Дэвид Николс - Мы
Неужели я вернусь на работу почти на две недели раньше? Что скажут коллеги? Почувствуют ли недоброе? Отпуск этого человека оказался таким плохим, что разрушил семью! Они сбежали, на самом деле сбежали; один в Голландии, другая – в Германии. Даже если бы я не пошел на работу, даже если бы мы с Конни остались дома и жили за задернутыми шторами, нас бы мучило отсутствие Алби. Как я уже однажды говорил, вполне возможно, он прекрасно проводит время. У него есть паспорт, мобильник, доступ к деньгам, томик Камю и чрезвычайно сексуальная девица; ему даже можно позавидовать. Но, не зная наверняка, когда брошенные слова так и остались между нами, невозможно было не мучиться тревогой. Извиниться за сына. Где он сейчас – в каком-нибудь берлинском наркопритоне? Едет пьяным на поезде в Чехии, курит марихуану в заброшенном доме в Роттердаме, лежит избитый где-нибудь на глухой улочке Мадрида? Вернется ли он в сентябре, октябре, к Рождеству или вообще? А как же его учеба? Неужели он бросит колледж, которого добивался, хоть и слабо? Что, если Европа просто… проглотит его?
Я больше не мог сидеть спокойно.
– Пойду прогуляться, – сказал я.
– Сейчас?
– Времени полно.
– Увидимся у выхода. – Она пожала плечами. – Возьми свою сумку.
В прогулке по аэропорту есть определенный оптимизм. Что вообще мы ожидаем найти – что-то новое и очаровательное? Я пошел взглянуть, на что похож немецкий газетный киоск, и, убедившись, что он такой же, как в Англии, собрался купить мятных пастилок на последние несколько евро, когда зазвонил мобильник.
Я пошарил в кармане. Вдруг это Алби? На экране высветился номер +39 – Испания, Италия?
– Синьор Петерсен?
– Oui, c’est moi[38], – сказал я, растерявшись.
– Buongiorno, я звоню из пансиона Альбертини насчет вашей брони.
– Ja, ja, – произнес я, затыкая другое ухо пальцем.
– Я очень старался, но, к сожалению, передвинуть бронь за такой короткий срок невозможно. Примите мои извинения.
– Моя бронь?
– Вы же изменили планы и приезжаете теперь в Венецию завтра вечером?
– Нет, нет, вовсе нет. Только через три-четыре дня. – (Таков был наш план: поездом переехать через Альпы, потом провести по одной ночи в Вероне, Виченце, Падуе, а затем отправиться в Венецию.) – Когда он, то есть я, когда я звонил?
– Минут пятнадцать тому назад.
– По телефону?
Пауза для дураков.
– Si…
– Я бронировал один одноместный и один двухместный номер. Какой из них я попросил переписать?
– Двухместный.
– На завтра?
– Si, на завтра. Но мы говорили об этом всего пятнадцать минут назад…
– Я, случайно, не упомянул, откуда звоню?
– Я не понимаю…
– А вы уверены, что это был синьор Петерсен?
– Si.
Алби! Это наверняка звонил Алби, пытался переделать мое расписание, воспользоваться нашей бронью и сэкономить денег. Значит, они все-таки направляются в Венецию.
– Что ж, grazie mille за попытку.
– Значит, мы вас увидим в Венеции через четыре дня, как и было оговорено ранее?
– Si, si, si. Через четыре дня.
– Отлично.
– Вы мне очень помогли. Auf Wiedersehen! Ciao!
К этой минуте я отошел от газетного киоска на почтительное расстояние, зажав в ладони мятные пастилки, неоплаченные. Воришка! Я взглянул на табло вылетов. Посадка началась. Проверил карманы. Мобильник, паспорт, бумажник, все, что мне понадобится. В ручной клади – зарядка для мобильника, планшет и история Второй мировой войны. Я вернулся в зал ожидания, увидел Конни, увидел лестницу, ведущую на балкон, взобрался по ней и принялся наблюдать за женой.
Я наблюдал за ней четверть часа, пока приближалось время вылета, уничтожая украденные мятные пастилки, настоящий бандито. Я понимал, что она по-прежнему меня любит, хотя и раздражена моим отсутствием и проявляет признаки нетерпения. Тогда я принял решение.
Я не позволю себе потерять и жену, и сына.
Если эта мысль для меня недопустима, то я и не буду ее допускать. Я не вернусь сейчас в Англию и не проведу наше последнее лето, медленно разрушая наш дом, глядя, как Конни отдаляется от меня, делит нас надвое, строит планы на будущее, в которых меня нет. Я отказываюсь жить в доме, где все, что я увижу или до чего дотронусь, – пес Мистер Джонс, радио у кровати, картины на стенах, чашки, из которых мы пьем утренний чай, – вскоре будет поделено между мною и ею. Мы прошли через очень многое, и это неприемлемо, как неприемлемо то, чтобы мой сын болтался по континенту, веря, что я его стыжусь. Этого нельзя допустить, и я не допущу.
