Елена Черникова - Золотая Ослица
Й начинает играть "Не уезжай ты, мой голубчик..." Играет мощно, хорошо, взволнованно - и вдруг задувает свечу, погружая зал в полную темноту, и продолжает играть впотьмах, не путаясь в клавишах, а отменно точно попадая куда надо. Потом он импровизирует на тему "Голубчика", вариации всё изысканнее, накал страсти все яростнее... Я не вижу моих подруг, но прекрасно чувствую, как заворожены они таковым признанием. Красиво было сделано, ничего не скажешь.
Когда мы вернулись в комнату и стали собираться на вокзал, Й еще раз спросил, не передумала ли она уезжать. Нет, не передумала.
Мы втроем выходим и действительно едем на вокзал. Моя подруга, прощаясь с Й, позволила себе положить руки на его плечи, он тоже обнял ее, она вся трепещет, вся в смятении, он тоже сам не свой. Я стою рядом и пытаюсь понять, зачем меня сюда пригласили. Ну разве что подбирать тела, если кто упадет от чувств в обморок.
Уходит поезд. Моя подруга стоит у окна и смотрит на Й. Он смотрит на нее. И так до полного растворения поезда в пространстве.
На перроне остались Й и я. Надо возвращаться. Едем, беседуем понемногу. В подземном переходе Й показывает мне фокус: вот он только что шел справа от меня, а вот уже идет слева. Я удивляюсь и спрашиваю, не занимался ли он каратэ. Он тоже удивляется, что я знаю - откуда навыки, говорит, что занимался, и спрашивает, откуда я это знаю. Я говорю, что тоже занималась каратэ, но недолго. И друзья-каратисты есть.
Когда мы выходим из троллейбуса, он подает мне руку, я прикасаюсь и вдруг обнаруживаю, что рука жесткая, как железка, обтянутая кожей. Не может быть, думаю я, ведь два часа назад именно эта рука блистательно играла на рояле. Как это? Рука совершенно жуткая, за нее страшно взяться. Я поражена, я начинаю бояться Й. Уникальная рука.
Когда наше совместное движение по ночной Москве закончилось, я ощутила большое облегчение.
Пошла к Первой, отчиталась об отправке Второй, повернулась к двери - и опять столкнулась со смуглым азиатским лицом. Он тоже пришел к Первой. Тоже отчитаться? Я уже настолько была сыта его обществом, что с удовольствием оставила их вдвоем. Когда я уходила, Й беседовал с моей подругой Первой о подруге Второй.
- Эх, детишки, - вдруг встрял ночной попутчик. - Читали бы умные книжки про любовь - не дурили бы.
- Умные - это какие? - отозвалась Ли без тени иронии.
- Ваши медики пишут. Например: "...Наш мозг в это время усиленно омывается притупляющими боль эндорфинами, стимулирующим фенилэтиламином, возбуждающим норэпинефрином и оказывающим антидепрессивное действие дофамином. Поэтому не удивительно, что мы чувствуем себя прекрасно!.."
- В вашей шутке, милейший, куча правды, - согласилась Ли. - Еще в начальной и средней школах - вместо всяких там я-помню-чудное-мгновенье - вот такие цитаты, как вы сейчас изволили привести. И никаких глупостей. И все живы, включая Ромео, Анну Каренину и Муму...
- Прекрасная мысль, - ночной попутчик вздохнул. - Я давно завидовал Ему, это всё Его ребята медикам подбросили. Для амортизации. Я вам соврал.
- По обыкновению, - кивнула Ли. - Я продолжу? Там, в этой букве, все ваши и всё ваше. Вам должно понравиться...
Выхожу в коридор, спускаюсь на этаж к другу-учителю. Рассказываю про сцену в темном зале, про объятия на перроне. Друг-учитель говорит, что зря уехала наша подруга.
Я устала. Он кивает на свой необъятный диван и приглашает лечь. Я, естественно, с радостью ложусь, он рядом, голову я кладу к нему на плечо. И мы тихонечко беседуем, как и заведено у нас вот уже несколько лет. Гуляем по Москве и беседуем. Или сидим в тепле и беседуем. И на этот раз мы беседовали. Лёжа на его огромном диване. По ходу беседы, желая придать убедительность своим словам, я привстала, приподнялась на правом локте, а левую руку положила на его живот. Байковая клетчатая рубашка разошлась, показался кусочек тела.
- Смотри-ка, друг мой, - усмехнулась я, - мои руки машинально ведут себя так, будто мы тут собрались невесть чем заниматься. Это мы-то с тобой!..
- Да, действительно, а мой послушный орган реагирует на это так, как будто его приглашали реагировать...
Я посмотрела на его живот и увидела, что к ремню подкрался столб, готовый к употреблению. Джинсы ему стали тесноваты.
Я перепугалась. Заниматься э т и м с другом-учителем - подобно кровосмешению. Он мне родной человек.
- Испугалась, девчонка? - рассмеялся мой друг.
Но в следующую секунду его лицо изменилось и стало вдруг очень серьезным. А в следующую мы познакомились телами.
