Сгинь! - Реньжина Настасья

И забыл, видать.

И вот только сейчас она всплыла.

Сердце Игоря забилось часто-часто, как у загнанного зайца. Воздух почти закончился, мужчина жадно хватал его ртом, но не мог поймать. Х-хап. Х-хап. Х-хап. А дышать не получается. В голове помутнело. Игорь попытался встать на ноги, его зашатало, заштормило. Еле успел ухватиться за стол.

– Ты, –  прошептал Игорь, ткнув в Ольгу пальцем.

Прошептал, потому что ни на что другое не осталось ни сил, ни воздуха.

– Ты-ы, –  еле слышно.

Ноги Игоря подкосились, и он упал на колени, будто собрался прощения у Ольги вымаливать. Но дело не в прощении вовсе. Оно здесь лишнее. Игорь ссутулился, голову в плечи втянул – плохо ему. Отяжелевшее тело настойчиво тянуло к полу. Упасть бы и лежать пластом.

Он пролежал с минуту или десять или весь час. Время тоже пьяно расплылось. Когда очнулся, Ольга полулежала на прежнем месте. То ли тоже оцепенела, то ли и впрямь всего минута прошла, не успела коварная скрыться.

Вдруг сделалось нестерпимо больно глазам. Свет, обычный солнечный, даже не особо-то и солнечный, резал глаза. Ножом по глазным белкам, сотней игл, вогнанных в зрачки. А те расширились, готовые принять мучение.

– Аааа, –  застонал Игорь и прижал ладони к лицу. – Аааааааа.

Хотелось вытащить глаза, выкинуть их в снег – пусть там болят, Игоря не мучат. Все сдавило, все сжало. Мужчина скреб грязными пальцами по лицу в попытке выцарапать глаза, но те не поддавались, прикрывались веками, крепко засели.

Он не мог смотреть на Ольгу. Не мог видеть ее испуга, ее широко раскрытого от страха и удивления рта. Казалось, что Ольга хотела крикнуть, поддержать Игоря, но голос сорвался, а рот остался открытым. Безмолвная яма. Глаза женщины тоже расширились. Она понимала, что с соседом творится что-то неладное. Только вот что?

Это ведь не очередные проделки мертвеца: день, сейчас не его время, сейчас он не имеет власти над людьми.

Игорь не видел Ольгиного смятения. Он лишь представлял, что она злорадно ухмыляется, скалит зубы, вся такая довольная собой, откидывает спутанные волосы с лица, чтобы лучше рассмотреть Игоревы страдания. Прикинулась больной-несчастной, а сама…

– С-сука, –  прошипел Игорь. – Сс-укаа! Отравить меня решила?

Ну конечно, это она специально: соблазнила Игоря водкой, зная, что он увидит, понимая, что он захочет. Сама же в бутылку яд положила. Где только и раздобыла? Яд положила, потому сама и не пила, потому на ноги спирт лила, чтоб водочный дух по дому разнесся, до Игоря добрался, пощекотал тому ноздри, залез в нос. Завлек.

Сука!

Глаза щипало, оттуда хлынули горячие слезы – выплеснулся наружу огонь. Стало еще больнее. Игорь зажмурился, начал шарить рукой по полу: где же бутылка, куда же он ее поставил, сейчас насильно вольет яд Ольге в горло, будет знать, как его травить, будет знать, как он сейчас страдает, будет вместе с ним страдать.

Встав на четвереньки, Игорь пополз прямо на Ольгу.

Та попыталась спрятаться, да некуда. Хотела уйти, да никак. Женщина чуть пятилась прямо на заднице, но это было медленно, очень-очень медленно. Так никогда не спасешься. Обмороженные ноги задевали пол, саднили, болели, но не время кричать – время терпеть.

Игорь настигал ее.

Он приоткрыл глаза, их уже не резало, но и света больше не было – сплошная темнота. Не та, что приходила по ночам. Не та, что нагонялась мертвецом. Не та, в которой вязли Ольга с Игорем.

Только его темнота.

Личная.

Игорь ослеп, и оттого разъярился еще больше. На ощупь настиг он Ольгу, шаря по полу огромными своими ладонями. Схватил ее за ногу, Ольгина ступня отозвалась резкой болью. Женщина вскрикнула.

– Кричи-кричи, –  прохрипел Игорь и еще крепче сдавил.

Ольгин крик раззадорил его. Какое, оказывается, приятное чувство, когда тебя боятся. Захотелось заставить Ольгу кричать еще больше, еще громче, еще пронзительнее.

Визжать от боли и страха перед Игорем, перед приближающейся смертью в лице его.

Плакать навзрыд.

Умолять о пощаде.

