Вдребезги - Глазго Кэтлин

– Полный отстой, да? Я по самые уши в кредитах на учебу, но не могу устроиться на вторую работу, иначе не получится учиться.

Он указал в сторону Линус, которая пробивала чек кому-то за передней стойкой.

– Она все время работает здесь за двоих, и все равно ей приходится заниматься донорством плазмы за деньги, чтобы посылать деньги своим детям. Может, попросишь родителей помочь тебе?

Он ловко завернул столовые приборы в салфетки.

Я сложила расчетный чек, ничего не ответив.

Таннер вытер нос.

– Почти все здесь учатся в университете и сводят концы с концами с помощью кредитов или денег от родителей, кроме Темпл. Ты с ней не знакома. Она работает по ночам. У нее четыре работы. Она работает тут, возит пожилую леди за продуктами, стоит за прилавком в секс-шопе и преподает испанский какому-то ребенку.

– Мне уже повезло, что я получила эту работу, – тихо произнесла я.

Таннер пожал плечами:

– Делай то, что должна, чтобы как-то выживать, я полагаю. Соседи по комнате могут помочь, хотя это тоже отстой. Я, по крайней мере, получаю чаевые.

Он взял завернутые приборы и ногой открыл переднюю дверь кафе.

Через минуту он просунул голову внутрь:

– Сходи уточни у Линус. Возможно, она обналичит эту ничтожную бумажку для тебя. Думаю, у тебя нет банковского счета? Если ты попытаешься обналичить чек где-то еще, они оттяпают процент себе.

По дороге домой я долго каталась на велосипеде, стараясь подавить панику, которая росла в душе, по поводу денег, аренды и повседневных трат, и размышляла о том, что делать. Линус обналичила мой чек. Сегодня вечером мне нужно заплатить Леонарду. Чтобы приободриться, я решила съездить к дому, который мне нравится, – туда, где в саду стоит матрасная сетка в качестве решетки для вьющихся растений. Изогнутые стручки зеленой фасоли переплетались с побегами и завитками. За сеткой матраса гигантские головы подсолнуха склоняются над цветками космоса раздельнолистного и кактусами. Ярко выкрашенная каменная брусчатка петляет по всему саду, тропинка проходит между сочными цветами, кактусами, сверкающими сережками, что свисают с тополей, словно громадные колокольчики. Оранжевая рыбка покачивается на поверхности круглого пруда, окутанного дымкой. Снаружи весь дом в настенной росписи – клубящиеся облака, вспышки молний, лающие койоты, ленивые черепахи. Иногда, проходя мимо, я видела женщину, наносившую последние штрихи, ее густые седые волосы убраны на шее. Она тщательно вырисовывала детали, двигая кисточками как было нужно, и сигарета свешивалась с пепельницы у ее ног. Один раз она повернула голову и улыбнулась мне – белая вспышка в жаркий белый день. Роспись ярко загорелась за ее спиной, но я быстро зашагала мимо, смутившись. Мне нравился этот дом и нравилось думать о нем, нравилась эта странная женщина и опрятная буйная растительность в ее саду. И я хотела бы знать, как мне туда попасть, попасть в такое крошечное место на земле, в этот маленький дом, чтобы рисовать внутри и снаружи, и на задний двор, который можно наполнить и привести в порядок, и чувствовать себя уютно в пространстве вокруг.

На кухне неудачный день: Райли кое о чем меня попросил, и это кое-что повисло между нами в воздухе, становясь все тяжелее с каждой секундой.

Райли пристально смотрел на меня и ждал моего ответа.

Его пальцы по цвету напоминали водянистый кофе. Сколько сигарет он выкурил за сегодня? Заказы возвращались назад: бейгеле пригорели с одной стороны, во взбитый тофу он забыл добавить лук-сибулет, картошка фри по-домашнему твердая, как кирпич. Две тарелки разбиты, белые края с зазубринами задвинуты под стол для готовки из нержавеющей стали.

Райли сказал, что ему нужен дом с черной дверью и синим пикапом на улице, чтобы вынести весь этот кошмар. Кофемашина для эспрессо ныла, клубы дыма обволакивали лицо Линус. Таннер убирал со столов в передней части зала. Джули в своем офисе.

– У тебя перерыв.

Он затянулся сигаретой. Его глаза покраснели. Сегодня утром, когда я зашла за ним, он уже не спал, сидел на диване, курил, пялясь в никуда, необычный запах пластика пристал к его коже.

