Бруклинские ведьмы - Доусон Мэдди

— Нет, просто не знала, что это за фиговина такая! У Макгроу в Джексонвилле, штат Флорида, ничего подобного не было. А ты мог бы и предупредить, что мне предстоит экзамен по британской кулинарии. Но тебя поблизости не оказалось, и меня защищала только Бликс.

— Тогда-то все это и началось, — рассеянно произносит он. — Тогда-то все и разладилось. Мы с Уипплом играли в бильярд, он стал рассказывать про замечательный грант и уговаривать, чтобы я составил ему компанию, и я подумал, что мне нужно еще одно большое приключение. А ты, помнится, беседовала с бабулей Бликс во дворе под снегом. И все пришло в движение.

— Прямо тогда?

— В тот самый момент.

— Ты хочешь убедить меня, если бы мы не разошлись на этой вечеринке по разным углам, у нас была бы самая обычная свадьба, и ты остался бы со мной? Потому что, должна сказать, это абсурд, и ты это знаешь.

— Ну, точно-то знать нельзя, — говорит он и смотрит мне прямо в глаза. — Я просто хочу сказать, что действительно тебя любил, и действительно думал, что хочу жениться.

— Пока не передумал, — вставляю я, и Ноа смеется:

— Да, пока не передумал. Моя вина.

— Итак, мы пришли к выводу, что по большому счету я потеряла тебя, но получила твою двоюродную бабушку?

Он закидывает руки за голову и смотрит в небо.

— Может быть. Вот черт! Знаешь, когда я думаю о ней, то о многом жалею. Наша семья не была к ней добра. Под конец я пытался это исправить, но по большому счету мы все равно как следует не поладили, хоть я и старался. Она всегда была… ну, как бы это скатать… не такой, как все. — Он сделал паузу. — Слушай, — сказал он наконец, — как насчет поужинать? Я толком ничего не ел, только сэндвич с арахисовой пастой. Тут на Девятой есть классное местечко, бургеры отличные, и все остальное. Местное пиво. Хорошие люди. Раз уж мы оба тут, можем и повеселиться, так? Без обид?

Я понимаю, что тоже давно ничего не ела, и поэтому киваю:

— О’кей.

— Значит, ты честно на меня не злишься?

— Не очень, — говорю я. — Наверно, у меня недостаточно выражены гневные реакции.

— Ага. По идее, ты должна быть злой как черт. Но я рад, что это не так. — Он встает, потягивается, и мне открывается вид на его красивый плоский живот и джинсы с низкой посадкой.

Мне делается больно, все-таки у нас были долгие близкие отношения, а он такой секси, так что я одним глотком допиваю пиво и перевожу взгляд на огни Бруклина.

«Я должна быть здесь. Я должна быть здесь». Я делаю глубокий вдох, полной грудью вдыхая неизвестное. Надо позвонить Джереми. Я испытываю уйму чувств, с которыми придется разобраться позже.

— А пока будем ужинать, — говорит он, — можешь рассказать, как ты жила все это время и каким попутным ветром тебя занесло сегодня к порогу Бликс.

Думаю, именно сейчас меня осеняет: он, наверно, понятия не имеет, что Бликс завещала мне дом. Эта мысль зарождается где-то в области затылка, а потом пробирается к передним частям мозга, как будто какой-то жучок прокладывает себе туда извилистый путь, задевая в процессе нервные окончания.

В этот самый миг дверь на крышу с грохотом распахивается, и появляется мальчишка лет десяти с копной светлых волос и в огромных очках в черной пластмассовой оправе. Он, приплясывая, ведет баскетбольный мяч, собираясь послать его в один из керамических вазонов. Производя в уме какие-то расчеты, он до последнего нас не замечает, а заметив, вздрагивает от неожиданности и, кинув мяч, попадает прямо по вазону. Тот падает и разбивается вдребезги, заляпывая все вокруг своим содержимым.

— Сэмми, приятель, что ты творишь?! — восклицает Ноа.

— Ой, простите! — Мальчишка с испуганным видом замирает.

— Брось. Все о’кей, это всего лишь вазон. Ты меня напугал, только и всего.

— Я сейчас все уберу.

— Нет, лучше принеси метлу и совок, а я обо всем позабочусь. Не хочу, чтобы ты порезался. — Ноа поворачивается ко мне. — Это Сэмми, наш местный симпатичный малолетний правонарушитель, гроза горшков и вазонов. Сын Джессики, о которой я тебе рассказывал. Сэмми, это Марни.

