Роман Волков - Клеймо Чернобога
Свена так разозлило дурацкое название агентства, что он решил самостоятельно, на всякий случай, разузнать поподробнее, что это за агентство. С помощью Червонного и Мокшана он вскоре выяснил все: и о Булдыреве — Президенте детективного агентства и о Лузите, его молоденькой жене, и Алексее, глуповатом сыне, и о Косте Мазуркевиче — дружке Лехи, и о Шныркове — бывшем опере, директоре «Бульдога».
Самым слабым звеном в цепочке, что нагло хотела опутать Свена, без сомненья, была Лузита, в миру Елена Андриенко, красивейшая модель, приехавшая покорять северную столицу, покорившая сердца не всегда достойных джентльменов, и в ночь своего девятнадцатилетия оказавшаяся в постели красавца-мулата. Глотка у красавчика была перерезана от уха до уха опасной бритвой Zinger, а вокруг валялись пакетики героина, несколько пистолетов, винтовок и коробки с патронами. На счастье с ног до головы залитой кровью девочки ей хватило мозгов позвонить Булю — страшному бандиту, с которым они случайно пересеклись в ресторане. Булдырев приехал быстро и так же быстро все уладил. Лузита сама предложила стать его женой, и жили они относительно хорошо. Только выход в свет для девушки отныне был почти закрыт, и ей этого очень не хватало.
Свен «случайно» встретился с Лузитой в супермаркете. Завербовать ее было делом техники. Любая девушка клюнет на обожание седовласого интеллигента, с его старомодными роскошными подарками и ухаживаниями. Он так резко отличался от Буля, который мог себе позволить и рыгнуть за столом, и грызть семечки, сплевывая их в кулак, и обоссаться по дикой пьяни. А если ей еще и предложить полную свободу — бегство в любую страну мира? А взамен — не требовать ничего… Неужели остались в наше время такие мужчины?
И, казалось бы, все должно быть прекрасно, но главный промах случился чуть позже.
Как раз вечером Свен встретился с Томом и Джеймсом в английском пабе. Они всегда организовывали там брифинги: много народу, громко играет музыка, ничего не слышно, приходилось шептать друг другу в ухо. Все на виду — возможность слежки полностью исключена, тем более, что обычно один из веселых американцев общался со Свеном, а второй стоял на стреме и внимательно следил, чтобы не было филеров. Как раз обсудили новый проект — убийство дочери депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга Араика Тер-Саркисянца, очаровательной толстушки Согик. Все было на сей раз спланировано более чем тщательно. Жертва из очередной диаспоры, армянской должна была взорвать почему-то удерживающуюся во мгле спокойствия Россию.
Даже если и тут не получится, есть еще козырной туз — азербайджанская и китайская диаспоры. Но этого пока остерегались даже яйцеголовые аналитики из таинственных звездно-полосатых штабов. Червонный уже выследил хохотушку Согик, было обозначено место убийства — детский садик, где девочка гуляла с Зимцерлом, щенком шар-пея. За эту работу Свен запросил пятьсот тысяч долларов на свой новый счет в швейцарском банке. Деньги перечислили при нем на ноутбуке в режиме он-лайн, а двадцать тысяч баков были выданы наличными — червонец ребятам за исполнение, и червонец на операционные расходы, которые наконец-то плеснут море бензина на тлеющую душу России…
После удачной встречи Свен отправился на работу. К его удивлению, перед его кабинетом сидел скромный посетитель — этакий ходок-пилигрим, чубатый, с выбритым затылком и залихватскими усами.
— Неплохо устроился, старый бульдог, — сказал Червонный и подмигнул сначала Свену, а потом его секретарше, — Сонечка, два чая, пожалуйста. Мне послаще, — и нагло пошел в кабинет, — прошу.
— Григорий, в чем дело? — Свен попытался перевоплотиться в образ прусского старичка с бульдожьими бакенбардами, хотя уже стало понятно, что было поздно.
— Знаешь, когда я тебя раскусил? — спросил Гриша. — С твоими дружками Томом и Джеймсом?
Свен понял, что валять дурачка уже бессмысленно.
— Сразу я тебя раскусил. Сразу, как только в глаза твои глянул. Как только голос твой лживый профессорский услышал. Нюх у меня, понимаешь? Нюх, чутье. Я казак, я смерть обманывал. А ты, пиджачок, решил обмануть меня? С психологами своими сраными? Накося! — и он смачно, с соплями, харкнул на ковер. — Это я тебя обманул. Я даже не хотел этой войны сначала. Я просто чурок ненавидел. Ненавижу. Резать я их хотел, пытать, клейма жечь, в кишках душить. Мстить. Детей, женщин, мужчин, собак их, котят, рыбок аквариумных. Чтобы плакали, как я. Только еще страшнее. А война? Да пусть будет. Она и так идет. Я привык к войне. Война вернет русским мужчинам мужество, а женщинам — женственность. Война откроет людям глаза и заставит рожать. И пусть я делал это с другими своими заклятыми врагами — вами — значит, так тому и быть.
