Торнтон Уайлдер - Теофил Норт
— Ох, мистер Норт, она читает без передышки. Она испортит себе глаза.
— А вам так и не удается узнать, чем кончаются романы?
— Она мне рассказывает, сэр, — это не хуже кино! Джейн Эйр! Что с ней стало! Скажите мне, сэр, это было на самом деле?
— Вы лучше меня знаете жизнь, миссис Каммингс. Могло такое быть на самом деле?
Она грустно покачала головой.
— Ох, мистер Норт, я знаю случаи похуже.
Однажды, когда мы вступили на бескрайние просторы «Тома Джонса», в дверь постучали. Нас впервые навестил мистер Грэнберри.
— Можно войти? — Он поцеловал жену, пожал мне руку и поздоровался с миссис Каммингс. — Ну, Майра, как успехи?
— Очень хорошо, милый.
— Что вы читаете, дорогая?
— Называется «Том Джонс».
Обрывки университетской премудрости зашевелились у него в памяти. Он обернулся к миссис Каммингс:
— Э… э… а это вполне годится для… я хочу сказать — для дамы?
— Сэр, — отвечала миссис Каммингс с высоты своего профессионального авторитета, — если бы в книге происходило что-то неподобающее, я попросила бы мистера Норта немедленно вернуть ее в библиотеку. Ведь самое важное — чтобы миссис Грэнберри было интересно, правда? Если ей читают вслух, она никогда не капризничает. Я беспокоюсь, когда она капризничает.
— Я посижу здесь минут десять. Не обращайте на меня внимания. Простите, что прервал вас, мистер Норт. — Мистер Грэнберри занял кресло в углу, закинул ногу на ногу — они у него были длинные — и подпер щеку рукой, словно вновь слушал скучную лекцию по философии в Дартмутском колледже. Он провел с нами четверть часа. Наконец он встал и, приложив палец к губам, удалился. После этого он приходил раз в неделю, но ему не всегда удавалось побороть сон. За субботу и воскресенье Майра прочла всего «Тома Джонса», но решительно не желала высказаться по поводу прочитанного.
Как-то я пришел с «Уолденом» под мышкой.
— Добрый день, мистер Норт… Спасибо, я чувствую себя хорошо… Мистер Норт, вы установили правило — правило насчет пятнадцати минут. Я тоже хочу установить правило. Мое правило такое, что после первых сорока пяти минут мы полчаса отводим для разговора.
— Извольте, миссис Грэнберри.
Рядом с ней на столе стояли золоченые часы. Без четверти пять она меня прервала.
— Теперь поговорим. Две недели назад, когда вы сказали что-то насчет «пустоты и бесцельности» ньюпортской жизни — что вы имели в виду?
— Это были не мои слова. Я повторил вам то, что сказал Генри Джеймс.
— У нас в Висконсине не увиливают. Вы сказали это, и сказали не просто так.
— Я недостаточно знаю ньюпортскую жизнь, чтобы о ней судить. Я здесь всего несколько недель. Я не участвую в ньюпортской жизни. Я приезжаю и уезжаю на велосипеде. Большинство моих учеников — дети.
— Не увиливайте. Вам, наверно, лет двадцать восемь. Вы учились в университете. Вы побывали в десятках ньюпортских домов. Вы полночи просиживаете в «Девяти фронтонах». Вы пьянствуете в «Мюнхингер Кинге». Перестаньте отделываться пустыми словами.
— Миссис Грэнберри!
— Не зовите меня больше мадам и не зовите меня миссис Грэнберри. Зовите меня Майрой.
Я повысил голос:
— Миссис Грэнберри, я взял за правило: во всех домах, где я работаю, называть людей только по фамилии. И хочу, чтобы меня называли так же.
— Да ну вас с вашими правилами! Мы же из Висконсина. Что вы ведете себя, как будто вы с Востока. Не будьте таким индюком.
Мы свирепо глядели друг на друга. Миссис Каммингс сказала:
— Ах, мистер Норт, может, вы сделаете исключение — раз вы оба… — она многозначительно на меня посмотрела, — висконсинцы.
— Конечно, я подчинюсь любому требованию миссис Каммингс, но только в этой комнате и только в ее присутствии. Я глубоко почитаю миссис Каммингс. Она с Востока, и, по-моему, вам надо извиниться за то, что вы назвали ее индюшкой.
— Мистер Норт, миссис Грэнберри просто пошутила. Я совсем не обиделась.
Я строго глядел на Майру и ждал.
— Кора, я преклоняюсь перед вами, я очень вам обязана и простите меня, если я вас как-нибудь задела.
Миссис Каммингс закрылась вязаньем.
— Теофил, я обещаю не перебивать вас, если вы расскажете про свою ньюпортскую жизнь — про ваших друзей, развлечения, врагов и сколько вы зарабатываете.
