Владимир Романовский - Богатая белая стерва
Джульен не выглядел раздраженным. Он сказал, что он в меру голоден. Сказал, что ничего не имеет против перекусить, если это не сложно.
Дочь Живой Легенды наблюдала за нами с неприятным равнодушием.
Живая Легенда сказал, что много он нынче не ест. Потом добавил — Да, не ем. Я ем странные всякие вещи — овощи, фрукты, орехи. Надеюсь, вы ничего не имеете против.
Фортепиано поблизости не было. Может, они держали его в гараже, не знаю. Дочь принесла плошку с орехами и тарелку с сельдереем.
Давайте, ешьте.
Живая Легенда сделал жест, характерный для итальянских мафиози, которых он изображал пару раз в Голливуде — тыльной стороной руки от продукта к гостям, мол, вот, берите, не жалко. Вроде как помощник главы мафии дарит своей любовнице бриллиантовую брошку — бери, дура. Джульен взял пальцами орех. Поколебавшись, я потянулся к сельдерею левой рукой. Я намеревался удержать запах Сандры так долго, как это было возможно. Дочь сказала, что очень занята, увы, ей нужно закончить чтение какого-то манускрипта, она скоро вернется — и оставила нас наедине с Живой Легендой. Плохие манеры были, очевидно, семейной традицией.
Живая Легенда сказал, что она очень хорошая девочка, и очень талантливая. Сказал, что единственная ее проблема — она слишком многое принимает близко к сердцу.
Джульен кивнул сочувственно.
Да, представьте себе. Кивнул сочувственно. Джульен.
Предполагаю, что он был готов отдать все, что имел, лишь бы пьесу его поставили, и может он хотел, чтобы моя музыка присутствовала в постановке. Он был ко всему готов — готов был жертвовать, готов был обменять некоторое количество достоинства на некоторое количество славы. В общем, он вел себя как он обычно себя вел на конференциях (наверное) в своей компании. Играй. Следуй правилам. Получишь прибавку.
Живая Легенда выбрал себе орех, вложил его в бледные свои губы, и некоторое время им играл. Мне это не показалось ни сексуальным, ни таинственным. Я чуть его не пожалел.
Он повернулся к Джульену, который смотрел на хозяина выжидающе и, возможно, чуть заискивающе. Затем Живая Легенда сказал — можете мне верить, а можете не верить, но я могу вас ввести в транс. Правда. Смотрите — я… могу… ввести… вас… Я… смотрю… вам… в глаза…
Джульен сказал — Ох! (Он старался быть предельно вежливым). Он сказал — Я действительно что-то почувствовал только что. У вас громадный дар.
Я чуть не заржал.
Внезапно Живая Легенда кинул взгляд по моему направлению. И говорит — Чего это он хихикает?
Я помотал головой, делая серьезное лицо.
Джульен заверил его, что я не хихикаю и ударил меня, больно, ногой под столом. Я посмотрел на него зло, более или менее механически. Происходящее казалось мне слегка сюрреалистичной, иррациональной грезой, безличной и далекой. Я понимал, что в мозгу у меня блок, и я знал, что когда этот блок исчезнет, трагедия глянет мне в лицо. Главное было — отдалить этот момент, чем дальше, тем лучше, во времени.
Живая Легенда снова уставился на Джульена. Он говорит — Знаешь, ты очень одинок вообще-то.
Джульен вежливо улыбнулся. Типа — Я одинок? Откуда вам это известно?
Живая Легенда говорит — Ты все скрываешься ото всех. Скрываешься. И не показываешь им себя. Свою сущность. Ты не хочешь им показать свою сущность. Ты на мир смотришь… (он закрыл лицо рукой и раздвинул указательный и средний пальцы). Вот сколько ты показываешь себя другим. (Он убрал руку от лица). Все остальное в тебе — твоя улыбка. И я такой же. Это как с бабой говорить. Она чирикает, чирикает, говорит тебе всякую [непеч. ], а ты скалишься и говоришь — «Где это вы такие туфли покупаете, вам очень идет!» Что бы она ни сказала, слушать ее не нужно. В любом случае это [непеч.]. Просто лыбишься и смотришь на нее. Вот так ты смотришь на мир.
Он опять закрыл лицо ладонью и раздвинул указательный и средний пальцы.
Я вспомнил, что где-то слышал, возможно от какого-то актера, что-то очень похожее, и речь шла именно о Живой Легенде — может, он всем новым людям демонстрирует их суть именно этим способом — прикрыв лицо и раздвинув пальцы? От кого я это слышал? Не помню. Спросите любого актера или актрису в Нью-Йорке или Лос Анжелесе — встречались ли они с Живой Легендой? Все ответят утвердительно, поскольку это так или иначе связано с престижем и приобщением к «настоящему» миру театра и кино, то есть, к эстаблишменту. Возможно, кто-то просто написал мемуары, в коих описал свою встречу с Живой Легендой, и все их прочли. Но и в этом случае получается, что демонстрация — домашняя заготовка, не так ли.
