Виктория Morana - ПОКОЛЕНИЕ «NET»
Террор не придумал для уравнения общества никаких других средств, как только рубить головы, поднимающиеся над уровнем посредственности.
(с) П. Буаст
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ,
когда не интересоваться политикой всем стало невозможно
Слов не возят, блокада,
дикторов новостей учат всхлипывать и мычать.
В сто полос без текста клеймит властей наша доблестная печать.
В наших житиях, исполненных поздних вставок,
из всех частей будут эту особой звездочкой помечать —
- мол, «совсем не могли молчать».
© Вера Полозкова, «Блокада»
Москва. Менее месяца до дня У
Еремей с трудом открыл один глаз, высунув нос из-под одеяла. Сверху на него тут же упал тяжеленный плед с изображением щенка. Покрывало казалось настолько массивным, что мальчик глухо застонал, рухнув обратно на подушку.
— Бог мой, Еремеич, это что же нужно такое было сделать, чтобы так заболеть? — за преградой из одеял раздался знакомый голос старшего наставника.
— Наверное, Бог и наказал… — промямлил Еремей, не найдя в себе сил перекреститься. Температура у него была под 39 градусов, он даже говорил с трудом. — Я поддался искушению любопытства, брат.
Миха, который за время наставничества уже 10 раз успел пожалеть, что ему достался для опеки именно Еремей, шумно вздохнул. На календаре было 5-е февраля, за окном трещал настоящий русский мороз. Мама подопечного уже рассказала ему, в ужасе заламывая руки перед иконами в «красном углу» гостиной, как именно ее непутевый сын провел весь вчерашний день, когда на улице температура была еще ниже. Миха из истории мало что понял, кроме того, что Еремей с группой каких-то ребят не из организации, провел весь день на холоде, участвуя в шествии и митинге на Болотной площади.
«Грех же это… — вздыхала мать новоявленного протестанта. — Поговори с ним, пожалуйста, про митинг этот вчера по телевизору показывали, столько полиции, Боже ж мой…»
Миха обещал, что он поговорит, а потом, раздевшись и помыв руки, направился в комнату к Еремею, который валялся в кровати в полубессознательном состоянии с лихорадкой. Заразиться Миха не боялся, он-то не бегал вчера по морозу, попадая на телеэкраны и в объективы фотоаппаратов. Еремей не просто подхватил ГРИПП, очевидно, он заболел какой-то другой болезнью, дающей осложнения на мозг.
— Ну, и чего ты туда поперся? — недовольно нахмурившись, молодой человек сел на единственный в комнате стул, квартира у мальчика была обставлено по-православному скромно, без излишеств. — Как тебя угораздило?
— Я… я давно уже хочу в нашу с тобой организацию затащить одного товарища, бывшего одноклассника, — закашлявшись, хрипло пояснил тот, пытаясь сесть. — Он уже даже бородку отпустил… — Миха на это только передернул плечами. Во истину, для вступления в такую организацию, в какой состояли они с Еремеем, только и нужно, что отрастить волосы на подбородке. — Вчера мы встретились с ним возле церкви Иоанна Воина на Якиманке, а он оказался не один: привел еще двоих друзей. — Еремея свалил новый приступ кашля. — Я только обрадовался, думал, что чем больше народа, тем лучше. Уже даже представил, как буду у них наставником… — Миха подавил смешок, услышав это заявление. — Но все оказалось совсем не так, эти трое даже не собирались идти со мной в церковь.
В этот момент в комнату зашла мама Еремея, со скорбным видом занося внутрь поднос с чашками чая и вареньем. Миха кивнул ей успокаивающе, чтобы женщина не волновалась. Уж он-то точно разберется, что такое случилось с ее сыном, тем более что Еремей сам был готов все рассказать. При виде родительницы, он замолк, толи чувствовал себя виноватым, толи просто стеснялся.
— Захотите есть, я приготовлю что-нибудь витаминное, — женщина спешно покинула комнату, прикрыв дверь.
— Так вот! — вцепившись дрожащими руками в горячую чашку, Еремей продолжил сбивчивый рассказ. — Я зову их в храм, тем более что выглядят все прилично, но они отказываются.
Парни, замотанные в белые шарфы, планировали принять участие в мирном шествии и митинге «За честные выборы», который должен был состояться на Болотной площади. Еремей знал, что Москва жила от одного митинга до другого, каждый протест собирал народу больше, чем предыдущий. Занятый учебой и делами организации, у него не оставалось на политику никакого времени, но развернутая в социальных сетях компания по рекламе митинга 4-го февраля бросалась в глаза даже тем, кто не интересовался протестами.
