Бруклинские ведьмы - Доусон Мэдди

— Перестал из-за ее смерти?

— Что ты, нет. Гораздо раньше. — Она смотрит на меня и смеется. — Я типа слишком много болтаю. Прости. Так что, Бликс оставила тебе дом, я не ошибаюсь? По завещанию?

— Как ни парадоксально — да.

Она так резко останавливается, что в нее чуть не врезаются двое прохожих.

— Как Ноа к этому отнесся?

— Ой, там жесть, — говорю я. — Ноа и его мамаша считают, что это они должны унаследовать дом, и если хочешь знать правду, я с ними согласна. И без обид, но я даже жить тут не хочу, так что, наверное, просто продам дом, и всё.

— Ой нет! — Ее лицо меняется. — Ты просто продашь его и уедешь?

— Ну-у… да. Я имею в виду, это же не мой дом, понимаешь? Моя жизнь в другом месте. Во Флориде.

— Я об этом даже не подумала. — Она изучает мое лицо. — Конечно же, у тебя есть своя жизнь! Ох, зараза! Все равно как если кто-то завещал бы мне дом в какой-нибудь Оклахоме или еще где — ожидая, что я подорвусь и приеду туда.

— Это действительно как-то непродуманно.

Джессика перекидывает сумочку на другое плечо и поджимает губы:

— Должна сказать, что это ужасно в стиле Бликс. Такие проделки. Ни предупреждения, ни пояснений. Мы все называли это «бликсануть». Хотя в основном все оборачивалось к лучшему… после того, как осядет пыль.

— Ха! Так значит, она меня… бликсанула? — спрашиваю я.

— Тебя, моя дорогая, она бликсанула по полной программе. Возможно, ты еще не завершила процесс расставания с Ноа. Такие вещи длятся вечность, а теперь тебе приходится начинать все сначала, раз он опять маячит у тебя перед глазами напоминает о прошлом. Он ведет себя… странно, ведь, правда? Признайся, так и есть. Я же вижу. Хотя бы по тому, каким он был вчера вечером.

— Ну да, немного странно, — соглашаюсь я, — но тут все ясно. Он в шоке.

Джессика хмурится.

— Могу я сказать тебе кое-что, или, может, мне лучше держать свой болтливый рот на замке?

— Давай.

— Бликс не хотела, чтобы ее дом достался ему или его семье. Она нарочно оставила его тебе.

— Да ну!

— Серьезно, она не то чтобы сильно обрадовалась, когда Ноа нарисовался. — Джессика резко останавливается у витрины, будто кто-то ударил по тормозам. — Смотри, это один из моих любимых магазинчиков, — все тем же оживленным тоном щебечет она. — Хочешь, зайдем, посмотрим пальтишки-курточки? Тебе может понадобиться что-нибудь такое.

— О’кей, — говорю я, — хотя во Флориде незачем иметь много пальто.

— Ну-у-у-у, — нараспев произносит она, — никогда не знаешь, чего ждать, если в деле замешана Бликс! Может обнаружиться, что она хотела, чтобы ты тут осталась.

— Раз она умерла, у нее нет особых методов воздействия.

— Это ты так думаешь, — усмехается Джессика.

Мы заходим в магазин, она устремляется к курткам и начинает разглядывать их, погрязнув во всевозможных оттенках серого, черного и коричневого. А потом внезапно, без предупреждения, замирает, напрягается и смотрит прямо перед собой.

Проследив за ее взглядом, я вижу уставившегося на нее мужчину, который пробирается к нам, а следом за ним идет Сэмми. Если бы Джессика была кошкой, она выгнула бы спину и зашипела.

— Эндрю! — восклицает она, и ее лицо делается злобным. — Что, ради всего святого, вы тут делаете? Разве вы не должны ехать в Куперстаун? — Она озирается по сторонам. — И где твоя подружка, а?

Она тянется вперед и кладет руку на плечо Сэмми, будто защищая его. На лице мальчика ошеломленное выражение, я вижу, как он одними губами артикулирует:

— Все нормально, мам, все нормально.

Мужчина выглядит сконфуженным, словно его поймали на чем-то, что вполне объясняет злобный тон Джессики. Сэмми, отбросив с глаз слишком длинные густые волосы, ускользает от матери, становится там, где она не сможет до него дотянуться, и говорит:

— Мам, полегче. Все о’кей. Мы просто хотели вначале поесть, а теперь смотрим перчатки.

