Татьяна Огородникова - Очаг вины, или Любовь, диагноз и ошибка одного нейрофизиолога
– Приходите! – крикнул Генрих в воздух.
Нечаянная радость
Чем больше вовлекается мозг в деятельность, тем ярче человек, тем менее избиты его ассоциации. А уж талант!
Н.П. БехтереваЖизнь ученого потеряла цвет – Маша не появилась в лаборатории ни на следующий день, ни через неделю. Потянулись невзрачные серые будни. Работа больше не радовала Генриха. Новые пациенты не представляли ни малейшего интереса. Депутат Государственной думы, владеющий алмазными приисками в ЮАР, требовал избавить его от «кармы», успешный продавец неисправных запчастей самолетов уверял, что не заработал на продажах ни копейки, губернатор какого-то края пристально смотрел в глаза Генриха и униженно спрашивал: «Вы же мне верите?..» Генрих верил. Точнее, ему было все равно. Мысли ученого хаотично бродили по извилинам и с завидным упорством возвращались только к одному человеку. Он хотел видеть Машу. Несколько звонков на оставленный ею номер телефона казались безответными, ожидания возле станции метрополитена тоже не принесли результата. Девушка пропала.
Мария пропала для всех. Ее не видели соседи, продавщицы из придворной палатки, подруга, мать... В раковине на кухне от постоянного подтекания крана образовалась тонкая оранжевая полоска, которая с каждым днем темнела, утолщалась и обрастала коричневатым контуром; экран телевизора поседел от пыли и сухости; на тюбике зубной пасты затвердела круглая белая шапочка; чашка с остатками кофе покрылась плесенью...
Она появилась внезапно, через два месяца, чтобы получить вердикт. Арина встретила ее дежурноприветливо, но это была защитная реакция. Нужно было обдумать тактику и стратегию, потому что ничего хорошего появление этой девки не сулило.
Пока что мудрая Арина решила просто поговорить с врагом. «Предупрежден – значит, вооружен!»
– Милая, на тебе лица нет. Где ты пропадала? Наш профессор совсем извелся!!! – так началась атака в сеансе одновременной игры.
Но Маша, похоже, не собиралась играть:
– Я ездила на войну, помогала детям, строила дома, добывала им еду...
– Понимаю, – кивнула Арина, будучи уверена, что выражение ее лица отражает сопереживание и поддержку. Если бы она посмотрела на себя со стороны, трактовка звучала бы так: «Ну, ну, малышка, загибай дальше. Нас-то на мякине не проведешь. Повидали мы таких...»
Однако «малышка» и не думала копаться в разночтениях. Она беспристрастно и как-то дежурно рассказывала, сколько горя ей довелось увидеть за это время, как приходилось добывать воду и хлеб; как спалось на соломенной подстилке в общем бараке для беженцев; как взрослые мужчины присматривались, а потом дежурно-безразлично выдергивали из толпы девочек, которым не было еще и десяти, отводили их за угол ближайшего здания, а потом также безразлично стреляли в них из автоматов... Как другие девочки, оставшись без родителей, наперебой пытались выйти замуж за любого человека в форме только потому, что страшно хотели есть... Как молодые седые старики плакали, теряя сыновей и дочерей... Как морщинистые бабушки стенали, не имея шанса пристойно похоронить детей и внуков... Как матери рвали на себе волосы, понимая, что не могут унять рыданий озверевших от голода, вшей, чесотки и бомбежек детей...
Когда ты побывал в мире, где мгновенная смерть считается лучшим подарком жизни, теряешь способность анализировать и оценивать, что такое хорошо и что такое плохо. Все отлично, если ты уберегся от пули, инфекции, обкуренного вооруженного животного в человеческом облике... Неплохо также, когда пуля прошла насквозь, или вовремя подвернулся доктор с антибиотиками, или животное просто хотело удовлетворить инстинкты, а не терзать тебя медленно, наслаждаясь стонами и потоками неверной крови...
Чаще всего развязка была не оптимистичной. Трупы истерзанных девчонок и мальчишек не успевали хоронить, поэтому по ночам родственники, рыдая, пытались отыскать своих незахороненных детей в смрадном зловонии гниющих человеческих тел...
Маша вела себя так, будто искала смерти. Она всегда оказывалась в тех местах, где шли ожесточенные перестрелки, вступала в спор с вооруженными бородатыми дядьками, отбивала малышей из рук бандитов... Всякий раз она почему-то оставалась жива и невредима.