Из меня брызнула кровь, ей просто пора было брызнуть, но впечатление создалось забавное; мы развеселились, потом заметили, что надо не веселиться, а стирать простыни. Стали стирать, я забегала по его комнате в его клетчатой рубашке... Не скажу, чтоб мы почувствовали себя идиотами, но несколько секунд неловкости было. Мы стали сообщниками так неожиданно, что переварить это и не пытались. Самое забавное, что мы тысячи раз пребывали в этой ситуации: лежим и беседуем. Сидим и беседуем. Гуляем и беседуем. Так почему сегодня, именно сегодня мы вдруг вытащили "мужчину и женщину"?..
Приведя в порядок помещение и тела участников внезапного коитуса, мы решили разойтись спать по своим этажам. Он пошел провожать меня. Идем себе прогулочно мимо комнаты моих подруг. Дошли до моей двери и начали вежливо прощаться, как вдруг слышим позади легкий шум и жаркий шепот. Оборачиваемся: в десяти метрах от нас, возле комнаты моих подруг, спиной к стене стоит Первая, а Й ее уговаривает. Она вертит головой. Он в досаде машет рукой и уходит. Она стоит еще секунду, потом подхватывает длинный подол своего красно-зеленого балахона и бежит за ним. Судя по всему, догнала. Поскольку в обратную сторону никто не проходил и не пробегал.
Мы с другом переглянулись, в унисон пробормотали, что сегодня день такой, все трахают всех подряд, не разбирая дороги. И наконец простились. И я легла спать. Перед сном ко мне подошла моя мусульманочка и сказала, что она видела, как Й несколько раз входил и выходил из комнаты моих подруг, а ведь влюбленная Вторая уехала...
Я ответила ей, что лучше всего при таких делах - заниматься самосовершенствованием. Голова целее будет.
На следующее утро ко мне пришла Первая со ввалившимися черными глазами и серыми кругами вокруг. Без косметики.
- Ты видела? - спрашивает.
- Нет, - говорю я. - А надо?
- Что мы скажем ей через неделю, когда она вернется в Москву?
- Что у тебя роман с Й, - предполагаю я.
- Она уехала от него! А мы с нею живем в одной комнате. А я без него уже жить не могу.
Ситуация. Он, по ее словам, еще и любовник отменный, от которого невозможно отказаться добровольно. Он просто лучший из всех, кого она видела в своих объятиях в этой жизни.
Спорить невозможно, когда слышишь такое. Остается только поверить, тем более что у нас с нею в прошлом всего два общих экземпляра, весьма недурных, но не из тех, с кем хочется переселиться на необитаемый остров.
Начинаем думать, что соврать Второй через неделю.
- Давай так: ты ей ничего не скажешь, а она войдет в комнату и всё поймет сама, - предлагает Первая.
- Здорово придумано, - соглашаюсь я, - а главное, я ведь прямо сейчас собиралась бежать на телеграф с экстренным сообщением, а тут подвернулась ты и поведала мне, что стучать нехорошо...
- Извини, голова набекрень после вчерашнего... Но ведь ты ее (это про уехавшую подругу нашу) любишь и опекаешь. Ведь именно тебе придется ее утешать, - говорит мне Первая.
- Утешу, не беспокойся. А где в данный момент твой внезапный ненаглядный?
- В душевой. Ой, какой мужик, если бы ты знала!
- Какой? - заинтересовалась я.
И она рассказала, как и что делает с нею он. Оказывается, вон оно что. И подумать только. С ума сойти.
- Ты понимаешь меня? - взволнованно спрашивает меня подруга.
- Не то слово как, - убежденно киваю я.
Она уходит, немного успокоенная моим взвешенным отношением к ее приключению. Я не стала читать ей мораль, не удивилась и вообще отреагировала бесчувственно. Она не стала вникать в мои реакции, ей достаточно временного спокойствия. Должна сообщить попутно, что эта женщина вообще-то человек совестливый. Кроме того, что умная, талантливая и красивая. Совестливый человек попал в ситуацию, в которой надо сориентироваться как можно скорее. Отказаться от хорошего мужика она не в силах. Да и зачем, если та, Вторая - девственница, причем убежденная.
Через два часа меня вызывают на собеседование.
Й по-домашнему полулежит в кресле, Первая мечется и ёрзает.
Й обращается ко мне (а мы с ним, как вы помните, вчера отправили Вторую в поездку для раздумий) с речью, из которой следует, что в жизни всякое бывает (это для меня, как вы понимаете, крутая новость), и от меня требуется, как от свидетеля всех событий, хорошее поведение.
До сих пор всё было сумбурно, однако понятно и почти нормально. Наш дурдом тасует сам себя, то плачет, то смеется, постоянно трахается, но никто еще не смел требовать от кого-либо из нас, или мы друг от друга, многозначительного и подчеркнутого уважения к величественному обстоятельству типа: у мужчины имярек член повернулся сегодня в одну, а завтра в другую сторону, - и все трепещут. О, член повернулся! Надо же!
