Вдребезги - Глазго Кэтлин

Я не сумела остановиться и выпалила с горячей поспешностью:

– Что я скажу своему потенциальному поклоннику, Майкл, когда он спросит, как я провела прошедший год? Расскажу, что ела протухшую еду? Или помогала своим друзьям обворовывать людей в парке? Ты знал об этом, Майкл? Ты уехал, и я потеряла Эллис. Я была одна и делала то, что мне приходилось делать! И сейчас я выгляжу как чокнутая! И чувствую себя чокнутой! Я не думаю, что тебе стоит волноваться о моих любовных встречах!

Его лицо приобрело ярко-красный цвет.

– Прости меня, Чарли. Это не… ты просто должна держать себя в руках, хорошо? Твоя цель – двигаться вперед, а не назад, я прав? Я не хочу, чтобы ты испытывала боль. Еще больше боли. – Майки протянул руки и взял мою. Я попыталась убрать ее, но он крепко держал. – Тебе не стоит беспокоиться о своей внешности, Чарли. Совершенно не о чем. Неужели ты не замечаешь?

Но это ведь неправда, да? Потому что многое в моем внешнем виде не в порядке, это очевидно. Я ждала, что Майки скажет: «У тебя многое не в порядке, и это не имеет значения».

Одну руку я держала в кармане и сжимала лазурит, а другая была в ловушке у Майкла. Я хотела сказать ему: «Ты уже уехал однажды, и посмотри, что случилось, и теперь ты снова уезжаешь, и мне страшно, потому что я не знаю, как жить среди людей и как жить одной, и я думала, что здесь не буду одна».

И как это вообще возможно – испытать еще большую боль, чем я уже испытала за прошедший год?

Но я лишь произнесла:

– Я буду скучать по тебе, Майки. Со мной все будет в порядке. Обещаю.

Когда я пришла домой, то дождалась, пока стемнеет, и потом поехала к дому Ариэль на велосипеде. Я не заперла замок на велосипеде, просто прислонила его к столбу, поскольку не планировала здесь задерживаться. В доме не горел свет, хотя я увидела полоску белого света, горевшего на заднем дворе, там, где у нее натянуты веревки. Я быстро поднялась по ступенькам и приложила маленький коричневый пакет к москитной двери. Внутри лежал красный блестящий крест и маленькая записка: «Простите меня».

В мою смену время текло медленно. Линус и Таннер, официант с татуировками на шее, обсуждали кавер-версии песен. Таннер – приземистый парень с фиолетовыми волосами и смехом, напоминающим лай.

Пряди влажных волос липли к моему лбу. «Бесчувственная рыба». Так сказал Майки. Каждый день, когда я приходила сюда и мыла посуду, я слушала их: они шутили, подзуживали друг друга и дразнили, и кричали, и болтали о всяких глупостях, и курили. Я ловила на себе их косые, любопытные взгляды. Эллис всегда брала инициативу на себя, когда мы знакомились с кем-нибудь на вечеринке или на улице; я была молчаливой сообщницей. «Ты такая тихоня», – проворчал мне какой-то парень в «Данкин Донатс» наутро после одной долгой беспорядочной тусовки. Эллис затащила нас туда и купила дюжину пончиков с джемом и обжигающий кофе. У парня было прыщавое и бледное лицо. «Что с тобой такое – ты что, сделана из дурацкого камня или чего-то такого?» Он и его друг рассмеялись. Сладкий джем прилип к моему языку. Я протянула руку, взяла еще один зернистый пончик и раздавила его об изумленное лицо парня. Его друг просто продолжал смеяться, пока тот отплевывался и хватался рукой за лицо, перепачканное сладким. Эллис окинула нас взглядом из-за прилавка, где флиртовала с продавцом, и вздохнула. Потом крикнула: «Нам пора идти!» – и мы убежали.

Я наблюдала за Майки. За другими в школе. За всеми в Крили. Я наблюдала здесь за людьми, и, мне кажется, для некоторых завести друзей – это как приобрести футболку или шапку: ты просто выбираешь цвет, размер и несешь домой. И надеешься, что тебе и всем она понравится. Но у меня так никогда не получалось. Я с детства была аутсайдером, злилась на всех в школе, и меня задирали. Когда это случилось впервые, я и начала чувствовать себя неполноценной. Пути назад не было, пока не появилась Эллис, и мы стали держаться особняком. Я всегда говорила что-то не так, когда заставляла себя вообще что-либо сказать. Я всегда чувствовала, что навязываюсь, была словно гигантский пузырь ошибок. Моя мать же обычно советовала вести себя тихо и не мешать.