— Это не входит в наш договор, и мне не хочется, но я подчиняюсь. Если я буду называть имена, то это будут вымышленные имена. Я живу в общежитии Христианской ассоциации молодых людей и коплю деньги, чтобы снять квартирку. Я туго схожусь с людьми, но, как ни странно, приобрел в Ньюпорте новых друзей, которых высоко ценю. — Я рассказал им о заведующем казино, о полубезработном слуге Эдди («который разговаривает совсем как некоторые персонажи „Дэвида Копперфилда“»), о некоторых моих учениках на корте — в частности, о девушке по имени Анемона, которая очень похожа на шекспировских девушек, и о миссис Уиллоби и ее пансионе для слуг. Я с чувством отозвался о великодушии и благовоспитанности миссис Уиллоби. Когда я кончил, на глазах у Майры были слезы. Наступило молчание.
— Ох, Кора, почему я не служанка? Почему я не живу у миссис Уиллоби? Я была бы там счастлива. Мой ребенок родился бы просто и… благостно, как… как агнец. Теофил, вы могли бы как-нибудь вечером взять нас с Корой к миссис Уиллоби?
— Что вы, миссис Грэнберри, — ужаснулась праведная Кора, — я дипломированная сестра милосердия. Мне не дозволено.
— Вы же ходите со мной на званые обеды.
— Да, я сижу наверху, пока вы не соберетесь домой.
— Майра, — тихо сказал я, — это невозможно. Каждый предпочитает общество себе подобных.
— Я не буду разговаривать. Мне только посмотреть на них — я знаю, это будет хорошо для моего ребенка.
Я кивнул, улыбнулся и сказал:
— Время беседы кончилось.
На следующем занятии во время такого перерыва я попросил Майру рассказать об ее друзьях, развлечениях, об ее врагах. Она задумалась. Лицо ее помрачнело.
— Ну, я старею. Жду ребенка. Завтракаю. Потом приходит врач и спрашивает, как я себя чувствую. За это он получает десять долларов. Потом, если день солнечный, мы с Корой идем на пляж Бейли. Сидим, закутавшись, в укромном углу, чтобы не пришлось ни с кем разговаривать. Сидим и смотрим, как плывут мимо старые ботинки и ящики из-под апельсинов.
— Простите?
— Мой отец владеет сотнями озер. Если бы хоть одно было таким грязным, как пляж Бейли, он бы его осушил и засадил деревьями. Что мы делаем потом, Кора?
— Вы ходите в гости, миссис Грэнберри.
— Да, хожу в гости. Дамы. Мужчины бывают только по воскресеньям. И только по фамилии Грэнберри. В будни дамы сидят подолгу и играют в карты. Мне разрешается уйти пораньше, вздремнуть, потому что я «в интересном положении», как эта дама в «Джейн Эйр». Потом являются учителя. Несколько раз в неделю я хожу на званые обеды и вижу одних и тех же людей — как сказал ваш Генри Джеймс. И тут я ухожу домой пораньше и читаю, пока позволяет Кора. По-моему, больше и рассказывать не о чем.
Я обернулся к миссис Каммингс:
— А у вас можно спросить, чем вы занимаетесь в свободное время?
Она взглянула на меня, как бы ожидая подтверждения. Я кивнул и, может быть, даже подмигнул ей.
— У меня есть в Ньюпорте старая подруга. Мы вместе учились — мисс О'Шонесси. Она сестра-хозяйка в больнице. По четвергам, в шесть часов, с любезного разрешения миссис Грэнберри, меня отвозят на ее машине в больницу. Мисс О'Шонесси и я — иногда с ее приятельницами — идем обедать в ресторан, в тот, что стоит у начала Скалистой аллеи. Мы вспоминаем времена нашего учения и — это ведь после дежурства, мистер Норт, — мы берем немного «Старого Ирландского»… и смеемся. Почему — не знаю, но сестры больше смеются, когда они не на дежурстве. А в воскресенье утром мы вчетвером идем на мессу. Любим пройтись пешком в любую погоду. Но мне всегда приятно возвращаться в этот дом, миссис Грэнберри.
Майра смотрела на нее.
— Я знаю мисс О'Шонесси. Когда я приехала сюда во второй раз, Джордж разрешил мне вступить в Женское общество добровольных сотрудников больницы. Я была в восторге. Остальные годы я не могла работать — запрещали врачи. Надеюсь, мисс О'Шонесси меня не забыла: по-моему, она хорошо ко мне относилась. Можно мне как-нибудь в четверг пойти с вами? — Наступило молчание. — Я никогда не вижу людей, с которыми весело. Я никогда не вижу людей, которые мне нравятся. Я никогда не смеюсь, правда, Кора?
— Миссис Грэнберри, вы все забываете! Вы смеетесь и меня смешите. Когда я прихожу на кухню, меня часто спрашивают: «Над чем вы с миссис Грэнберри все время смеетесь?»
— Майра, — сказал я строгим голосом, — пойти с вами обедать в четверг вечером — совсем не такой праздник для миссис Каммингс. Вы и так часто обедаете вместе.
