Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
— А он знает, что ты его тогда застала?
— Конечно. Он меня видел.
— А что стало с одеждой сестры? Ты ее потом носила?
— Ну уж нет!
— Что же получается? Он что, был влюблен в сестру?
— Не знаю, было у него к ней влечение или нет. Но что-то, конечно, было, и мне, кажется, он до сих пор не может этого забыть. Поэтому я и говорю: не надо было ему жениться.
Кумико замолчала. Мы долго сидели, не говоря ни слова.
— У брата на этой почве какие-то психологические проблемы. Они, разумеется, в той или иной степени есть у каждого. Но его проблемы — совсем не то что мои или твои. Намного глубже, гораздо серьезнее. И он ни за что не будет выставлять перед другими людьми эти свои отклонения и слабости. Понимаешь, о чем я говорю? Еще эти выборы… Я что-то беспокоюсь.
— Беспокоишься? О чем?
— Сама не знаю. Просто есть что-то такое… — сказал она. — Ну ладно. Что-то я устала. Хватит на сегодня. Давай спать.
Чистя зубы в ванной, я рассматривал в зеркале свое лицо. За три месяца после ухода с работы я редко выбирался на люди. Перемещался между соседними магазинами, нашим бассейном и домом. Если не считать походов на Гиндзу и гостиницу на Синагаве, дальше химчистки на станции я от дома не удалялся. За эти месяцы не виделся почти ни с кем — кроме Кумико, только с сестрами Кано и Мэй Касахарой. Очень тесный, почти неподвижный мирок. Но чем теснее и покойнее становился этот мой мир, тем больше, казалось, он наполняется странными вещами и людьми. Они точно прятались в ожидании, когда я остановлюсь. И с каждым разом, когда Заводная Птица прилетала к нам в сад и заводила свою пружину, мир все глубже и глубже погружался в хаос.
Я прополоскал рот и еще какое-то время любовался на себя в зеркало.
«Понятия не имею», — сказал я, обращаясь к самому себе. Мне уже тридцать лет, а я остановился на дороге и ни о чем не имею понятия.
Войдя в спальню, я обнаружил, что Кумико уже спит.
11. Лейтенант Мамия
Что получается из теплой грязи
Туалетная вода
Через три дня позвонил Токутаро Мамия. Звонок раздался в полвосьмого утра, когда мы с женой завтракали.
— Простите великодушно за ранний звонок. Надеюсь, я не разбудил вас. — Судя по голосу, Мамия-сан искренне боялся причинить нам неудобство.
Я успокоил его, сказав, что всегда поднимаюсь рано — сразу после шести.
Он поблагодарил меня за открытку и сказал, что хотел обязательно связаться со мной до того, как я уйду на работу. И добавил, что будет очень признателен, если мы сможем встретиться сегодня на несколько минут во время моего обеденного перерыва. Дело в том, что вечером он хотел вернуться на «синкансэне»[31] в Хиросиму. Поначалу Мамия-сан планировал пробыть в Токио подольше, но появились неотложные дела, и вот теперь надо срочно уезжать.
Я сообщил, что временно сижу без работы и целый день свободен, поэтому мы можем увидеться, когда ему удобно — утром, днем или вечером.
— Но, может быть, у вас какие-то дела сегодня? — поинтересовался он, демонстрируя хорошие манеры.
Я ответил, что никаких дел у меня нет.
— В таком случае, если позволите, я загляну к вам в десять утра.
— Прекрасно! Жду вас.
— Ну тогда до скорой встречи, — сказал он и положил трубку.
Положив трубку, я сообразил, что забыл объяснить Мамия-сан дорогу до нашего дома от станции. А впрочем, раз он знает адрес, как-нибудь доберется — было бы желание.
— Кто это? — поинтересовалась Кумико.
— Тот самый человек, что раздает подарки на память о Хонде-сан. Обещал зайти сегодня до обеда.
— Правда? — Жена сделала глоток кофе и стала намазывать масло на тост. — Очень любезно с его стороны.
— Вот уж действительно.
— Кстати, может, надо помянуть Хонду-сан, хотя бы тебе? Сходить к нему домой, поставить поминальные свечи?
— Пожалуй. Я спрошу у Мамия-сан.
Собираясь на работу, Кумико попросила застегнуть у нее на спине молнию. Она надела облегающее платье, и с молнией пришлось повозиться. Я уловил очень приятный запах, замечательно подходивший летнему утру.
— У тебя новая туалетная вода? — спросил я.
Кумико ничего не ответила, лишь взглянула на часы и поправила рукой волосы.
— Я побежала. — И с этими словами она взяла со стола сумочку.
Я заканчивал уборку в маленькой — площадью четыре с половиной татами[32] — комнатке, служившей Кумико рабочим кабинетом, и, вытряхивая мусор из корзины, заметил желтую ленточку. Она торчала из-под исписанного листка и рекламных конвертов. Яркая, блестящая, она сразу бросилась мне в глаза. Такими лентами украшают подарочные упаковки. Я потянул ленту из корзины. Вместе с ней лежала оберточная бумага из универмага «Мацуя», а под ней обнаружилась коробочка с эмблемой «Кристиан Диор». Внутри коробочки имелось углубление в форме флакона. По одному виду можно было догадаться, что там лежала довольно дорогая вещь. Я взял коробочку, зашел с ней в ванную и открыл шкафчик, где Кумико хранила свою косметику. Там стоял едва начатый флакончик туалетной воды «Кристиан Диор», точно такой же формы, как углубление в коробочке. Я открутил золоченую пробку и понюхал. Запах был тот же, что я уловил утром, застегивая Кумико платье.
Усевшись на диван, я попробовал собраться с мыслями. Ясно, что туалетную воду Кумико подарили. Ничего себе подарочек — недешевый. Кто-то купил в «Мацуя» и ленточку нацепил. Если мужчина, значит, он с Кумико в довольно близких отношениях, потому что просто так женщинам (тем более замужним) туалетную воду не дарят. Если же это какая-нибудь ее подруга… а разве женщины дарят друг другу туалетную воду? Этого я не знал. Мне было известно одно: у Кумико в это время нет никакого повода получать такие подарки. День рождения у нее в мае. Годовщина нашей свадьбы — тоже в мае. Может быть, она сама купила туалетную воду, попросив в магазине прикрепить на упаковку красивую ленточку? Но зачем?
Я вздохнул и посмотрел в потолок.
Что, если спросить у Кумико напрямую: «Кто купил тебе эту воду?» А она возьмет и ответит: «Ах, эту! У одной девочки с работы личные проблемы, и я кое-что для нее сделала. В общем, долго объяснять. Она попала в серьезную передрягу, а я ей помогла по доброте душевной. Замечательный запах, оцени! И стоит ого-го!»
Что ж, звучит вполне убедительно. И разговору конец. Тогда нечего и задавать такие вопросы. Нечего волноваться.
Но что-то не давало мне покоя. Кумико должна была рассказать мне об этой воде. Если у нее было время прийти домой, войти к себе, развязать ленточку, снять упаковку, открыть коробочку, выбросить все в мусорную корзину и еще поставить флакон в шкаф в ванной, то уж сказать: «Посмотри, что мне подарила одна девушка с работы!» — она могла бы вполне. Но промолчала. Возможно, посчитала это темой, не заслуживающей внимания. Но даже если так, теперь эта история приобрела ореол тайны. Вот что меня тревожило.
