Осне Сейерстад - Книготорговец из Кабула
— Заходи в гости, — сердечно пригласил он, явно ведать об украденных открытках.
Пошли и остальные, всем хотелось перемолвиться словечком с Султаном, как-никак односельчанину удалось выбиться в люди.
— Мы только хотели поговорить с твоим сыном, — сказал Султан. — можешь его привести?
Старик тут же пошел домой. Вернулся он с сыном, тот держался в двух шагах позади отца. Посмотрел на Султана и отвел глаза.
— Не подъедешь с нами до магазина? Есть дело, — проговорил Султан.
Джалалуддин кивнул.
— В следующий раз обязательно заходите на чай, — крикнул им вслед Фаиз.
В машине Султан перестал притворяться.
— Ты знаешь, зачем нам потребовался, — сухо обратился он к Джалалуддину, глядя, как Расул выруливает из деревни. Они ехали к брату Вакила Мирджану, полицейскому.
— Я только хотел их как следует рассмотреть, показать детям. Такие красивые открытки. Я собирался их вернуть.
Столяр сидит сгорбившись, он вжимается в спинку сиденья, словно стараясь занимать как можно меньше места. Руки сцеплены между ног. Ногти время от времени впиваются в костяшки пальцев. Разговаривая, он нервно поглядывает на Султана и больше всего напоминает испуганного, взъерошенного цыпленка. Султан сидит с ним рядом, свободно откинувшись назад, и спокойно продолжает допрашивать.
— Я должен знать, сколько ты взял открыток.
— Только те, что ты видел…
— Я тебе не верю.
— Это правда.
— Если ты не признаешься, что взял больше, я заявлю на тебя в полицию.
Султан хватает Султана за руки и принимается осыпать ее поцелуями. Султан выдергивает руку.
— Избавь меня от этого. Перестань вести себя как дурак!
— Клянусь Аллахом, честное слово, это все, что я взял! Пожалуйста, не сажай меня в тюрьму. Я заплачу. Я честный человек. Прости меня, я совершил глупость. О, прости меня! У меня семеро детей, две дочери больны полиомиелитом. Жена снова ждет ребенка, а есть нам совсем нечего. Мои дети чахнут, жена плачет каждый день, потому что моего заработка не хватает, чтобы прокормить всех! Мы едим картошку с овощами, нет денег даже на рис. Моя мать обходит больницы и рестораны и покупает объедки. Иногда у них остается лишний рис от обеда, и они продают его. Последние дни у нас на столе даже не было хлеба. А я еще должен кормить пятерых детей сестры — ее муж безработный — да моих старых родителей и бабушку.
— Выбор за тобой. Признайся, что ты взял больше открыток, и я не стану отправлять тебя в тюрьму, — говорит Султан.
Разговор никаких не может сдвинуться с мертвой точки: столяр жалуется на бедность, а Султан требует, чтобы он признался в совершении других краж и рассказал, кому продал открытки.
Они проехали через весь Кабул и опять оказались в деревне. Расул ведет машину по грязным улочкам, по которым торопливо шагают люди, спешащие добраться домой до темноты. Дворняги дерутся из-за кости. Носится босоногая детвора. Какой-то мужчина осторожно везет на велосипеде укрытую паранджей жену, которая пристроилась боком на багажнике. Старик в сандалиях с трудом тащит груженную апельсинами тележку, ноги вязнут в глубоких автомобильных колеях — только что прошел ливень. Плотная корка, которой еще недавно была покрыта грунтовая дорога, превратилась в сплошной поток грязи, объедков и навоза, снесенных водой со всей деревни.
У одного дома Расул останавливается. Султан прости его уйти и стучится в ворота. Выходит Мирджан, приветливо здоровается с пришедшими и приглашает в дом.
Поднимаясь по лестнице, мужчины слышат шелест одежды. Это разбегаются женщины. Некоторые подглядывают в щелочку, притаившись за дверями или занавесями. Одна девчушка приникла к замочной скважине. Всем интересно, кто это пожаловал в столь поздний час. Но показываться на глаза чужим мужчинам запрещено. Поэтому чай, приготовленный на кухне хозяйкой с дочерьми, подают гостям старшие сыновья хозяина дома.
— Так в чем дело? — спрашивает Мирджан. Он сидит в позе лотоса, на нем свободная длинная рубаха и широкие шальвары. Так еще недавно по требованию Талибана одевались все мужчины. Невысокому полному Мирджану этот просторный наряд подходит как нельзя лучше. Теперь же ему приходится носить на работе форму, которую он терпеть не может. Это старая униформа, в какой полицейские ходили до Талибана. Пять лет она провисела у Мирджана в шкафу и теперь почти не налезает. К тому же в ней жарко: летняя форма не выдержала хранения, осталась только зимняя, из плотного сукна. Она пошита по русскому образцу и гораздо лучше подходит для климатических условий Сибири, чем Кабула. В эти весенние деньки, когда температура поднимается до двадцати — тридцати градусов, с Мирдажана сходит по десять потов.