Свен вжался в кресло. Червонный извлек из ножен длинный кинжал и небрежно им жестикулировал.
— А вот с денежками нехорошо получается. Ты за голову чертенка пол-лима получишь, а мы с Мокшаном по пятаку? Давай-ка, родной, и нам два нолика к гонорару припиши. И за три прошлых трупика, и за каждый будущий.
— Гриша, ты что? Это нереально… Я расскажу об этом моему руководству… Они сразу не ответят.
— Спаси Христос! Денежки-то свои со счета сними да на мой переведи, вот и вся недолга. Не надо никого просить.
Свен почувствовал, как кружится голова и холодеют руки.
— Пугать тебя как-то некрасиво, — продолжал Григорий, — но, увы, должен оставаться злодеем до конца. Так что буду пугать. Есть у меня три козыря. Первый, там и запись есть, и все что надо, — он бросил на стол фотографию Свена, где тот хохочет с Томом и Джеймсом в пабе, с визиткой какого-то опера ФСБ, пришпиленной скрепкой, — второй, — рядом появилась фотография Кости Мазуркевича, где кровавым маркером была отделена голова от плеч и полыхала свастика на плече. — Достаточно этого?
— А мальчишка-то тут причем? Он же не хач.
— Не хач. Пусть будет. Он сынок одного плохого дядечки. Этот синьор — мой третий козырь — тоже не хач, но клянусь своей треуголкой, с ним обязательно случится несчастье, если мои требования не будут выполнены, — и на стол легла третья фотография, где в полный был запечатлен сам Свен, расчерченный по статям, как туша коровы опытным мясником. Сверк! и фотография эта, уже разрезанная по диагонали, мелькает в пальцах Григория. — Пойду, пожалуй. Неделю тебе сроку. Сам выбирай — или продолжим работать по новой таксе, или это… Знаешь, голубчик, Мокшан когда людишек резать начинает, мне самому страшно делается. Я ухожу всегда. Пока! — И он выскользнул из кабинета, нарочно толкнув секретаршу так, что она уронила поднос и разбила чашки и сахарницу.
С этого момента Свен понял, что пора остановиться. Пора свертывать свою не совсем удачную деятельность и бежать из этой страны, пока ноги еще не отделились от тела вместе с головой. Если до этого ему нравилось закалять свой отточенный ум, и, в общем-то, наплевать было и на страну, и на работу и на все остальное. Но именно когда две половинки фотографии закружились между грубых пальцев Червонного, словно карты у хитрого фокусника, стало ясно: пора прекращать. Неожиданно вышедший из-под контроля Гриша с паре с Мокшаном, мог натворить что угодно, несмотря на его обещания.
Свен сразу связался с Томом и Джеймсом. Они нисколько не растерялись. Было понятно, что они сразу были готовы к такому варианту развития событий, и были немного огорчены, что сработал самый неудачный вариант. Ответили просто, с ласковым сочувствием:
— Не волнуйся, дружище. Казачок блефует. Просто твердо откажи ему и ничего не бойся. Наши психологи все проанализировали: его жесты, взгляд, частоту голосовых колебаний. Он врет — ничего он не сделает. Продолжаем действовать по плану.
Тогда Свен понял, что дело в самом деле плохо. Его решили просто слить, вместе с Червонным и Мокшаном. Оставалось одно — действовать в одиночку. Он тоже ожидал, что когда-нибудь это случится и давно приготовил все пути отхода самостоятельно.
Костя был отправлен в деревню, но проклятый Червонный снова проявил потрясающий талант разведчика. Он выследил мальчишку и наверняка, все бы кончилось очень плохо. Но Фортуна была на стороне Свена.
Он сразу позвонил «02» и сказал, что маньяк совершит нападение в селе Степановка, Лужский район — именно там находился в ссылке у деда Костя.
Ну и самое главное. Он связался с Лузитой, которую к этому времени уже купил с потрохами. Гламурная красотка уже поняла, что нисколько не любила корявого уродливого Булдырева. Окончательное предложение свободы и прочного финансового благополучия сразу все решили. Обнаружилась и еще одна забавная деталь: Булдырева звали не только Булем или Бульдогом, но и Доцентом — в юности, в момент популярности фильма «Джентельмена удачи». Поскольку следствие уже разнюхало, что Червонный называл главаря банды Палачей (то есть Свена) именно «доцентом» — из-за работы и «старым бульдогом», из-за седых накладных бакенбардов, не воспользоваться таким совпадением было глупо.