натягивалась сильнее всего.
— Просто в последнее время слишком много всего навалилось.
Моник положила свою ладонь поверх его.
— Он спит.
Они простояли так некоторое время, пока Моник не высвободилась из его объятий.
— Я устала, — сказала она.
Он слышал, как она ступает босыми ногами по лестнице, потом стало тихо.
Феликс согнулся и достал из-под раковины ящик с инструментами. Тихонько спустился в подвал, где на жестяном столике все еще лежал фен.
Астрид
Астрид проснулась рано, еще до будильника. Жалюзи на окне гостиничного номера отбрасывало полосатую тень на стену. «Сигнальная лента, — промелькнуло у Астрид, — Ману, Нуну, сестренка». Она натянуло на нос одеяло, которое так приятно пахло хлором — запах гостиничных кроватей, запах, который ее успокаивал. Взяла с тумбочки меню и стала решать, что будет на завтрак, чтобы отвлечься, чтобы оттянуть момент, когда она возьмет телефон и посмотрит новости о Ману. Ханнес еще спал, сложив руки на груди. «Как в гробу», — пришло в голову Астрид. А потом она подумала, что нужно разбудить Ханнеса, потому что он забыл свою зарядку для телефона. Растяпа. Она вернулась к меню. Может, сытную глазунью с сыром? Или блинчики с яблоками и корицей? Ханнес повернулся к ней, полусонно протянул руку и погладил ее грудь. Это всегда было первым, что он делал, когда просыпался, — гладил ее грудь, будто боялся, что за ночь она исчезла. Ханнес открыл глаза и улыбнулся, он выглядел как канючащий школьник. Астрид оттолкнула его руку и встала с кровати. Она не любила проводить утро с Ханнесом: при ярком дневном свете все становилось настоящим и фильтр ночи уже не скрывал безразличие их касаний.
— Через полтора часа у меня совещание со школьным советом, перед этим еще надо заглянуть домой, — сказала она, надевая халат. — Я тороплюсь.
Вчера по дороге во Фрайбург Астрид позвонила Стефану и сообщила, что ей придется остаться в Тальбахе из-за Ману, мол, она там нужна. Она открыла балконную дверь и вышла на солнце, которое ненадолго выглянуло из-за облаков и снова скрылось. Поглощенная мыслями, Астрид сорвала несколько засохших листочков с пурпурной петунии, пышно сгрудившейся на перилах балкона. «Сгрудиться. Грудь, — думала Астрид. — Какая тут связь? Надо погуглить значения. Погуглить. Ману, крыша, проклятье». Она сбросила сухие листья вниз и повернулась. Сквозь стекло она видела сидящего на кровати Ханнеса. Она улыбнулась ему, ведь все это не его вина.
— Закажем завтрак? — спросила она с балкона.
Балконную дверь заклинило, Астрид слегка пнула ее снизу, чтобы петли вошли в пазы. Ханнес недоумевающе взглянул на нее, будто этот пинок относился к нему.
— Дверь заклинило, — объяснила она. — По-другому открыть не получалось.
— Балконная дверь! — воскликнул Ханнес. — Я и забыл про гребаную балконную дверь!
Он вскочил с кровати, судорожно натянул штаны и носки, криво застегнул рубашку, походил кругами по номеру, ища что-то, подвигал по столу папку с информацией о гостинице, приподнял одеяло, потер лицо и сел на матрас. Астрид нашла его ремень на полке для чемодана возле двери и положила на одеяло. Он намотал ремень на левое запястье, снова размотал и отложил обратно на кровать.
— Ты не объяснишь мне, что случилось? — спросила Астрид и тоже начала одеваться.
Ханнес зажал рот ладонями, но было видно, что слова уже рвались из него, хоть он не хотел их произносить.
— Садовница, — сказал Ханнес. — Эта садовница, я же ее вызвал из-за китайских трав на балконе. Я запер ее вчера утром. И забыл про нее, совсем забыл.
Астрид защемила молнией юбки кожу на боку.
— Что-что ты сделал?!
— Садовница, — повторил Ханнес. — Я запер балконную дверь, когда ты мне позвонила, не хотел, чтобы кто-то слышал наш разговор!
— Ах вот оно что; значит, это я виновата?! — воскликнула она, скомкала фисташковую блузку и сунула ее в сумку. Лицо Астрид вспыхнуло, ладони вспотели. Ирония ситуации лавиной обрушилась на нее, унеся с собой в первую очередь ее самообладание. — Ты идиот! — орала она. — Ты тупой, безответственный, эгоистичный идиот! Ты вообще задумывался о последствиях? Она могла умереть от жажды, да мало ли что с ней могло случиться! Может быть, ее уже нет в живых!
— Чего ты раскричалась? — Ханнес продевал ремень в петли брюк. — Наверняка с ней все хорошо, наверняка она вызвала помощь и ее сняли оттуда. Да, с ней все хорошо!
Астрид со злостью швырнула халат на кровать.
— А что, если нет? Что, если нет?!
— Дай мне твой телефон, — попросил Ханнес, нервно вскидывая руки. — Ну же, скорее. Дай мне гребаный телефон, сейчас погуглим.
Астрид разблокировала телефон и протянула ему. Сама тем временем снова открыла балкон и подошла как можно ближе к перилам. Ей хотелось оказаться в любой из проезжающих внизу машин, иметь другую профессию, другое имя, печь торты или гулять с собакой, рыбачить, тихо стоя по колено в воде.
— Черт! — услышала она возглас Ханнеса и обернулась. — Черт, черт, черт!
Он отбросил телефон на кровать, будто обжегся. Астрид прижалась крестцом к кирпичному парапету. Мимо нее пролетел шмель. «Забери меня отсюда», — подумала Астрид.
— Она вылезла на крышу, — взволнованно сказал Ханнес, указывая на телефон. — Она вылезла на крышу и просидела там весь день и всю ночь! — Он стал ходить кругами по комнате, то потрясая руками, то засовывая их в карманы. — Она разобрала нам половину крыши и кидалась черепицей в людей, она вела себя как бешеный зверь! На моей крыше!
Астрид стиснула зубы до боли в челюстях.
— Там такой резонанс — пресса, полиция, соседи, пожарные… а мы лежим здесь и… Так вот что за неизвестный номер дважды звонил мне днем. Я думал, что вечером перезвоню, но мы столько переписывались, и батарея села. Я не знал, что это срочно, не знал, что так важно.
Астрид разжала зубы, но вдавила пальцы ног в туфли.
— Что с ней сейчас? — почти шепотом спросила она.
Ханнес сел на кровать и закрыл лицо руками.
— Она спрыгнула. Рано утром, после пяти утра.
Парапет, казалось, прогнулся под спиной Астрид, колени подкосились, она вцепилась руками в петунию. Узедом, щель между зубами Ману, ее ботанический справочник весь в закладках, зажеванная кассетная лента.
