Бруклинские ведьмы - Доусон Мэдди

— Хорошо. Пока особо не о чем рассказать.

Мамино лицо загораживает весь экран.

— МИЛАЯ, ТЫ МЕНЯ ВИДИШЬ?

— Да, мама! Да, я просто отлично тебя вижу. И слышу тоже.

— Тогда скажи нам хотя бы вот что: КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, У ТЕБЯ ВЫЙДЕТ ПРОДАТЬ ЭТОТ ДОМ?

Я поднимаю взгляд и вижу Ноа, который стоит в дверях гостиной, сложив руки на груди.

22

МАРНИ

Вот так. Приехали.

Когда я прерываю чат, Ноа заходит в гостиную, ступая так осторожно, будто идет не по полу, а по острым камешкам. Его глаза округлились и блестят от потрясения. Он садится передо мной на пол и качает головой.

— Ладно, Марни, — медленно произносит он, — почему бы тебе не рассказать мне, что происходит? И что ты тут делаешь?

— О боже, все так запутано и сложно… — Я сглатываю. — Я думала, ты в курсе, но, в общем, похоже, что бабуля Бликс завещала этот дом мне. Ты знал об этом?

— Нет, не знал! Откуда бы? — Он откидывается назад, прислонившись к дивану, и сильно трет обеими руками лицо. — Она завещала дом. Тебе. Моей бывшей. Господи, поверить не могу! — Потом он опускает руки и долгое мгновение смотрит на меня. — Почему она так поступила? С моей мамой, например?

— Не знаю. Сама в шоке.

Он вытаскивает телефон и смотрит на него.

— Вот блин! Я выключил звук, а тут, дай-ка посмотрю, э-э, девять, десять… нет, тринадцать пропущенных звонков от мамы за полтора дня. И три эсэмэски, где сказано, чтобы я немедленно перезвонил. — Он вздыхает и прячет телефон обратно в карман. — А ведь мама не верит в эсзмэски, так что она реально в отчаянии. Блин, блин, блинский блин. И что мне делать?

— Погоди. Ты серьезно не проверяешь телефон?

— Поправка: я проверяю телефон, но держу его на беззвучке, потому что иначе сойду с ума от мамы, которая хочет, чтобы я все время был на связи. Поверь мне, она звонила лишь чуть чаще, чем обычно. Я взял за правило перезванивать примерно после каждого пятого вызова.

— Ноа, но вдруг у нее действительно что-то случилось?

— Я в конце концов это узнаю. Она же сумасшедшая, моя мама. И ты это знаешь. — Через секунду он добавляет: — Прежде чем я позвоню, не могла бы ты ввести меня в курс дела? Как все это произошло. Ты обсуждала с Бликс ее завещание?

— Нет, мне пришло письмо из юридической конторы.

— Письмо. Теперь мне нужно узнать еще кое-что, так? Что говорилось в этом письме, Марни?

— Только то, что я наследую дом в Бруклине и должна приехать, как только смогу, потому что нужно что-то там сделать. Принять кое-какие решения.

— Решения?

— Да.

— Какого рода?

— Ноа, я не знаю, какого рода. Думаю, там есть какие-то условия. Что-то, наверное, мне нужно знать, или сделать, или… что-нибудь еще. Вот почему я здесь. В письме было сказано приехать как можно быстрее.

После этого он долго ничего не говорит, просто смотрит в никуда. Он потирает большим пальцем указательный — эта нервная привычка появилась у него, еще когда мы вместе преподавали в школе, задолго до всего этого. Когда мы еще были влюблены.

Я напоминаю себе, что мы больше не влюблены, ничего подобного. Он меня бросил, и не сожалеет об этом. А я унаследовала этот дом. И почему? Возможно, потому, что это часть той большой жизни, которая, по мнению Бликс, меня ждет. Впрочем, я все равно не смогу как следует объяснить ему это.

Он встает и начинает кругами расхаживать по центру комнаты, ероша волосы.

— Но вы с ней были на связи после свадьбы? Ты знала, что она это сделала? Вы вообще разговаривали?

Я очень тяжело вздыхаю, дабы продемонстрировать, что от этих расспросов у меня вот-вот лопнет терпение.

— Слушай, я разговаривала с ней однажды. Один раз. Но она ничего об этом не говорила, клянусь. Я даже не знала, что она болеет, тем более что умирает.

— Скажи мне правду. Просто для информации. Ты как-то заставила ее сделать это, чтобы отомстить мне?

— Ноа! Ты не настолько плохо меня знаешь!

