Армандо Салинас - За годом год
— Как ты считаешь, я не очень сильно накрашена? Может, больше не надо пудры? И так очень бледная.
— Все в порядке, — успокаивала ее Антония.
— Я думаю, очки надо бы оставить дома.
Педро, забравшись на кухню, читал утреннюю газету и думал о своих делах. «Не понимаю, с какой стати я пришел сюда, все глупости сестры». Стояли холода, и он не снял пальто.
Некоторое время спустя прикатило такси за невестой. В такси восседал дон Флориан. Он был шафером. На нем красовался темно-синий костюм с красной гвоздикой в петлице, Хотя было еще очень рано, только начало восьмого, он курил большую гаванскую сигару.
— Ну, как невеста? Готова? — спросил он, едва открыв дверь.
— Сию минуточку будет готова, как раз заканчиваю прическу, — отвечала Антония из комнаты.
— Ох уж эти женщины, только и думают что о тряпках да прическах! Моя поднялась спозаранку, еще шести не было, чтобы подкраситься.
— Вы приехали на машине?
— Стоит внизу, сеньора Аида.
Флориан прошел в столовую. Хоакин только что побрился и разговаривал с Педро.
— Ну что, холодно на улице? — вместо приветствия спросил Хоакин у угольщика.
— Черт-те сколько ждать. Я оставил плащ в машине и прямо-таки окоченел тут от холода, это не дом, а какой-то холодильник. Слава богу, хоть пропустил пару рюмочек, как встал с постели, — сказал Флориан.
Сеньора Аида, причесанная и наряженная, вышла из своей комнаты. Она была в костюме: черный жакет, узкий в бедрах и свободный в груди. В вырез жакета выглядывала кружевная кофточка. Туфли на высоком каблуке с чуть-чуть зауженными носками. На голове белая шляпа, украшенная голубым бантом.
— Добрый день, дон Флориан и все остальные, — поздоровалась Аида.
Дон Флориан затянулся сигарой и взглянул на невесту. Затем медленно поднялся и, сделав выразительный жест, присвистнул:
— Вот это невеста! Да вы настоящий бутончик, сеньора Аида!
Аида, довольная, улыбалась.
— Вы сегодня тоже хоть куда, красавец.
— С такой невестой рядом стыдно быть некрасивым.
— Ну, мы пошли. Хотим посмотреть, как вы будете входить в церковь, — сказала Ауреа.
— Кто-нибудь может сесть со мной в машину, места хватит, — напомнила Аида.
— Пускай едет Антония на случай, если растреплется прическа.
— Хорошо, — согласилась девушка.
Невеста, шафер и Антония (времени еще было достаточно) дали большой круг по бульвару Кастельяна. Тележки, заваленные мешками с добычей старьевщиков, тащились к Тетуан де лас Викториас.
— Сделайте еще кружок по площади Цибелы, — попросил Флориан шофера такси.
Они объехали вокруг площади и, вернувшись на Реколетос, поднялись вверх по Мартинес Кампос.
У входа в церковь жениха и невесту дожидалась группа людей.
Дон Хосе в темном костюме, в белой накрахмаленной сорочке, при черном галстуке вышел вперед, открыл дверцу такси и, подав Аиде руку, помог ей выйти из машины. Вчетвером они поднялись на паперть, чтобы здесь подождать начала церемонии: утро выдалось весьма прохладное.
На башне пробило восемь часов, а священник еще не показывался. Фотограф несколько раз моргнул своей лампой-вспышкой.
— Встаньте поплотнее, тогда все получатся.
Время шло, а священник так и не являлся. Некоторые из приглашенных прошли в церковь через боковые двери. Но тут же возвратились, говоря, что в церкви такая же стужа, как на улице. И вдобавок там другая группа тоже дожидается венчания.
Педро, Хоакин, Антония и еще несколько приглашенных перешли на противоположный тротуар.
— Пойдем хоть чего-нибудь выпьем, согреемся, — сказали они.
Дочки дона Хосе тоже удалились. Одна из них, смазливая и вертлявая, та, что, по словам отца, гуляла с Эухенио, кокетничала с Пако, приказчиком из угольной лавки Флориана.
— Ну, а ты когда выйдешь замуж? — спросил Педро у сестры.
— Луис хочет жениться как можно скорей. Я как раз об этом хотела поговорить с тобой.
— А что он делает?
— Он закончил факультет права. Я тебе много раз про него говорила, но ты так редко бываешь дома, что ничего не помнишь.
— Мало мне своих забот, чтобы еще помнить о твоем женихе. Он работает?
— Его скоро устроят, он будет давать уроки в колледже.
Педро отпил из своей чашечки.
— Это не кофе, а какое-то пойло, — сказал он, обращаясь к официанту. И продолжал беседовать с сестрой. — Значит, учитель. Нечего сказать, хорошее занятие, чтобы зарабатывать деньги. А ты знаешь поговорку: «Нет на свете голоднее человека, чем школьный учитель». Да у вас все кишки подведет от голодухи. Ты хорошо подумала, Антония?