«— Мне почему-то кажется, что тебе такое будет интересно, — старый школьный товарищ прямо посмотрел на Еремея. — Это мирный протест, вы же против насилия? Думаю, это очень… православно?
— Это хорошо, что мирный, — кивнул Еремей. — Но в чем его смысл?
— Государство нас обманывает. На выборах в декабре его обман раскрыли и доказали, но справедливости не удалось сыскать даже с видео подтверждениями и свидетельствами очевидцев, — мрачно заговорил один из новых знакомых. — Мирный протест направлен на то, чтобы показать, что нас не ввести в заблуждение рассказами о том, что нарушений на выборах не было, что есть люди, которые не голосовали за «Единую Россию», и что их очень, ОЧЕНЬ много.
— Я тоже не голосовал, — признался Еремей. — Хотя нам говорили, что на все воля Божья, если уж победило «ЕдРо», то не наше это дело сомневаться».
Парни не нашлись, что на это ответить, никому из них явно не хотелось начинать обсуждать религию и веру. Двое замотали шарфы посильнее, на улице стремительно холодало. Еремей понял, что троица собирается уходить. Бывший одноклассник, очевидно, тоже считал посещение митинга более интересным, чем поход в церковь. Прямо на глазах у Еремея он вытащил из сумки черно-белую маску, на подобие которой парень видел в каком-то фильме ужасов. Бледное резиновое лицо с черными глазами как бы беззвучно кричало.
«— А это вам зачем? — не удержался от вопроса Еремей, указывая на маску «Крика».
— Да мы тут хотим поиздеваться, — усмехнулся бывший одноклассник. — Чем заметнее и креативнее прикид, тем лучше. На митинге много людей сами придумывают себе плакаты и лозунги, получается очень круто.
— А у вас какой? — второй вопрос сорвался с губ Еремея, любопытство взяло верх.
Вместо ответа один из парней надел свою черно-белую маску и развернул плакат с надписью «За ненасильственное сопротивление!». Сам не понимая почему, Еремей фыркнул. Картина и вправду получилась забавная, с учетом того, что мужчина в маске «Крика» в кино был жестоким маньяком-убийцей.
— И… много таких, как вы? Креативщиков? — Еремей задумчиво склонил голову на бок.
— Очень много, — признался одноклассник. — Пошли с нами, сам увидишь… — с этими словами он улыбнулся с видом змея-искусителя».
— И ты пошел?! — воскликнул Миха, когда его младший товарищ замолчал, чтобы выпить остывающий чай. — Псих ненормальный. На этих митингах забирают в полицию и сажают на 15 суток. Я был на Чистых прудах 5-го декабря, когда люди пошли маршем, арестовывали всех без разбора, понимаешь?
— Так ты тоже был! — обрадовался Ерема. — Но ты ведь не из политических, так? Там много таких, которым политика по боку…
— Полиции на это плевать, — покачал головой Миха. — Заломали руки и увели, не докажешь потом, зачем ты приходил, стоял и кричал.
— Да нет же! — продираясь сквозь кашель, Еремей заблестел глазами из-под одеяла. — Можно же именно в мирных митингах участвовать, тогда все будет хорошо. Мне парни все объяснили…
Людей, участвующих в митингах, можно разделить на разные группы в зависимости от типа их активности: те, кто ходят «по фану», к которым Еремей причислял, возможно, теперь и себя. Для таких людей протест — не основная цель посещения митингов, настроены они мирно и подходят к своему участию в акциях с большим воображением. Именно позитивные массы создают на митингах атмосферу, ради которой потом приходят новые люди, подкупленные отсутствием ощущения опасности за свое здоровье, которое всегда присутствует на радикальных акциях.
Во вторую категорию можно причислить самых обычных людей, которые имеют определенные знания о политической ситуации в стране и выходят, чтобы высказать, таким образом, свое недовольство. Таких людей, как объясняли новые «учителя» Еремею, большинство. Они посещают далеко не все митинги, но готовы выйти протестовать по поводу, задевающему лично их, будь то платное образование или полицейский произвол.
— Человек, которого ни разу не трогал ОМОН, или тот, у кого не арестовывали кого-то из близких людей, скорее всего, на такой митинг не пойдет, — Еремею помог горячий чай, кашель перестал терзать его слишком сильно. — Но он, возможно, пойдет протестовать против повышения цен на ЖКХ, никому же не хочется получать повышенные счета.