Султан вкратце объясняет ему суть дела. Мирджан дает по очереди высказаться обеим сторонам, как на очной ставке. Султан сидит рядом с ним, Джалалуддин — прямо напротив. Мирджан согласно кивает тому, что говорят собеседники, и задает вопросы мягким понимающим тоном. Султан с Джалалуддином пьют чай со сливочной карамелью и по-прежнему не могут ни о чем договориться.
— Для твоего собственного блага лучше решить дело теперь, не обращаясь к настоящей полиции, — говорит Мирджан.
Джалалуддин сидит опустив глаза, сжимает и разжимает кулаки. Под конец он выдавливает признание, не столько для Султана, сколько для Мирджана:
— Может быть, я взял пятьсот. Они лежат у меня дома, я все отдам. Я их не трогал.
— Ну, вот видишь! — оживляется полицейский.
Но Султану этого признания не достаточно.
— Я уверен, что ты украл гораздо больше. Давай рассказывай! Кому ты их продал?
— Для тебя будет лучше, если ты сейчас признаешься во всем, — советует Мирджан. — Коли дело дойдет до настоящего допроса, никто с тобой не церемониться будет. Никто не будет тебя поить чаем с карамельками, — значительно говорит он и смотрит Джалалуддину прямо в глаза.
— Но я сказал правду. Я никому их не продавал. Честное слово, клянусь Аллахом! — божится Джалалуддин, переводя взгляд с одного на другого.
Султан продолжает настаивать, разговор не клеится. Уже поздно, пора везти столяра домой: скоро начнется комендантский час. Нарушители комендантского часа подлежат аресту. Бывали случаи, когда солдаты стреляли по проезжающим в неурочное время машинам, если им что-то казалось подозрительным; несколько припозднившихся автомобилистов нашли так свою смерть.
В машине царит молчание. Потом Расул принимается настойчиво уговаривать столяра сказать правду:
— Пойми, Джалалуддин, иначе ты никогда не разделаешься с этим.
Дома Джалалуддин отправляется за открытками. Вскоре он возвращается с маленькой пачкой в руках. Открытки завернуты в оранжево-зеленое полотенце. Султан с удовольствием разглядывает свои сокровища, которые вернулись к законному хозяину и скоро займут полагающееся им место на полках. Но сначала он использует их в качестве улики. Расул отвозит Султана домой. Столяр, повесив голову, остается стоять на углу, где начинается тропинка к его дому.
Ровно четыреста восемьдесят открыток. Экбал и Аймал сидят на полу и считают. Султан пытается прикинуть, сколько открыток мог унести столяр. Среди украденных попадаются самые разнообразные. На складе они упакованы в пачки по сто штук.
— Пропажу целых пачек обнаружить трудно, но если окажется, что в нескольких пачках не хватает по десятку-другому открыток, можно прийти к выводу, что это он постарался, — рассуждает Султан. — Завтра мы все посчитаем.
На следующий день в самый разгар подсчета в дверях внезапно возникает столяр. Он стоит на пороге, за эту ночь он еще больше сгорбился. Вдруг он падает на колени и принимается целовать Султану ноги. Султан рывком поднимает его с пола и рычит:
— Перестань сейчас же! Мне твои мольбы ни к чему!
— Прости меня, прости меня! Я заплачу, за все заплачу. Мои дети голодают, — говорит столяр.
— У меня для тебя тот же ответ, что и вчера.
Мне не нужны твои деньги — мне нужно знать, кому ты их продал. Сколько ты украл?
Пришел и старик Фаиз, отец Джалалуддина. Он тоже хочет встать на колени и целовать Султану ноги, но Султан не позволяет. Не хватало еще, чтобы ему целовали ноги, и уж совсем неудобно, если это будет делать старый сосед.
— Знай, что я его всю ночь лупил. Мне так стыдно. Я воспитывал из него честного работника, и на тебе! Мой сын — вор! — говорит старик и бросает взгляд на сына, который забился в угол и дрожит. Сгорбленный столяр похож на ребенка, пойманного на лжи и воровстве и ждущего порки.
Султан спокойным голосом рассказывает отцу, что произошло: Джалалуддин выносил из магазина открытки, и теперь они хотят узнать, сколько всего украдено и кому перепродано.
— Дай мне один день, и я заставлю его сознаться, если он еще не сказал всей правды, — просит Фаиз.