Односторонний разговор продолжался некоторое время. Помню, я вставил, может, полдюжины слов, и Джульен управился закинуть пять или шесть предложений. Но, в основном, мы слушали монолог Живой Легенды. Он говорил о разном — о восточных религиях сперва, потом о жалком состоянии сегодняшнего мира. Он отметил с горечью, что Америка, оказывается — мертворожденная страна, что она безусловно и необратимо не сумела понять историю. Или что-то в этом роде. Потом, час спустя уже, (!) он спросил Джульена, зачем тот хочет ставить свою пьесу.
Мне было стыдно, и жалко Джульена. Единственный в мире поэт, способный дать правомочную, хорошо выполненную оценку этому миру, бытию, человеческому духу в трех или четырех элегантно рифмующихся строчках, начал вдруг трепать языком по поводу самых неинтересных аспектов драматургии. Он говорил и говорил — о несравненном умении Живой Легенды видеть вещи насквозь, об огромном таланте дочери Живой Легенды, таланте, который мог бы представить посредственную пьесу так, чтобы она выглядела достойно, о роли в этой пьесе которую никто, кроме дочери Живой Легенды, не смог бы исполнить правильно, о возможном эпизодическом появлении Живой Легенды в постановке, кое появление нисколько бы Легенду не затруднило, и как это появление спасло бы спектакль, и так далее.
Внезапно Живая Легенда его перебил. Да, то, что ты говоришь — очень интересно. Действительно — интересно. Ты вообще интересный, Кински. Очень молодой — и все-таки интересный.
Он снова завел разговор о том, что Америка не понимает, что происходит, и глупо пренебрегает своим историческим предназначением, и как нет в Америке культуры и традиций. Он распространялся о племяннике своего старого друга, который погиб несколько лет назад. Американская культура и традиции, в лице Джульена и моем, молча слушали.
Он сказал нам, что средства массовой информации убили племянника его друга. Уделали. Он говорит — Я чувствую его смерть. Я ранен, ранен. Торчит кинжал в моей груди, и не могу я вынуть его.
Я попытался представить себе большие и нехорошие средства массовой информации — врываются они, стало быть, в особняк племянника его друга, в Лос Анжелесе, и заставляют его силой колоть героин и нюхать кокаин. Может, я не визуального типа человек. Или слишком черствый. Да, наверное это так и есть. Впрочем, я вспомнил, что и о сцене с кинжалом я от кого-то слышал. Наверное, мемуары одного из гостей вышли совсем недавно.
Он обхватил руками воображаемую рукоять кинжала в его груди. Слезы выступили у него на глазах.
Он говорит — Я должен жить с этой болью.
В ответ на этот первокурсовый показ системы Станиславского предупредительный Джульен сказал — Вам нужно снова начать сниматься в фильмах. Вы — лучший актер из всех живущих.
Батюшки… Образ Сандры снова возник у меня перед глазами. У меня встал [непеч. ]…
Лучший актер из всех живущих говорит — Я не хочу больше сниматься в фильмах. Это скучно. Актерская игра — скука. Фильмы — [непеч. ], а я не художник. Я купец. Я продаю товар — мое умение.
Я вспомнил, как Джульен говорил, что по слухам Живая Легенда никогда не использует текст во время съемок, что он все это импровизирует. Джульен сказал тогда, что он не верит. Теперь же он явно сомневался — наш доверчивый Джульен.
Озабоченным голосом Джульен заметил, что Живая Легенда может теперь выбирать только те роли, которые ему нравятся, подразумевая, но не говоря вслух, что старая толстая эта сволочь должна выбрать эпизодическое появление в его пьесе.
Живая Легенда важно объявил, что Джульен наивен. Он говорит — Ни у кого никакого выбора на самом деле нет. Свобода выбора, свобода воли — миф. Все, что ты делаешь — все заранее предрешено.
Джульен не согласился, сказав на полном серьезе, что свобода выбора — это и есть разница, которая отделяет людей от животных. Мы, говорит рассудительный Джульен, имеем право выбора, а животные не имеют.
Живая Легенда сказал — А знаешь… И тут он пернул. Втроем мы проигнорировали этот момент, хотя запах был сильный. Он говорит — Недавно сижу я в туалете, и вижу — таракан. Он, стало быть, ползет… Пальцем он нарисовал в воздухе линию, объясняя — Сперва он ползет направо, затем налево, затем поворачивается…
Палец продолжал чертить линии в воздухе. Джульен следил за пальцем глазами. Живая Легенда говорит — Он поворачивается и ползет влево. Затем он ползет вверх по стене…затем вниз… и снова… Вниз. Вверх. Вниз.