– Никому не интересно, Шарлотта, – говорила она.

Эллис было интересно. И она познакомила меня с Майки и с Малышом Дэнни.

Я перевела дыхание. «Бесчувственная рыба». Я не бесчувственная рыба! Я просто уверена, что ничего из себя не представляю.

Я хочу чего-то добиться, чтобы со мной было интересно. И хотя Эллис сейчас далеко, может, она сможет помочь мне сделать это.

– Эй! – крикнула я, возможно, немного громче, чем нужно. Мой голос слегка охрип, и я откашлялась. – У моей подруги как-то появилась классная идея сделать кавер-версию песни «Ты тот, кто мне нужен» в стиле кантри.

Линус и Таннер-татуированная-шея моргнули мне в ответ. Единственный человек, с кем я разговариваю, – это Райли, и даже с ним не очень много, в основном по пути на работу. Он ведет себя со мной очень осторожно после того случая с рвотой.

Они посмотрели друг на друга, потом на меня.

– Ты имеешь в виду эту песню из «Бриолина»? – спросил Таннер, заворачивая ножи и вилки в бумажные салфетки и закручивая их туго, как сосиски.

– Ага, – от смущения я начала слегка заикаться и теребить в руках край фартука. – П-просто представь себе это на минуту. Добавить несколько медленных проигрышей, только гитара и вокал, и затем, когда идет припев, они все поют: «У, у, у…»

Мое лицо вспыхнуло, я потеряла мысль и подумала, что это вообще было не важно. «Твой голос звучит по-дурацки, когда ты поешь, – рассмеялась бы Эллис. – Неудивительно, что тебе нравится музыка, где просто орут». Я включила горячую воду и быстро подставила под нее руку, чтобы заставить себя вернуться в реальность.

– О боже, – кивнула Линус, взглянув на меня. – Ага, я представляю. Хочу сказать, я слышу, как это будет звучать.

Никто не смеялся надо мной. Я выдохнула. Это было не так уж страшно. У меня получилось.

– Можно добавить туда несколько сильных акустических аккордов, – подхватил Таннер, а потом тихо запел: «У, у, у» как «Оу, оу, оу», медленно, по-кошачьи мурлыкая.

Райли покачал головой:

– Нет, нет. Нельзя разрушать очарование этой песни. Вообще нельзя.

Он слегка проглатывал слова, и Линус заморгала.

– Райли, это уже четвертая за утро, – заметила она.

– Пятая, любимая. Может быть, – он убрал банку с пивом из ее поля зрения. – Это наш секрет.

Он встал рядом со мной и принялся ополаскивать ножи под горячей водой дольше, чем нужно. Линус смотрела на спину Райли, как будто хотела заставить его обернуться. Но он не повернулся, и она вышла, москитная дверь хлопнула за ее спиной.

Райли держал в руках мокрые ножи, и вода капала с них на мокрые и грязные коврики для пола. Он споткнулся о коврик, когда шел обратно к грилю.

Я замерла в нерешительности, услышав, как он открывает новую банку с пивом. Мне нужно выйти на улицу и рассказать Линус, что все зашло слишком далеко, но мои ноги оказались как будто прикованы к земле. Я услышала, как Райли сделал большой глоток. А если я и сообщу, что это изменит? Она отправит его домой, но завтра он вернется. Как говорила Джули, она будет оберегать его вечно. И если я все же расскажу Линус, то наверняка попаду в неприятности и потеряю работу.

Вместо этого я начала помогать Райли. Когда его руки стали слишком расслабленными и куски хлеба соскользнули со стола, я просто подобрала и выбросила их, и он начал заново. Когда заказы стали поступать быстрее и он оказался перегружен, я помогла ему разложить еду по тарелкам, встряхнуть картофель фри по-домашнему на гриле, разложить взбитый тофу и поджарить бейгеле. Нужно быть милой, так ведь? Он помог мне с этой работой. Я не «бесчувственная рыба».

Днем я получила от него коричневый пакет с индейкой и швейцарским сандвичем на луковом бейгеле с горчицей и майонезом и с куском обветрившегося лимонного пирожного, заботливо завернутого в фольгу. На сладкой глазури желтого цвета видны крошечные чешуйки пепла, и я просто смахнула их перед тем, как откусить кусочек.