Джон Бойн - История одиночества
Я распрощался с Джонасом и по Графтон-стрит пошел к универмагу «Браун Томас», собираясь купить новые перчатки. По радио неустанно талдычили о финансовом кризисе, однако в середине дня улица кишела народом, шнырявшим по магазинам. Для режима строгой экономии было слишком людно. Перед «Бургер Кинг» два парня и девушка с гитарами исполняли старую песню Люка Келли; чуть дальше, у магазина мобильных телефонов, изрядная толпа внимала Моцарту во вдохновенной интерпретации струнного квартета. Возле «Брауна Томаса» на подставке застыл вызолоченный человек, устремивший взгляд в небытие, в шляпе у его ног лежало всего несколько монет. Эти живые скульптуры меня всегда смущали. Музыканты хоть предлагали свое искусство, и было скупердяйством не отблагодарить за него. А что предлагали эти истуканы? Мертвую неподвижность? С какой стати за это платить? И потом, где такая фигура обряжается в свой вычурный костюм, где золотит лицо и руки? Она что, в этаком виде едет в трамвае или автобусе? И если вдруг потрется о соседа-пассажира, тот тоже вызолотится?
У входа в универмаг стояла еще одна обряженная личность, но она только распахнула дверь передо мной и равнодушно буркнула «Добрый день, сэр», невзирая на мой пасторский воротничок. Я подметил, что нынче люди теряются в обращении к священнику, как будто слово «отче» их обескураживает и даже пугает. В магазине кое-кто на меня покосился, а от перегляда и ухмылок двух девиц в отделе косметики мне стало слегка не по себе.
Я уж сто лет не бывал в «Брауне Томасе». Теперь здесь сплошь стекло, белые лестницы, зеркала, А я помню его еще универмагом Швицера, куда мама водила нас с Ханной смотреть рождественскую витрину, и мы стояли в очереди, трепеща перед встречей с Санта-Клаусом в его темном гроте, обители эльфов. Сейчас в центре зала стояла манящая дива, держа флакон духов, точно гранату, из которой вот-вот выдернет чеку, а затем и впрямь оросила парфюмом покупателей, застигнутых врасплох.
— Как пройти в мужской отдел? — спросил я спешившую мимо продавщицу.
— Вниз по лестнице. — На ходу девица выставила палец в угол зала.
Проследовав указанным маршрутом, я вновь оказался в царстве стекла и зеркал, причудливо поделенном на секции одна в другой, точно русская матрешка. Ко мне повернулись головы нескольких молодых людей, занятых складыванием рубашек и джинсов. К одному я опасливо приблизился.
— Мне нужны перчатки, — сказал я.
— Чьи? — спросил продавец.
— Простите?
— Чьи перчатки? — повторил он.
Я тупо уставился на него:
— В данный момент — ваши. Вернее, магазинные. Но я хочу их купить. Чтобы они стали моими.
Продавец вздохнул, точно жизнь его была тяжким бременем.
— Хуго Босс? Кельвин Кляйн? Том Форд? Тед…
Похоже, он мог перечислять до вечера, и я его прервал:
— Просто хорошие черные перчатки. Без меховой подкладки. Не слишком дорогие. Фирма не имеет значения.
Продавец подвел меня к столу, на котором аккуратными рядами лежали перчатки с ценниками. Я сразу увидел пару именно таких, какие хотел.
— Пожалуй, эти. — Я примерил перчатку. Сидела как влитая. Я глянул на ценник. Двести двадцать евро. — Тут, наверное, ошибка, — сказал я, показывая бирку.
— Все верно. Вам повезло. Эта пара попала в распродажу.
Я рассмеялся:
— Вы шутите? В стране кризис, не слыхали?
— «Брауна Томаса» он не коснулся, сэр.
— Однако. — Я покачал головой, сраженный ценой. Кто же отдаст такие деньги за перчатки, которые рано или поздно забудешь в каком-нибудь автобусе?
— До уценки они стоили три сотни, — сказал продавец. — Чудесные, верно? Прям жалко носить.
— Да, но мне, видите ли, нужны перчатки, чтобы именно их носить. Для чего они, собственно, и предназначены. Нет ли у вас каких-нибудь подешевле?
— Подешевле? — Продавец скорчил такую мину, словно я выматерился на панихиде. — У нас кое-что осталось с прошлого сезона. Если вам будет не стыдно в них показаться. Цена от ста пятидесяти.
Я опять засмеялся и покачал головой:
— Наверное, лучше мне заглянуть в «Маркс и Спенсер», что на другой стороне улицы.
Продавец улыбнулся; возможно, парень и не пытался меня высмеять.
— Там цены ниже, — сказал он. — Но те перчатки вам долго не прослужат. Может выйти, что… как это говорится…
— Скупой платит дважды?
— Вот именно.
— И все же я туда наведаюсь. Если ничего не пригляжу, вернусь к вам.
Продавец кивнул и отвернулся, потеряв ко мне интерес, а я поднялся на цокольный этаж и пошел к выходу. Вот тогда-то я его и увидел. Посреди зала стоял мальчик лет пяти, не больше. Один-одинешенек, он был заметно испуган, дрожащая нижняя губа подсказывала, что малыш в раздумье: дать волю слезам сейчас или подождать еще минуту-другую. Я растерянно огляделся, надеясь, что мамаша вот-вот объявится. Но она не появилась, а слезы уже текли, и парень ладошками их утирал.
И что, скажите на милость, мог я сделать, как не подойти к нему?
— Что случилось, сынок? — наклонился я к мальчику. — Ты, часом, не потерялся?
Он вроде как обрадовался, но взглянул на меня боязливо. Потом сглотнул слезы и кивнул.
— Ты пришел с мамой? Или с папой?
— С мамой, — чуть слышно ответил мальчик. — Но она куда-то делась.
— Она тут, в магазине? Может, поищем ее?
Малыш помотал головой и показал на боковой выход — стеклянную дверь, сквозь которую виднелась ювелирная лавка Уира.
— Она ушла вон туда, — сказал он. — А меня бросила.
— Не могла она тебя бросить. Наверное, она думала, что ты идешь следом, правда?
Мальчик опять помотал головой и снова показал на улицу. Я беспомощно огляделся, уверенный, что сию секунду появится заполошная мать, потерявшая своего ребенка.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Кайл.
— И сколько тебе годиков, Кайл?
— Пять, — ответил мальчик. Сразу.
— Ты у мамы один или у тебя есть братья-сестры?
— Сестра, она в школе.
— Ладно. Давай попробуем отыскать твою маму, хорошо?
Я хотел взять его за руку, но малыш затряс головой и снова показал на боковую дверь.
— Она ушла вон туда, — настойчиво повторил он. — Вышла на улицу.
И вот тут я, значит, совершил ошибку. Я мог бы отвести малыша к продавщице, торговавшей маникюрным лаком, и попросить, чтобы по трансляции передали объявление: потерявшийся мальчик ждет маму. Я мог бы обратиться к любому из множества напыщенных охранников. Или вызвать администратора. Ничего этого я не сделал. Я не прикидывал, как можно поступить. Я поверил на слово растерянному пятилетнему ребенку: видимо, мамаша его, подумал я, и впрямь вышла на Уиклоу-стрит, полагая, что сынок тащится следом, уже дотопала до поворота на Джордж-стрит и теперь в слепой панике мечется, гадая, куда делось ее чадо.
