Айрис Мердок - Лучше не бывает
Когда Дьюкейн подходил к дому, он почти задыхался от беспокойства и возбуждения и был принужден несколько раз остановиться, чтобы поглубже вдохнуть плотный воздух, казалось, лишенный кислорода. Наконец он остановился в нескольких шагах от дома, встряхнулся или просто дрожь пробежала по телу, выпрямил спину и стремительно вошел в дверь. Она была открыта.
Дьюкейн замер на ступеньках с рукой, наполовину поднятой к звонку. Он опустил руку. При его взвинченных нервах все, даже самое простое, казалось мрачным предзнаменованием. Чего же он ожидал, в конце концов? Понял ли Биран значение телефонного звонка? Или видел, как он приближается? Дьюкейн стоял и размышлял. Он решил, что дверь открыта случайно. Потом он решил не звонить. Он должен просто войти.
Но когда он осторожно ступил на толстый желтый ковер, то почувствовал себя скорее тем, за кем охотятся, чем охотником. Он быстро и виновато огляделся, почти готовый уйти, остановился, прислушался. Молчание незнакомого дома сгустилось вокруг него. Погрузившись в него, он отметил тиканье часов, а потом расслышал и стук своего сердца. Он стоял неподвижно, разглядывая в золотистом вечернем полумраке инкрустированный столик, овальное зеркало, блестящие прутья, придерживающие на лестнице ковер. Другая дверь в дальнем углу была открыта, казалось, там горит свет, он подумал, что это, должно быть, бильярдная. Пытаясь восстановить нормальное дыхание и не идти на цыпочках, Дьюкейн открыл правую дверь. За ней, очевидно, была столовая. Огромное множество бутылок в шератонском буфете. Он отошел назад, вдохнул воздух и дошел до другой двери. Толкнул ее. Она была затемнена почти закрытыми венецианскими ставнями, сквозь которые едва пробивался свет длинными, тонкими, как волосы, линиями. Дьюкейн заморгал глазами в этой почти тьме. Затем он различил стоявшую фигуру в дальнем углу. Фигура была замечательная, она принадлежала Джуди Мак-Грат.
— Хелло, мой сладкий. Разве я не говорила, что мы встретимся опять?
На этот раз удивительным в Джуди Мак-Грат было то, что на ней не было одежды.
Дьюкейн медленно вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Собравшись с силами, он внимательно огляделся. В комнате больше никого не было.
— Добрый вечер, миссис Мак-Грат.
— Вы должны извинить мое дезабилье. Сегодня так жарко!
— Исключительно жарко и душно, — сказал Дьюкейн. Он сел в кресло и уставился на Джуди. Он мягко произнес: — Елена Троянская.
— Я знала, что вы меня вычислите, мой сладкий, вы такой умный. Хотите сигарету? Или одну из сигар Ричарда?
— Нет, спасибо. — Дьюкейн почувствовал: этот момент выходит за рамки моей привычной жизни, момент, подаренный божеством, может быть, не великим божеством и не добрым, но точно божеством. За всю свою жизнь он никогда не рассматривал обнаженную женщину таким образом.
В позе Джуди сквозила какая-то неловкость. Человеческому телу, даже телу прекрасной женщины, трудно оставаться в полной неподвижности. Она стояла вполоборота к нему, одно колено согнуто, плечо опущено, подбородок вытянут, как будто она смотрит на него через какое-то препятствие. Ее телу как будто недоставало властности, свойственной ее красоте, оно слегка стыдилось того, что обычно не выставляется, и стыд этот внешне не проявляется, он просто бессознательно ощущается. Если даже самой миссис Мак-Грат легко и привычно было ходить обнаженной, то ее тело все-таки слегка стеснялось. Полубессознательно Дьюкейн заметил это и был тронут. Солнечный свет проникал сквозь щели жалюзи и наполнял комнату плотным пыльным полусветом, теплым золотисто-коричневым воздухом, в центре которого тело Джуди Мак-Грат выпрямилось, чуть передвинулось, похожее на медовый столп, распространяющий лимонный аромат. Теплый свет ласкал ее, узнавал ее, смешивался с нею. Ее черные волосы, чуть отдающие коричневым блеском, казались покрытыми бронзовой патиной, а тень между ее большими круглыми, слегка обвисшими грудями, казалась смутно-коричневой. Глаза Джуди сузились, превратившись в щелки, почти закрылись. Она слегка изогнула тело, показывая изгиб ягодицы, подчеркнутый тонкой дугой рассеянного фосфоресцирующего света.
Дьюкейн глубоко вдохнул и подавил выдох, чтобы не вздохнуть. Он сказал:
— Я пришел сюда поговорить с мистером Бираном, но вы тоже подходите.
— Если вы имеете во мне нужду, мой сладкий, я ваша.
— Почему Рэдичи покончил с собой?
— Я не знаю, мой сладкий. Мистер Рэдичи был странным человеком со странными привычками, ему в голову лезли всякие странные мысли.