Я прикончил украденные пастилки. В одной популярной песенке поется, что если ты кого-то любишь, то должен отпустить его на волю. Ерунда какая-то. Если ты кого-то любишь, то приковываешь его к себе тяжелыми железными цепями.
95. Последний вызов на рейс в Хитроу…
Конни теперь стояла, тревожно озираясь по сторонам, и наверняка думала: «Как странно, совершенно на него не похоже, он всегда приезжает за два часа до отлета, ноутбук в отдельном отсеке, жидкости и гели в полиэтиленовом пакете на молнии». Уже нет, моя любовь! Обновленный, я набрал ее номер и смотрел, как она шарит в сумке, находит телефон, сердито смотрит на экран, нажимает кнопку ответа…
– Дуглас, ты где, черт возьми? Выход закрывают через пять…
– Я не лечу на этом рейсе.
– Ты где, Дуглас?
– Я в такси. Если честно, я уже выехал из аэропорта. Я сейчас не вернусь в Англию.
– Дуглас, не будь смешным, уже называют наши имена…
– В таком случае садись на самолет без меня. Не забудь предупредить, что я не лечу: не хочу доставлять никому неудобства.
– Я не сяду в самолет без тебя, это безумие!
– Послушай меня, Конни, прошу тебя. Я не смогу вернуться до тех пор, пока все не улажу. Для начала я отыщу Алби и извинюсь, глядя ему в глаза, а затем я собираюсь привезти его домой.
– Дуглас, ты понятия не имеешь, где он!
– Значит, я найду его.
– Как ты его найдешь? Он сейчас может быть в любом уголке Европы, в любом уголке мира…
– Я отыщу способ. Я ведь ученый, забыла? Метод. Результаты. Вывод.
Я видел, как она снова опустилась на стул.
– Дуглас, если ты это делаешь из желания… что-то доказать… мне… что ж, это очень трогательно, но дело ведь в другом.
– Я люблю тебя, Конни.
Она обхватила лоб рукой:
– Я тоже люблю тебя, Дуглас, но ты устал, в последнее время ты жил в большом стрессе и, как мне кажется, не совсем четко мыслишь…
– Только, пожалуйста, не старайся отговорить меня. Я собираюсь продолжить путешествие один.
Прошла секунда, и Конни встала:
– Ты уверен, что именно этого хочешь?
– Уверен.
– Что мне сказать людям?
– Это все равно.
– Ты хотя бы позвонишь мне?
– Когда найду его. Не раньше.
– Я сумею тебя разубедить?
– Нет, не сумеешь.
– Хорошо. Если ты так хочешь.
– Тебе придется самой нести чемодан, вызывать такси. Справишься?
– Но в чем ты будешь ходить?
– У меня с собой бумажник и зубная щетка. Одежду куплю по пути.
Она откинула голову – расстроилась, наверное, при мысли, что я сам буду покупать себе одежду.
– Ладно. Если ты уверен. Купи что-нибудь хорошее. Следи за собой. – Она закрыла глаза рукой. – Не разваливайся на части, обещаешь?
– Не развалюсь. Мне жаль, Конни, что мы вновь не увидим Венецию вместе.
– Мне тоже жаль.
– Я пришлю тебе открытки.
– Обязательно.
– Поцелуй за меня Мистера Джонса. Или пожми ему лапу.
– Договорились.
– И не позволяй ему спать на моей кровати.
– Даже в мыслях такого не было.
– Серьезно, потому что если это войдет у него в привычку…
– Дуглас! Не позволю.
– Я люблю тебя, Конни. Я уже говорил?
– Упоминал мимоходом.
– Прости, если я тебя подвел.
– Дуглас, ты никогда…
– Но больше я тебя не подведу. – (Она промолчала.) – Тебе пора, а то на рейс опоздаешь.
– Да. Пожалуй. Выход?..
– Выход семнадцать.
– Выход семнадцать. – Она повесила сумку на плечо и пошла.
– Ты забыла книгу, – сказал я. – На стуле.
– Спасибо. – Она взяла книгу и замерла на секунду. Ей не понадобилось много времени, чтобы найти меня взглядом на балконе. Она подняла руку, и я в ответ тоже.
– Увидимся, когда увидимся.
Но она уже дала отбой. Я смотрел Конни вслед, пока она не скрылась из виду а затем отправился на поиски сына, нуждался он в этом или нет.
Книга вторая