Джессика поворачивается к бывшему мужу:

— Если бы я знала, Эндрю, что твоя подружка не собирается готовить вам еду, то накормила бы Сэмми завтраком.

— Да все в порядке! Мы хорошо позавтракали тут, по соседству. Мне всегда нравилось, как здесь кормят. — Эндрю кладет руку на голову сына, и я вижу, что Джессика расценивает это как возможное насилие, а Сэмми с несчастным видом смотрит вниз и пинает что-то на полу.

— Ну так где она?

Эндрю что-то мямлит, потом они с Джессикой некоторое время испепеляют друг друга взглядами, затем он опускает голову, улыбается и ведет сына туда, откуда они пришли, — в отдел перчаток.

— До свидания, — бросает им вслед Джессика. — И не задерживайтесь, о’кей? Мы оговорили расписание, Эндрю, и должны его придерживаться. — Она оборачивается ко мне: — Давай выбираться отсюда, не возражаешь?

Сэмми умоляюще смотрит на меня. На меня! Как будто я могу чем-то помочь.

— Конечно не возражаю, — отвечаю я. И улыбаюсь парнишке.

— Прости, неловко вышло, — извиняется Джессика. — Этот человек органически не способен придерживаться плана, даже если сам его составил.

— Выходит, не одна я в процессе расставания со своим бывшим, — изрекаю я и радуюсь, когда она смеется и отвечает:

— Ох! С этим мужиком я буду в процессе до конца жизни, если не поберегусь.

К тому времени как мы возвращаемся в «Желток» — предварительно Джессика, петляя по улице, проводит для меня экскурсию, показывая, где лучшее пиво, лучшая восточноазиатская одежда, ювелирные украшения, гамбургеры, кексики, кофе и все остальное, — наша очередь каким-то образом подходит, и мы втискиваемся за крошечный двухместный столик у стены.

Подходит официант, привлекательный с виду паренек в черной вязаной шапочке и очках в красной пластмассовой оправе, и я заказываю сырный омлет с беконом, кофе и тост на цельнозерновом хлебе, а Джессика говорит, что будет то же самое. Как только официант удаляется, она улыбается мне.

— О'кей, — говорит затем Джессика, — значит, мы установили, что обе пытаемся разобраться с бывшими, которые сейчас маячат у нас перед глазами, но на самом деле я даже не знаю, то там у тебя было с Ноа. Пока мы еще не стали лучшими подружками, не хочешь рассказать, что между вами произошло?

Так что я завожу обычную историю — про свадьбу, медовый месяц, разрыв — в общем, про все, за исключением разрезанного свадебного платья, — а потом приходит официантка, ставит на столик две чашки кофе, и я внезапно понимаю, что она недавно порвала с официантом, который подходил к нам до этого, и отношения между ними уже не наладятся, но зато сейчас по улице проходит парень, с которым они были бы идеальной парой. Может быть, ей следовало снять фартук, отпроситься на несколько минут и догнать его. Она могла бы обставить все это как-то естественно, непринужденно. Или, может, парню стоит зайти сюда. Ему нужен завтрак. Нужны объятия. Нужна она.

А двое за соседним столиком все сильнее влюбляются друг в друга. На улице золотистый ретривер подбегает по тротуару к карапузу лет двух-трех и лижет ему лицо. Карапуз хохочет и пищит:

— Мамочка, хочу собачку!

Где-то в моей голове возникает забавное ощущение, будто всё вокруг погружается в золотой свет, словно в кленовый сироп, затапливающий блинчики.

Я поднимаю глаза и вижу, что Джессика недоумевающе улыбается мне.

— Джессика, — говорю я, — тебе надо вернуться к Эндрю. Ты же знаешь это, верно?

24

МАРНИ

Дымка цвета кленового сиропа никуда не девается. Я словно бы двигаюсь в каком-то напоенном светом тумане. Каждое мгновение особенное и отличается от других. Все сверкает, сияет и запечатлевается в моем мозгу, чтобы навечно остаться в памяти, несмотря на то что Джессика смеется и заверяет, что не собирается возвращаться к Эндрю. Нет, большое спасибо, ни сейчас, ни потом, вообще никогда.

— Он. Спит. С другой. Женщиной, — ледяным тоном отчеканивает она.

— Но вы подходите друг другу, — не сдаюсь я. — Вы отличная пара. Разве ты этого не видишь?