Сэмми здоровается со мной, отбрасывает волосы с глаз, а затем убегает и возвращается с совком и метлой. Мы с Ноа подметаем осколки, а парнишка тем временем стучит своим баскетбольным мячом в другом углу крыши, я исподтишка вновь и вновь поглядываю на него, потому что он ужасно славный и похож на серьезную совушку, которая решила потанцевать.

— Эй, Ноа, а знаешь что?! — через несколько минут кричит он. — Мой папа приедет за мной завтра утром, и мы поедем на выходные в Куперстаун!

Ноа издает притворное рычание.

— И что такого крутого в Куперстауне? Тебя же не волнует бейсбол или что-то в этом духе?

— Волнует! Ты знаешь, что волнует! И мы остановимся в гостинице, где подают завтрак, и будем есть блинчики, и, папа говорит, может, пойдем в бассейн!

Тут появляется его мать. Она тоненькая и красивая, на ней джинсы и серый кардиган, и она часто вздыхает. Она смотрит на Сэмми так, будто тот в любой момент может превратиться во что-то такое, что возьмет и исчезнет.

Ноа знакомит нас:

— Джессика, это Марни. Марни — Джессика. — И она протягивает мне руку для пожатия.

— О-о, Марни! — говорит она. — Я слышала, как Бликс о вас говорила. Господи боже мой, это так ужасно — я скучаю по ней каждый день. — Она бросает взгляд на Сэмми и понижает голос. — И он тоже скучает. Он ее обожал. Таких, как она, больше нет.

Сэмми, прислушиваясь к нашему разговору, танцует с мячом у костровой чаши, похожий на бестолковую птицу, готовую в любой момент взлететь.

— Сэмми, пора мыться, а еще тебе нужно собрать вещи, — говорит его мать. Ее брови вдруг хмурятся. — Подожди. Ты разбил вазон?

— Я нечаянно.

— Он действительно нечаянно, — подтверждает Ноа. — Ничего страшного.

Но Джессика явно расстроена тем, что Сэмми такой безалаберный, вот и вазон разбил, а тот принадлежал Бликс и в нем была посажена красная герань Хаунди, и все вокруг них, грустно говорит она, словно рушится, идет к концу, — и именно тут у меня в кармане начинает жужжать телефон, и я радуюсь возможности уйти от этого разговора, но ровно до тех пор, пока не вижу на экранчике лица всех членов своей семьи, и Джереми вдобавок; все они улыбаются, машут и ждут, когда я начну видеочат. Как будто все внезапно оказались вместе со мной на крыше.

Я бросаюсь на лестницу, бегу вниз, потом по коридору и врываюсь в кухню Бликс, прежде чем они успевают увидеть, где я, и — не приведи господь! — с кем я.

— Привет! — говорю я и вижу всех родных, которые маневрируют, чтобы уместиться на маленьком экранчике.

Натали держит Амелию, которая пускает пузыри.

— Смотри, тетушка Марни, я разговариваю, и у меня слюнки текут! — детским голоском воркует сестра, а мама с папой сидят сбоку и смотрят, пытаясь задать миллион вопросов. Все вопросы сразу.

— Это ты где сейчас?

— Это правда дом Бликс? Покажи нам кухню!

— Дом старый? С виду так очень!

— Даже не говори, что там красные стены!

— Зайка, ты выглядишь усталой! Спорим, ты хотела бы сейчас вернуться домой!

Последним, с ужасно обаятельной улыбкой, вступает Джереми:

— Хорошо проводишь время? Тебе нравится дом?

Я слышу, как с крыши спускается Ноа, поэтому бросаюсь с телефоном вниз по лестнице, в гостиную, и сажусь там на пол, как можно дальше от окна.

— О да, он милый! — говорю я Джереми и могу только надеяться, что даже если мое лицо стало пепельно-бледным или ярко-красным, он не заметит этого в тусклом свете гостиной, с кухни слышно, как Ноа, насвистывая, выбрасывает наши бутылки из-под пива в мусорное ведро.

— Мы просто хотели убедиться, что с тобой все хорошо, ты добралась и все такое, — говорит отец. — А еще, дорогая, просто чтобы ты знала; мы провели семейный совет и решили сегодня вечером научить Джереми играть в четверной солитер.

— Да, но это выше моего разумения, — кричит оказавшийся за кадром Джереми.

— Так как ты, милая? — спрашивает папа.