– Мне нельзя уходить в рабочие часы. Правила заведения.

Он хотел подмигнуть, но вышло, как будто что-то попало ему в глаз.

– Пожалуйста.

Хриплое эхо в его горле, совсем как у Эвана, когда ему требовался наркотик.

– Твоя смена все равно почти закончена. Я заплачу тебе.

Я вспомнила Эллис, подергивающуюся на моем плече, лицо искажено от желания.

«Пожалуйста, – умоляла она. – Просто скажи моей маме, что я в ванной, если она позвонит! Я сказала ей, что останусь у тебя на ночь. Пожалуйста, Чарли. Мне просто нужно его увидеть. Помоги мне, Чарли, пожалуйста!»

Райли напоминал мне Эвана, когда тому нужна была доза, – как он сам говорил, чтобы остановить «гребаную бездну, угрожающую поглотить мою проклятую душу». Тогда я собиралась с духом, умывалась где-нибудь в туалете так, чтобы мое лицо не выглядело слишком грязным, и вставала на углу в нескольких кварталах от Парка Мерс в Сент-Поле сразу после наступления темноты. Я ждала, пока появится какой-нибудь человек, чтобы отвести его в парк, где поджидали Эван и Дамп.

Но Эллис нужен был тот парень, а мне нужна была она. И Эван помог мне, спас меня, поэтому я помогала ему. И теперь Райли просил о помощи. И сказал, что заплатит мне. А мне нужны эти дополнительные деньги…

Каспер говорила, что будет легко вернуться к старым привычкам, старой модели поведения. Но сейчас Каспер занята, она очень далеко. Успокаивающий бежевый цвет центра Крили за миллион миль отсюда. Я чувствовала, что за миллион миль.

Знакомое оцепенение охватило меня, когда я сняла фартук и повесила его на сушилку для посуды. Я ничего не сказала Райли, просто протянула руку, чтобы взять деньги, и сжала их пальцами. И только положив их в карман, я поняла, что забыла сегодня дома лазурит. С минуту мои пальцы поискали его на ощупь, а потом я сдалась.

На улице жара сожгла пар от посуды на моей коже. Райли не заметил, как я спрятала нож в кармане.

Мужчина, открывший дверь, оглядел меня сверху донизу и выглянул на улицу – хотел удостовериться, что я одна. Он пожевывал колпачок от ручки. У него были желтые зубы, а в доме пахло кошачьим кормом из банок.

Эван и Дамп учили меня, что молчание – лучшее оружие. Люди будут пытаться облапошить тебя с помощью слов. Они переиначат все, что ты говоришь. Заставят тебя думать, что тебе нужны вещи, в которых ты не нуждаешься. Они выведут тебя на разговор, ты расслабишься, и тогда они нападут.

Мужчина опустился на диван. Я стояла рядом с дверью. Повсюду кошки – черно-белые, серые, полосатые – ходили кругами и гортанно мяукали. Журнальный столик напротив хозяина завален бумагами, чашками и помятыми журналами.

– Ты девушка Райли? – Мокрая ручка у него во рту перекатилась к зубам. – Тебе кошка язык откусила? – Он показал рукой на море шерсти, двигающееся по изношенному ковру, и засмеялся. – Ха, ха.

Я промолчала, и его улыбка затухла.

Он спросил, что у меня есть.

Я положила деньги на стол.

«Оценивай, – говорил Эван. – Всегда оценивай, прежде чем продвигаться дальше». Уголком глаза я заметила бейсбольную биту, прислоненную к стене. Я увидела грязные тарелки, вилки и ножи, лежавшие сверху на телевизоре. Телевизор на расстоянии вытянутой руки. Мой карман ближе.

Мужчина пересчитал деньги, коснулся стены сзади себя и постучал по ней шесть раз.

– Какой огромный шрам у тебя на лбу.

Он бросил зажигалку обратно на стол и откинулся на диван, выпуская дым. Сигарета раскачивалась над его коленкой.

Мое лицо осталось непроницаемым. От разговоров одни неприятности. Это ловушка.

В конце коридора открылась дверь. Появилась босая женщина с заспанными глазами, ее майка без рукавов обвисла на животе. Волосы в беспорядке, длинные красные и желтые пряди спадали на лицо.

Она тоже посмотрела мне за спину с несколько разочарованным взглядом. Мужчина на диване оценивающе глянул на нее.