— Но теперь ты собираешься продать дом? Так сказала твоя мать. «У тебя выйдет его продать?» — это ее слова. Она их практически прокричала. Ты ведь это планируешь, да?

Я ничего не отвечаю.

— Да, именно это ты и планируешь. О господи! Вот ведь ирония судьбы! Ну продашь ты его, и что? Купишь на вырученные деньги дом с тремя спальнями в респектабельном пригороде, да? Тебе даже дела до всего этого нет. — Он недоверчиво качает головой. — Слишком, слишком невероятно, просто невозможно. Хотя это моя бабуля Бликс как она есть. Она вечно сворачивала вправо, когда казалось, что она свернет влево, и делала совсем не то, что от нее ожидали. Всегда заставляла всех ломать головы над своими поступками. — Потом он остановился и вздохнул: — Но знаешь, что меня сейчас огорчает сильнее всего? Предстоящий разговор с матерью. Вот увидишь, она найдет миллион причин обвинить меня в том, что все так вышло. Можешь мне поверить.

— Ну… сочувствую.

Он смеется.

— Ничего ты мне не сочувствуешь. Все это ни хрена ни в какие ворота на лезет, понимаешь? Это я был здесь, когда моя двоюродная бабка умирала, но она все равно умудрилась ни словечка не сказать мне о доме, о том, что с ним будет дальше, и я, конечно, предположил, что могу здесь остаться, потому что дом отойдет моей семье, и тут появляешься ты.

С лестницы, откуда-то снизу, доносится громкий звук.

— Что это? — спрашиваю я.

Он ерошит пальцами волосы и отвечает:

— Я говорил тебе, там один мужик живет. У него идет какая-то жизнь, и иногда он роняет вещи.

— Как его зовут?

— Патрик Делени. Он полуинвалид. Обгорел, особо не выходит.

— Думаю, нужно к нему спуститься, посмотреть, все ли у него в порядке. — Я больше не могу вынести ни минуты в обществе Ноа.

Он снова принимается расхаживать кругами.

— Погоди. Я как раз кое о чем подумал. Как думаешь, может быть, чтобы она оставила дом нам обоим до того, как мы развелись, и мое письмо от адвокатов просто не дошло, потому что я был в Африке, а мама звонит сказать, что получила его? Может такое быть?

— Может, — пожимаю плечами я. — На самом деле, у меня назначена встреча с адвокатом. В понедельник, в десять утра. Почему бы тебе не пойти со мной? Возможно, мы получим какие-то ответы.

— О’кей, — говорит он мгновение спустя. — По крайней мере, я так и скажу маме.

Я встаю с пола и выхожу на улицу, закрыв за собой большую тяжелую дверь. Хотя уже вечер, тут по-прежнему светло от уличных фонарей и много людей, которые выгуливают собак и разговаривают по телефонам. Через четыре дома от этого — кофейня, там полно людей в шарфах и куртках. Я спускаюсь по ступенькам в цокольную квартиру. Лесенка узкая, темная и, возможно, ее наводняют собравшиеся со всего Нью-Йорка крысы и тараканы, но я все равно храбро стучу в дверь. Я смотрю под ноги на случай, если там вдруг появится что-то живое.

Никто не отвечает, поэтому я стучу снова. А потом снова. И снова. На окнах — решетки. Я поеживаюсь.

Наконец из-за двери доносится приглушенный голос:

— Что такое?

Я прижимаюсь губами к дверям:

— Э-Э… Патрик? Послушайте, меня зовут Марни. Я… подруга Бликс, наверное, так, да. А может, ее двоюродная внучка по мужу. Хотя «подруга» звучит лучше. Как бы там ни было, я была наверху и услышала грохот. Хотела узнать, все ли у вас в порядке.

За дверью молчат, а потом голос, еще более приглушенный, чем раньше, отвечает:

— У меня все в порядке.

— О’кей, — говорю я, — тогда спокойной ночи.

Новая пауза. И уже практически отчаявшись дождаться от него еще хоть чего-нибудь, я вдруг слышу теперь уже ближе к двери:

— Добро пожаловать в Бруклин, Марни. Ноа с вами?

Я прислоняюсь к двери, почти сбитая с ног этим вопросом. И добротой в голосе моего собеседника.

— Да, — произношу я наконец. — Не сию секунду, но он наверху. Я думаю сходить в кофейню перекусить. Составите компанию?

— Простите, не могу.

— Ничего страшного. Может, тогда вам что-нибудь принести?