Катрин Панколь - Я была первой
Немного помолчав, она продолжает:
– Ты каждый раз зажигаешься, а потом вдруг берешь и резко жмешь на тормоз. Ты коллекционируешь мелкие придирки и используешь их как оружие против безумца, который посмел тебя полюбить! Тебе представилась прекрасная возможность поработать над собой, понять, почему ты не хочешь быть любимой. Именно этим я и занимаюсь, и, знаешь, я узнала о себе много любопытного!
Они, как по команде, скинули колдовские одеяния, вырядились в роскошные бальные платья, надели хрустальные башмачки и, устроившись у сводчатых окон дворца, принялись мечтать о моем доблестном рыцаре. Каждая надеялась, что на горизонте замаячит мужчина, подобный тому, кого по мановению волшебной палочки преподнесла мне сама жизнь.
Одна Валери хранила молчание, и я с надеждой обратилась к ней:
– Ты же понимаешь, как тяжело принимать любовь, когда тебе ее навязывают с такой силой, с таким апломбом…
– Он должен понять, должен к тебе прислушаться. Объясни ему еще раз… Но раз тебе захотелось убежать далеко и быстро, видимо, ты и впрямь почуяла опасность. В чем она состоит, мы с тобой пока не знаем. Доверься себе, своим эмоциям, своей интуиции. И все-таки стоит дать ему еще один шанс, стоит дать себе еще один шанс…
Подруги дружно советовали мне вернуться в лабиринт страсти, наказывали победить всех драконов, покусившихся на мое любящее сердце, вырвать с корнем все колючки, посмевшие затмить собою солнечный свет. Я была их чрезвычайным и полномочным послом, и они надеялись, что моя миссия обернется успехом, что я привезу из своего путешествия факел надежды. Теперь я билась не за себя одну, я защищала от посягательств их общую мечту.
Чувство пустоты подступило ко мне быстро и незаметно.
Ты запрыгнул обратно на пьедестал, и мне очень тебя не хватало.
Чувство пустоты ходило за мной по пятам как надоедливый супруг, чей неуместный пыл вызывает законное раздражение. «Подожди, оставь меня в покое, – попросила я, – разве ты не видишь, как мне надоели твои приставания».
Но чувство пустоты не сдавалось, оно заполонило мой воспаленный мозг, завладело моим воображением. Оно поставляло мне такие слайды, такие кадры и мгновенные снимки, от которых кровь стыла в жилах.
– Интересно, чем сейчас занимается твой прекрасный возлюбленный? – нашептывало оно. – Как знать, может быть в этот самый момент он обедает в обществе двух или трех барышень, жадно внимающих его словам, которых не меньше, чем когда-то тебя взволновал его глубокий, властный, ласковый голос, его мощная фигура, выдающая сильного и щедрого любовника, этот пронзительный взгляд, который видит тебя насквозь. Одна из них склонила голову на его ладонь и ловит каждое его слово, пожирая рассказчика глазами, другая под благовидным предлогом придвигается к нему поближе, а третья, уходя, тихонько подсовывает ему сложенную втрое записочку со своим номером телефона…
Я имею дело с режиссером изобретательным и спонтанным, он жестом фокусника извлекает из рукава очередную картинку и одним щелчком вдыхает в нее жизнь.
– А знаешь ли ты, – шепчет он, – что человек, которого любят, светится изнутри, излучает необыкновенное обаяние, обладает редкой притягательной силой? К нему, как бабочки на огонек, слетаются те, кто жадно ищет новых чувственных потрясений, новых приключений. Они сразу чуют, что за ним стоит другая женщина, и принимаются его вожделеть. Возможно, они видят его в тысячу первый раз, но именно в этот вечер они смотрят на него по-особенному. При мысли о том, что соперница остановила свой выбор именно на нем, на мужчине, которого они прежде не замечали, они загораются страстным желанием принять вызов, попробовать кусочек чужого пирога, урвать его целиком.
– А что в этом странного? – ухмыляется он. – Это же так естественно. Любовь – это не только возвышенные чувства… – И он отступает, хихикая и потирая руки, заставляя меня страдать и беспокоиться, мучить себя, воображая все новые страшные сцены, пытая себя с новой силой, отчего будущее наслаждение станет еще восхитительней.
Чувство пустоты становится невыносимым. Оно сносит меня с пути, отбивает желание смеяться, петь, нежиться на солнце, не спеша жевать бутерброд, дурачиться, заражая других своим счастьем. Я вдруг становлюсь грустной, я гасну и чахну на глазах. Я опустошена, обескровлена. Мне очень тебя не хватает. Чувство пустоты заслоняет собою любовь, занимает все больше и больше пространства, стирая из памяти воспоминания о счастье и наслаждении, о нашей жизни вдвоем. Оно всемогуще, и требует, чтобы все перед ним трепетали, отдавали ему все до последней капли, ибо оно ненасытно, страшнее его нет в этом мире людоеда, вампира, серийного убийцы, его мишень – счастье, которое двое не сохранили в тайне, о котором посмели раструбить вслух.
Просочившись в самое сердце жертвы, безжалостный злодей принимается по капле высасывать из нее радость жизни. Еще недавно она видела мир в розовых тонах, светилась от любви, думала только о нем, о своем единственном мужчине, о его нежной аппетитной плоти, о его тонкой восприимчивой душе. В этом мире не было острых углов, она брала его под руку и складывала губы в улыбку, кивала ангелам и прыгала как дитя. В этом мире не было предела волшебству, а всякая жестокость казалась лишь частью наслаждения. И вдруг он резко оборвал ее, словно вонзил ей в сердце булавку, оставляя ее истерзанной и исколотой.
О, сладостная боль, возникающая всякий раз, когда я представляю его с другой!
О, мука, острая как наслаждение, доводящая до потери пульса, истязающая мое сердце, чем ты нестерпимее, тем сильнее я сознаю, что жива, что терзаюсь из-за него.
Все из-за него, только из-за него…
Чувство пустоты зажало меня в свои безжалостные тиски, и я сдалась.
Я подняла трубку, набрала твой номер, откашлялась, произнесла:
– Это я.
– Завтра мы уезжаем к морю. Приятель оставляет мне ключи от дома. Я заеду за тобой в десять, буду ждать внизу.
За окном машины мелькает нормандский пейзаж.
Я стараюсь не встречаться с тобою взглядом.
Твой взгляд обращен ко мне, он забрасывает меня вопросами. – Зачем ты это сделала? – недоумевает он. – Ведь все, что я сказал тогда в кафе, не было для тебя открытием. Почему ты отвергла слова, которые сама нашептываешь мне в безнаказанности наших ночей, которых требуешь, протягивая ко мне руки и ноги? Почему ты позволяешь своему телу говорить то, чего не хочешь услышать из моих уст?
Я сижу к тебе спиной, но слышу все, что говорит мне твой взгляд.