— Да.
— У вас ист ничего за душой. Ни денег, ни квартиры. Ему дадут грошовую работу, а вы мечтаете о многом, не так ли?
— Вроде того.
— С милым рай в шалаше. Ах, не смеши меня, не то заплачу! Да, ради любопытства, а где вы собираетесь жить? — насмешливо спросил Педро.
— Сама не знаю, но, если Луис захочет, я завтра пойду с ним куда глаза глядят.
— И… даже в трущобу?
— Мне все равно, Педро. Я согласна па что угодно, лишь бы не оставаться больше дома. Меня душат эти проклятые стены. Но… я напомню тебе то, что ты забыл. Ты по крайней мере раньше утверждал, что готов на все, лишь бы вырваться отсюда.
— Но ведь ты женщина, ты не умеешь устраиваться, как мужчины. А твой Луис — я по твоим словам сужу — парень образованный, он не станет жениться на простой работнице, — сказал Педро.
— Все равно я уйду с ним.
— Скажи откровенно, у тебя с ним что-нибудь было?
— Да, я его люблю! Понимаешь? Но не поэтому я хочу уйти с ним. Хочу ради себя. Понимаешь? Ради себя самой. Я пойду с ним, даже если он на мне не женится.
— Ты забеременела от него?
— Нет. И дело совсем не в этом. Прошу тебя, не расспрашивай меня про такие вещи. От тебя одного я только могу принять помощь. Ты нам поможешь?
— Тебе это очень нужно?
— Это моя последняя надежда. И ты можешь выручить нас. У тебя есть деньги, ты хорошо зарабатываешь, — сказала Антония. Она пристально смотрела в лицо брату.
— Да, я зарабатываю. Я головорез. Берусь за любое дело. Но я уношу крохи, которые оставляют жирные боссы. Мне достается опасность, а им кучи монет. Но ради того, чтобы не голодать, я готов на все, а с ними можно проворачивать отличные дела.
— У тебя, как и у меня, не было выбора. Но ты хороший.
— Возможно.
Наступило молчание. Педро вспомнил те времена, когда он, по понятиям сестры, был хорошим. Они питались на подаяния отдела Общественной помощи. В пивнушке он зарабатывал один дуро, а ишачил, как вьючное животное. И когда хозяин рассчитал его, он дал себе слово никогда не голодать, чего бы это ему ни стоило. С тех пор и началась для него новая жизнь.
Он взглянул на Антонию. Нежность теплой волной захлестнула его: он ласково погладил сестру по щеке.
— Сколько вам надо?
— Не знаю.
Педро достал бумажник и вытащил из него пачку сотенных. Антония как завороженная смотрела на руки Педро, отсчитывающего банкноты.
— На, возьми пока три тысячи, больше со мной нет.
— Это много. Сейчас нам столько не надо.
— Ладно, бери. Никогда не жалей денег.
— А ты знаешь, Педро, сколько можно сделать на эти деньги?
— Конечно, знаю. На деньги можно сделать все, что угодно. Поэтому-то их никто из рук не выпускает. Поэтому я и трачу все до последней монеты. Кто знает, что случится со мной завтра? Если со мной что приключится, я уверен, они бросят меня на дороге. А сами умоют руки. Так что я считаю: живи, пока живешь, а заработать я всегда сумею.
— Спасибо, Педро.
— Да не благодари меня, только в краску вгоняешь. Я сорю деньгами направо и налево.
Антония сжала руку брата.
— Дай свой адрес, я хочу видеть тебя. И Луис хочет познакомиться с тобой, я столько говорила ему о тебе.
— Приходи в бар Чикоте. Спросишь там любого, где я. И тебе сразу скажут. Меня все знают.
Подошел Хоакин.
— Да ты сделался настоящим сеньорито, Педро. Одеваешься, как барин.
— Я неплохо живу, приятель. А у тебя как дела?
— Можешь представить, если я живу на одну зарплату.
— Ты знаком с женихом Антонии? — спросил Педро.
— С Луисом? Да, хороший парень, у него светлая голова.
— Это самое главное. Вот сестра говорит, что он собирается жениться на ней.
— Да. Я знаю. Правильно делают.
Они замолчали. Вскоре один из приглашенных сообщил, что священник наконец появился в церкви.
— Я заплачу за всех, — сказал дон Флориан, — на то я и шафер.
Жених и невеста вошли в церковь через боковую дверь, которую распахнул перед ними служка.
— Главный вход открывают только на богатых свадьбах, — заметил один из приглашенных.
Церковь освещалась лишь узкими снопами света, проникавшими в стрельчатые окна, пробитые в кирпичной стене. Алтари были погружены в полумрак, за исключением главного, с Пресвятой Девой, вокруг головы которой светилась корона из маленьких лампочек.
