Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде
Когда он спустился, Бруно и Энн сидели на угловой софе возле камина. Стакан, который Бруно небрежно ставил на спинку софы, оставил темно-зеленые пятна на материи.
— Он рассказывает мне о новом Капри, — сообщила Энн Гаю. — Я очень хотела бы, чтобы мы съездили туда.
— Там стоит снять целый дом, — продолжал Бруно, не обращая внимания на Гая. — Снимите замок, и чем больше, тем лучше. Мы с матерью жили в таком большом замке, что так и не доходили до другого его конца, пока я не обнаружил нужную дверь. И там собралась за обедом целая итальянская семья, человек двенадцать, и они попросили, чтобы мы позволили им работать на нас бесплатно, лишь бы мы разрешили им пожить там. Мы, конечно, разрешили.
— А вы никогда не учили итальянский?
— Еще чего! — Бруно пожал плечами. Голос его был таким же хрипловатым, как его помнил Гай.
Гай занялся сигаретой. Он чувствовал, как Бруно бросает сдержанные заигрывающие взгляды на Энн, они сверлили ему затылок, проникая в голову глубже, чем алкоголь. Бруно, несомненно, уже отпустил и комплименты насчет любимого платья Энн из серой тафты с маленькими голубыми пятнышками наподобие павлиньих глаз. Бруно всегда обращал внимание на одежду женщин.
— Мы с Гаем, — голос Бруно сделался глуше, как если бы он отвернул голову в сторону, — Гай и я как-то говорили насчет путешествий.
Гай вдавил сигарету в пепельницу, погасил все искорки и затем обернулся к софе.
— А как насчет посмотреть нашу комнату для игр? — обратился он к Бруно.
— Конечно. — Бруно поднялся. — А во что вы играете?
Гай впихнул Бруно в маленькую комнатку, обшитую красной материей, и захлопнул дверь за собой.
— И как далеко ты собираешься зайти? — спросил он.
— Гай! Ты пьян.
— Что тебя надоумило говорить всем подряд, что мы старые джрузья?
— Да я не всем подряд. Только Энн.
— А ей зачем говорить или еще кому? Что тебя надоумило придти сюда?
— Спокойно, Гай! Ш-ш-ш! — Бруно покрутил стакан с виски.
— Полиция по-прежнему интересуется твоими друзьями?
— Не так, чтобы это меня беспокоило.
— Уходи. Сейчас же вон! — Гай повысил голос, но пока что продолжал контролировать его. А зачем ему контролировать себя? Револьвер с одним патроном в двух шагах отсюда, пересечь лишь комнату.
Бруно уныло взглянул на Гая и вздохнул. Верхняя губа при вздохе издала такой же звук, какой Гай слышал в своей комнате ночью.
Гай слегка покачнулся, и это взбесило его.
— Я думаю, Энн очень красива, — приятным голосом заметил Бруно.
— Если я еще раз увижу, что ты говоришь с Энн, я убью тебя.
Улыбка на лице Бруно растаяла, а потом расплылась еще шире.
— Это что — угроза, Гай?
— Обещание.
Полчаса спустя Бруно валялся без сознания за софой, где до этого сидел с Энн. На полу он казался ужасно длинным, а голова — крошечной рядом с большим камином. Трое мужчин подняли его, а дальше не знали, что с ним делать.
— Отнесите его… пожалуй — в гостевую, — сказала Энн.
— Это хороший знак, Энн, — со смехом сказала Хелен. — На новоселье кто-то из гостей должен остаться на ночь, знай. Первый гость!
К Гаю подошел Кристофер Нельсон.
— Где ты его откопал? Я видел, как он в "Грейт-Нет-клабе" часто отключался.
Гай осведомился у Тедди, не приглашал ли он Бруно. Тедди сказал, что нет и вообще не может сказать о нем ничего кроме того, что не переносит его.
Гай поднялся в кабинет и закрыл за собой дверь. На рабочем столе лежал незаконченный план универмага. Совесть заставила Гая взять работу домой, чтобы закончить ее в выходные дни. Знакомые линии, расплывавшиеся от выпитого, сейчас вызывали у него тошноту. Он взял чистый лист и начал чертить такое здание, какое они хотели. Он точно знал, что им нужно было. Он надеялся, что закончит набросок до того, как ему сделается плохо, а там будь что будет. Но вот он закончил работу, а с ним ничего не случилось. Он развалился в кресле, а потом подошел и открыл окно.