— Шантажировать его было вашей идеей или вашего мужа?
— У меня нет идей, мой сладкий, я — женщина. Посмотрите.
Дьюкейн смотрел, но его голова стала совершенно ясной. Он заметил, что большие темные круги в центре ее грудей напоминают о Файви.
— Расскажите мне о Рэдичи, — сказал Дьюкейн.
— Я могла бы любить вас, мой сладкий. Вы могли бы любить меня.
— Сомневаюсь в этом, Джуди. Расскажите мне о Рэдичи.
— Вы хотите знать, что мы делали в подвалах по ночам?
— В подвалах… — сказал Дьюкейн задумчиво.
— В подвалах вашей конторы.
— Понимаю, — сказал Дьюкейн медленно, стараясь думать как можно быстрее. — Конечно, вы обычно спускались вместе с Рэдичи в подвалы, в бывшее бомбоубежище под офисом…
— Верно, мой сладкий. Я думала, вы знаете. Я думала, вы знаете обо всем.
— Я знаю практически все, — сказал Дьюкейн. — Но я хочу, чтобы вы рассказали мне все остальное. Зачем вы ходили в подвалы?
— В его доме стало неудобно, все время его жена там и соседи. Мы обычно производили много шума.
— Хм, — сказал Дьюкейн. — Миссис Рэдичи тоже знала обо всем этом?
— Да. Все было по-честному.
— Она не возражала?
— Я не знаю, — сказала Джуди. Она начала раскачивать свое тело круговыми движениями, осью которых были ее две довольно большие ступни, вцепившиеся в ковер как птичьи лапы.
— Вроде бы нет. Но думаю, она была против.
— Мистер Рэдичи переживал из-за того, что травмирует жену?
— Когда он был со мной, он не переживал, мой сладкий. Никто не переживает в моем обществе.
— Что именно Рэдичи хотел, чтобы вы для него делали, — спросил Дьюкейн. — Я не имею в виду очевидного.
— Для мистера Рэдичи ничего очевидного не было, мой сладкий.
— Ну, очевидно, он предавался с вами любви.
— О, нет, ничего подобного. Все было спиритуалистично, если вы понимаете, что я имею в виду. Кроме того, мистер Мак-Грат участвовал в половине наших встреч.
— О, вы принимали участие в магических ритуалах?
— В этом я ничего не понимала. Я просто делала, что он говорил, а половину всего происходящего я вообще не видела. У некоторых джентльменов бывают странные идеи. Он — не первый.
— Что вы подразумеваете под «спиритуалистично»?
— Это все были одни идеи, только в его голове. Бывают такие. Он никогда меня не трогал, руками, по крайней мере.
Фраза «руками, по крайней мере» произвела на Дьюкейна эффект, который он через секунду осознал, как крайнее физическое возбуждение. Он оттолкнул свой стул назад и встал. Джуди Мак-Грат сразу же, дернувшись как от электрического удара, шагнула к нему, откинув голову. В то же самое время она что-то схватила со стола. Взгляд Дьюкейна опустился ниже, куда до этого он избегал смотреть — где тень была всего темнее.
— Не уходите, — сказала она ласково. — Или возьмите меня с собою. Я вам помогу. Я научу вас кое-чему.
— Оденьтесь, — сказал Дьюкейн.
Что-то возникло в зеленовато-желтом свете между ними и прикоснулось к его запястью, ласково взъерошило волосы, росшие на руке. Это был тонкий, как кончик карандаша, хлыстик для езды на лошадях, другой конец которого был в руке Джуди.
Дьюкейн отдернул руку и быстро вышел из комнаты. Он пролетел через холл и распахнул дверь, оказавшись в неожиданно ярком свете, заморгал глазами. Стремительно шагая по мостовой, он почти столкнулся с Бираном, который нес бутылку. Они изумленно посмотрели друг на друга, и прежде чем Дьюкейн торопливо возобновил свой путь, он увидел, что лицо Бирана исказилось от страха.
25
— Почему животные не умеют сморкаться? — спросил Эдвард.
Казалось, никто не знает ответа на этот вопрос и не готов вступить в дискуссию по этому поводу. Пола смотрела на страницу «Энеиды», но видела свое собственное беспокойство, а Дьюкейн был занят составлением и редактированием мысленного интимного фотоальбома Джуди Мак-Грат.
— Дядя Тео просит Минго, — сказала Генриетта, только что вошедшая в кухню. — Джон, вам пришла открытка.
Близнецы вытащили спящего Минго из уютной корзины Монроза и унесли его, придерживая с двух сторон.
Дьюкейн посмотрел на открытку с женщиной в чадре. На другой стороне Кейт писала: «Дорогой, женщина под чадрой — восхитительное зрелище, но лучше уж восхищаться, чем самой надеть чадру. Место великолепное. Утром видела нескольких собак, занимающихся чем-то очень необычным. Не буду писать подробней в почтовой открытке. Не знала, что у собак бывают пороки. Крепко люблю. Кейт».