О да! Кричи, Оленька, кричи! Хочу слышать твой сладкий крик!

Рука Игоря поднималась выше и выше, по колену, по бедрам, к животу. Ольга дернулась, попыталась откатиться, но Игорь навалился на нее сверху, придавил своим могучим телом – теперь не шелохнется.

Ольга судорожно шарила глазами вокруг: нет ли рядом чего-то увесистого – стула, сковороды, кирпича – чего угодно, чем можно ударить Игоря по голове.

Оглушить.

Пришить.

Прибить.

Нет. Сплошные половицы. Не туда ползла.

Рука Игоря уже поднялась к женской груди, но равнодушно скользнула выше, достигла горла. Вот оно – беззащитное горло врага. Ольга помотала головой, поняла, что бессмысленно, набрала побольше воздуха в легкие. Замерла. Ладонь Игоря сжала тонкое Ольгино горло. Сжала крепко. Игорь забрал Ольгин крик. Теперь он им управляет. Женщина дернулась, но Игорь навалился на нее с большей тяжестью – никуда теперь она не денется.

Не убежать. Моя. Моя. Моя.

Моя.

– Все, все, все! –  шептал Игорь Ольге на ухо, найденное на ощупь губами, будто успокаивал. – Все. Успокойся, не дергайся. Убить меня задумала, сука? Отравить? Так получай же сама.

Ольга опять попыталась вырваться, но Игорь подтянулся и накрыл ее полностью своим могучим телом, придавил к полу.

Мужчина устроился на Ольге поудобнее, второй рукой тоже схватился за ее горло. Тоненькое, что у птички. Такое и переломить на раз-два можно.

Вот только не ломается.

Игорь душил соседку терпеливо, медленно сжимая ладони, не тряся свою жертву, без лишних движений, аккуратно, словно всю жизнь только и занимался тем, что душил женщин. И получал от этого огромное удовольствие.

Как жаль, что не видит Игорь посиневшего Ольгиного лица. Набухли ли венки на ее висках? Катится ли по лбу предсмертный пот? Закрыты ли ее глаза? Игорю хотелось, чтобы Ольга на него смотрела. Прямо на своего мучителя, не отрываясь. Видела его силу. Видела его уверенность. Запечатлела его образ перед смертью и унесла с собой на небеса.

Или под землю. Такие, как Ольга, вероятнее всего, попадают в ад.

Там они с Игорем и встретятся.

Открыт ли ее рот? Пытается ли она ухватить хоть немного воздуха? В порыве страсти Игорь жадно припал к Ольгиным губам. Припал неловко, сначала мимо, затем прошелся по левой щеке жертвы слюнявым ртом и наконец нашел рот своей жертвы. Ольгины губы оказались раскрытыми и слишком твердыми: напряглись в ожидании спасительного кислорода. Напряглись от отвращения к Игорю и липким поцелуям его. Игорь дунул женщине в рот – вот твой последний глоток воздуха, получай – и оторвался от губ ее.

Ольгины руки били Игоря по спине яростно, но удары слабели, и вот уже она словно гладила своего обидчика, поддерживая: «Не останавливайся. Ты на верном пути. У тебя все получится».

Вдруг рядом с Ольгой сел Степа – светлое лицо, голубые глаза, крошечные крылышки за спиной.

– Мамочка! Вот ты где. Идем со мной.

Это не дьявольский мальчик, посланный мертвецом, это сын ее! Он пришел за своей матерью, вот и встретились. Теперь всегда-всегда будут вместе.

И Ольгины руки обмякли. Глухо шлепнув, упали на пол. И вся Ольга тоже обмякла. Перестала хрипеть. Перестала бороться.

Перестала жить.

Игорь ее подушил еще с минуту. Так, на всякий случай. Слепому сложно убивать наверняка. Ведь жертва может обмануть, прикинуться мертвой, чтоб убийца ее отпустил. А сама вскочит, убежит. Обидно.

Но не знала Ольга, что сосед ослеп, не понимала, что этим можно воспользоваться. А может, в смертельной схватке она просто перестала соображать.

Сдалась.

Игорь вновь прижался к Ольгиным губам. Безвольные губы целовать куда приятнее. Не так часто Игорь целовался с женщинами, потому и не смог отказать себе в этом скромном удовольствии. К тому же его так просто теперь осуществить. Быстрее же, пока тело не остыло!

Игорь целовал мертвую Ольгу, страстно впивался в нее, облизывал ее посиневший рот, пытался дотянуться до языка, кусал ее губы. Вдыхал в Ольгу воздух, словно проверяя, оживет или нет. Устал и отвалился, упал рядом с телом женщины, выдохнул и проблевался.