Альфред Бестер - Обманщики
Верно. Это и есть мой поиск.
Неверно. Так называется его имя. Само имя будет «Выходи, выходи, где б ты ни была».
Верно. Так и называется мой поиск.
Неверно. Ваш поиск называется «Спроси у компьютеров», но он только называется так.
Ну а что тогда такое мой поиск пропавшей девушки?
Вот к этому мы как раз и подходим. В действительности ваш поиск это «АРВ Деми Жеру». А теперь слушайте внимательно. Компьютерам необходимы четыре лексических объекта: название имени поиска, имя поиска, название поиска и сам поиск. Понятно?
C'est la mer a boire.
Что?
Это просто невозможно. Все равно что выпить море.
Теперь, Одесса, когда вам все известно, когда вы знаете, в каком таком недоступном месте я пряталась, вы легко поймете, откуда я знала все сказанное и сделанное Роугом после того, как он, злой и обессиленный, вернулся домой, в свою ротонду Beaux Arts.
Ну да, подглядывала я, подглядывала, каюсь, но ведь у влюбленной девушки есть свои, особые права. Кто это сказал, что «На войне и в любви позволено все»? Вроде, какой-то поэт по имени Френсис. Только не Френсис Скотт Ки <Френсис Скотт Ки (1780-1843) – автор американского гимна «Звездно-полосатый стяг»>, скорее уж Френсис Смедли, хозяин расположенного рядом с мэримонтским общежитием «Звездно-полосатого сода-солярия (одиноким вход воспрещен)».
Роуг забрал у Найдж Энглунд мою пси-кошку (звать которую, кстати, Коко) и изливал ей все свои горести и разочарования. Коко липла к его шее и блаженно мурчала. Не скрою, я немного ревновала, мне и самой хотелось бы так, однако никуда не денешься – нужно было тщательно подготовить Роуга к неожиданности. Маорийское мужское достоинство (а мужское достоинство двойного маорийского короля – тем более) вещь весьма нежная и даже взрывоопасная.
Плакался он следующим, примерно, образом: "Кой черт, мадам, я опросил джинковскую железяку из посольства Тритона. Теперь, когда у меня в руках самый сочный ихний мандарин, эти гады передо мной прямо по полу стелются.
Потом – который в «Солар Медиа». Из отдела по розыску пропавших. Ее квартира. Все места, где у нее был кредит. Затем «Алиталия», «Юнайтед», «Тран-Солар», «Джет Франс», «Пансол». Вирджиния, по дальней связи. Одесса Партридж и ее разведывательная железяка. Том-Янговский псих с кафедры экзобиологии. Я пробовал Elektronenrechners, Ordinateurs, Calcolatores, Comhairims. Ткнулся даже в Иерусалим к древнему компьютеру Голему-первому.
И нигде ничего. Нуль. Nada. Nulla. Я в полной дыре".
Он расстегнул воротник, чтобы подпустить пси-кошку поближе к своему горлу, и раздраженно заходил по квартире, изучая каждый стул, на котором я сидела, каждую книгу и картину, которые я рассматривала, безделушки и сувениры, которые я трогала, шестифутовую ванну, которой мы так и не успели воспользоваться вместе, и японскую кровать, которой успели. Затем Роуг пошел в студию, чтобы включить компьютер, с которым у него была телепатическая связь. Компьютер оказался уже включенным.
– Бред какой-то, – пробормотал он. – Неужели я разгуливаю во сне по дому, как лунатик... а может, это ты его включила, китикэт?
– Мрррр, – из чего не следовало ровно никаких выводов.
Тогда Роуг включил вспомогательные видеоэкраны компьютера, расставленные по всей квартире, чтобы иметь возможность расхаживать с места на место, беседуя со своим вторым "я" и наблюдая ответы. И самым натуральным образом разинул рот, увидев нас, сидящих на диванчике гостиной, как в ту самую первую ночь.
– Но ведь в ту, первую, ночь компьютер был выключен. Я поклясться могу!
РОУГ: А чем я тебе понравился?
ДЕМИ: Когда?
РОУГ: Когда поступила на работу в «Солар».
ДЕМИ: А с чего это ты решил, что я обратила на тебя внимание?
РОУГ: Ты так обрадовалась, когда я пригласил тебя в ресторан.
ДЕМИ: На меня произвела впечатление твоя дикая страсть.
РОУГ: Какая, конкретно, страсть?
ДЕМИ: К утонченной красавице с горнолыжной базы, Мистик де Харизма.
РОУГ: Никакой Мистик де Харизма не существует.
ДЕМИ: Вот потому-то ты мне и понравился.
– Мы же говорили с ней совсем не так тогда, в нашу первую ночь. Здесь все вывернуто шиворот-навыворот!
ДЕМИ: Хочешь, я подарю тебе снимок Мистик в голом виде? Даже с автографом. Попрошу в отделе иллюстраций «Медиа», они для меня состряпают.
РОУГ: Нет, благодарствую. Я намерен получить с тебя нечто большее, чем поддельные голые картинки.
ДЕМИ: Вот уже и мужской шовинизм. Охмурил девушку – теперь можно и не скрывать истинное свое лицо.