Тридцать третья глава
Универмаг приняли с высокой оценкой — вначале Хортоны, а затем и заказчик — мистер Ховард Виндем, который пришел в офис в начале второй половины дня в понедельник, чтобы взглянуть на проект. Гай наградил себя тем, что остаток дня курил в офисе и перелистывал книгу "Religio Medici" в сафьяновом переплете, которую купил в магазине Брентано ко дню рождения Энн. Интересно, какое задание дадут ему в следующий раз. Он листал книгу и вспоминал отрывки, которые, бывало, нравились ему и Питеру. "Человек без сердцевины всё жив во мне"… Какую еще гадость предложат ему сделать в следующий раз? Одно задание он уже выполнил. Разве этого не достаточно? Новое дело вроде этого универмага будет для него невыносимым. И это не жалость к себе, а просто жизнь. Он пока жив, если ему угодно винить себя за это. Гай встал из-за письменного стола, прошел к пишущей машинке и начал писать заявление об увольнении.
Энн настаивала, чтобы они пошли погулять в какой-нибудь ресторан. Она была так рада, счастье так переполняло ее, что Гай почувствовал, что и у него настроение немного поднялось, но очень уж неуверенно, как воздушный змей неуверенно поднимается вверх в тихий день. Он наблюдал, как она расчесывает назад и набок волосы, затем закрепляет их сзади заколкой.
— Гай, а не могли бы мы совершить сейчас круиз? — спросила она, когда они спустились в гостиную.
Энн очень мечтала о круизе на "Индии" вдоль берегов — свадебном путешествии, которое они отложили. Гай намеревался отдать всё свое время работе в чертежных, где делали его чертежи по больнице, но и Энн он отказать сейчас не мог.
— Как скоро мы могли бы, по-твоему, отправиться? Через пять дней? Через неделю?
— Может быть, через пять, — ответил Гай.
— Ой, я сейчас вспомнила, — со вздохом сказала она. — Мне нельзя уезжать до двадцать третьего. Из Калифорнии приедет один человек, он интересуется нашими изделиями из хлопка.
— А демонстрации мод не будет в конце этого месяца?
— О, это Лилиан возьмет на себя. — Энн улыбнулась. — Как это чудно с твоей стороны, что ты помнишь.
Он подождал, пока она справится с капюшоном своей леопардовой шубки и с удивлением представил себе, как она будет вести на следующей неделе жесткие переговоры с человеком из Калифорнии. Этого она на Лилиан не оставит. На Энн держится полконторы. И тут он впервые заметил оранжевые цветы на длинных ножках в вазочке на кофейном столике.
— Откуда они? — спросил Гай.
— От Чарли Бруно. С извинениями за то, что он отключился в пятницу вечером. — Энн засмеялась. — Я думаю, это довольно мило.
Гай пристально смотрел на цветы.
— Что это за цветы?
— Африканские маргаритки. — С этими словами Энн открыла перед Гаем дверь, и они вышли к машине.
Она была польщена цветами, подумал Гай. Но ее мнение о Бруно, это он точно знал, резко пошатнулось после пятницы. Гай подумал о том, как тесно они связаны с Бруно в глазах двух десятков людей, который присутствовали на новоселье. Полиция может допросить их в любой день. И его самого допросят, предупредил Гай себя. А почему это его не очень-то и беспокоит? В каком он теперь состоянии души, если даже не знает, в каком он состоянии? Может, у него апатия от глупости?
Следующие несколько дней он вынужден был лениво заниматься в офисе "Хортон, Хортон и Киз" интерьером универмага, и при этом спрашивал себя, не грозит ли ему опасность пошатнуться умом, если он уже немного не рехнулся. Он вспомнил ту неделю с лишним после злополучной пятницы, когда его безопасность, его существование висели, казалось, на волоске и любой нервный срыв мог привести к катастрофе. Теперь ситуация не та. И всё-таки ему снилось, как Бруно вхдит в его комнату. На рассвете он иногда приходил в себя, стоя посреди комнаты с револьвером. Он чувствовал, что его должна, и очень скоро, постигнуть расплата за содеянное, и этого никакими действиями или жертвами не предотвратить. Он чувствовал себя так, словно в нем живут два человека, один из которых способен на созидание и жить в гармонии с Создателем, а другой способен убивать. "Любой человек способен на убийство", — сказал Бруно в поезде. Неужели он тот человек, который два года назад объяснял Бобби Картрайту консольный принцип? Нет, он не тот человек, который разрабатывал больницу или даже универмаг или неделю назад полчаса споривший сам с собой по поводу выбора краски для металлического кресла на газоне за домом, а тот, который прошлым вечером взглянул в зеркало и увидел там на мгновение убийцу.
Как он может сидеть и думать об убийстве, когда через десять дней собирается плыть с Энн на белой яхте? Почему ему была ниспослана Энн или силы любить ее? Не потому ли он так легко согласился на круиз, что хотел на три недели освободиться от Бруно? Бруно, если бы захотел, мог бы отнять у него Энн. Он всегда признавал это наедине с собой, всегда был готов к такому повороту событий. Но после того как он увидел их вместе, вероятность стала каждодневной угрозой.