– Да что же это такое случилось с этой железякой чертовой? Голоса, изображение – все идеально, а текст разговора – чушь какая-то!
ДЕМИ: А чем понравилась тебе я, когда ты увидел меня в «Солар»?
РОУГ: А кто сказал, что ты мне понравилась?
ДЕМИ: Ты пристал ко мне, словно бандит какой, и позвал в ресторан пообедать... и за этим ясно проглядывали гнусные намерения.
РОУГ: Ты была какая-то необычная.
ДЕМИ: Необычная? Ты что, принял меня за переодетого в платье извращенца?
РОУГ: Нет, нет, что ты. Необычно радостная. Для тебя все – игры и веселье, и к тому же ты совершенно непредсказуемая. Ты... ты – веселая обманщица.
ДЕМИ: В смысле, что я – врунья?
РОУГ: В смысле, что ты – фея.
ДЕМИ: Да. У меня даже прозвище такое – «Серебряный колокольчик».
РОУГ: А ведь я и вправду верю в фей.
ДЕМИ: Те, кто верят в фей, хлопните в ладоши.
– Врубился! Врубился! Компьютер показывает все с ее точки зрения.
Точнее говоря, вот таким хотела бы Деми запомнить наш первый разговор. А кино это записала специально для меня еще тогда, когда относила сюда кошку и ключ, перед тем, как рванула когти.
РОУГ: Невнятное у нас начало какое-то получается.
ДЕМИ: С чего это ты решил? А по-моему – сплошные игры и веселье. Ведь именно это, помнится, тебе во мне и понравилось.
РОУГ: А кто тут веселится?
ДЕМИ: Я.
РОУГ: А в игры играет?
ДЕМИ: Твоя веселая обманщица.
РОУГ: А я что должен делать?
ДЕМИ: Лови мелодию и подыгрывай.
РОУГ: Каким ухом, левым или правым?
ДЕМИ: Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа?
РОУГ: В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц.
ДЕМИ: Если желаете знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления от людей и получше вас.
РОУГ: Это от кого же?
ДЕМИ: От тех, кому я отказывала в их гнусных намерениях.
РОУГ: Остается только лапки вверх.
– Удивительно! Теперь изложение идет очень близко к тому, что было на самом деле. По-видимому, эта часть Деми нравится. Интересно, что она нашла тут такого?
ДЕМИ: Вот уж последнее, чего я от тебя ожидала.
РОУГ: Что последнее?
ДЕМИ: Что ты окажешься таким стеснительным.
РОУГ: Я? Стеснительный?
ДЕМИ: Да, и мне это очень нравится. Глазами уже все ощупал, а в остальном – никаких поползновений.
РОУГ: С негодованием отрицаю.
ДЕМИ: Ты знаком с любовными стихами Джона Донна? <Джон Донн (1572-1631) – английский поэт. Использованы фрагменты из его стихотворения «На раздевание возлюбленной». Но а) стихотворение от имени мужчины, соответственно в нем не «одной собою», а «одним собою»; б) последние две с половиной строчки (со слова «Фея» и дальше) – собственное сочинение Деми.> РОУГ: Боюсь, что нет. Наверное завалил их, благодаря излишествам в употреблении чего-то там.
ДЕМИ: Все виргинские девушки читают эти стихи и вздыхают. Сейчас я разыграю тебе одно из них.
РОУГ: Давай, ничего страшного.
ДЕМИ: «Моим рукам-скитальцам дай патент обследовать весь этот континент».
РОУГ: А теперь мне становится страшно.
ДЕМИ: «Тебя я, как Америку открою, смирю и заселю одной собою, о мой трофей, награда из наград...»
РОУГ: Деми, не надо. Пожалуйста.
ДЕМИ: «Явись же в наготе моим очам: как душам – бремя тел, так и телам необходимо сбросить груз одежды, дабы вкусить блаженство».
РОУГ: Прошу тебя...
ДЕМИ: «Фея прежде тебя разденется, желанья не тая, зачем же ты одет, когда раздета я?»
РОУГ: Деми!
ДЕМИ: Давай, Роуг...
– Матерь Божья! Она что, и свою собственную версию постельной сцены записала?
***
Записала, записала, не сомневайся. Он казался мне сотней мужчин с сотнями рук и ртов. Он был негром с огромным, душившим меня языком, с мощными долгими движениями, которые сотрясали меня насквозь.
Он наполнял мои уши жадным, ненасытным воркованием – и в то же время его рты извлекали арпеджио из моей кожи, обследуя весь этот континент. Он диким, из какого-то иного мира монстром, гортанно вопившим, по-зверски мною овладевая, извлекал из самой моей утробы экстатические стенания. Он был жестким и нежным, требовательным и диким, и все время – мужчиной, мужчиной, мужчиной. Мое лоно содрогалось от его бесконечных, вулканических спазмов.
И все время мы словно вели легкую блестящую беседу за икрой и шампанским – в качестве эротической прелюдии, чтобы возлечь потом перед зажженным камином и впервые предаться любви. И после первого поцелуя он надел на средний палец моей левой руки колечко из розового золота с гравировкой в виде виргинского цветка.