– Я не уверена, что нуждаюсь в вердикте вашего ученого, – сообщила девушка, закончив рассказ, – мне просто интересно, насколько верна его теория.
Арина внимательно и настороженно выслушала опасную пациентку, решая по ходу, предоставить ей шанс для контакта с гением или лишить последней надежды. «Пожалуй, отправлю ее восвояси, – вынесла вердикт всесильная хозяйка хозблока. – Пускай отправляется восвояси!»
– Хорошо, милочка, подождите здесь, попейте чайку. Я сообщу доктору, что вы пришли.
На самом деле время чаепития Арина решила использовать для того, чтобы Генрих не догадался, кто ожидает его в приемной. Она тешила себя надеждой, что непрошеная гостья удалится, не дождавшись появления ученого.
Однако план не сработал. Взъерошенный Мефистофель внезапно ворвался в приемную со словами:
– Арина, я несколько раз просил вас...
Генрих увидел Машу. Его лицо внезапно обмякло, он как-то ссутулился, смутился и растерялся. В этот миг великий мозговед и нигилист осознал, что долгих два месяца, в течение которых он пытался уничтожить воспоминания о странной молодой женщине, он страстно желал только одного – увидеть ее хотя бы раз. Глядя на осунувшееся лицо пациентки, Генрих думал об одном: «Неужели прошло только два месяца? Кажется, будто в них уместилась целая жизнь». Генрих буквально впился глазами в лицо девушки, тщетно пытаясь придать своему лицу серьезное и независимое выражение. Наконец он сообразил, что надо как-то поприветствовать пациентку:
– Рад вас видеть, Мария.
Мария улыбнулась и протянула руку. Генрих изо всех сил пытался вести себя непринужденно, но в глубине души ему казалось, что он просто притворяется великим ученым, для которого явление именно этой пациентки и есть настоящее чудо. Взяв протянутую ладонь, гений слегка потянул девушку за руку:
– Пойдемте... Вам, очевидно, интересно, насколько изменились ваши шансы...
С этого дня мало кому удавалось увидеть Генриха без сопровождения Маши. Парочка имела странный вид. Отсутствующий взгляд ученого и даже какая-то отрешенность заставляли усомниться в наличии у него каких бы то ни было талантов, не говоря уже о гениальности. Впрочем, обстановка в лаборатории на первый взгляд оставалась такой же, как прежде: лаборантки ежедневно в положенное время появлялись на рабочих местах, переодевались в свои фирменные костюмчики и исправно хозяйничали в учреждении. Начищенный до матового блеска стол руководителя спокойно сиял, не сомневаясь в тленности мироздания и бесполезности суетливой людской возни. Максим обстоятельно проверял аппаратуру, которая в принципе не могла дать сбой, так как никто не прикасался к умным машинам. Арина по-прежнему выделяла сверхнасыщенный энергетический заряд, пытаясь сохранить видимость покоя и уверенность в завтрашнем дне. Однако именно она четко знала, что ее подопечный совершенно съехал с катушек, – Арина заметила, что по ночам в лаборатории кто-то бывает. Кроме Генриха, проникнуть в неурочное время в институт не мог никто. Чуть сдвинутое кресло, неплотно закрытый ящик в столе, неудачная попытка заварить чай прямо в чашке... Эти мелочи, точнее, безобразия, мог позволить себе только хозяин!!! Обстановка накалялась. Рано или поздно должен произойти взрыв.
Лучший друг Борис, заскочив как-то на чашку чая, почувствовал общую нервозность и поспешил удалиться. На вопрос: «Где хозяин?» – он так и не получил внятного ответа.
«Хозяин» вел себя загадочно-странно. Он как будто потерял голову. Между тем у Генриха зрело решение, которое могло перевернуть с ног на голову не только его судьбу, но и судьбы всех окружающих. Это решение подсказала ему пациентка из Иванова.
Пока что Генрих даже не переспал с ней, он и не собирался прикладывать к соблазнению Маши особых усилий. Ему достаточно было просто знать, что она рядом, что можно поговорить с ней в любой момент, что она нуждается в нем, впрочем, как и он – в ней. Они практически не расставались.
Как-то незаметно пролетел месяц, затем другой. Похоже, парочка была счастлива. Так проходили целые дни – Генрих работал, что-то писал, думал, обхватив голову руками. Мария покорно и спокойно ждала, когда ученый обратится к ней с вопросом. Иногда ночью Генрих куда-то пропадал. Маша не спрашивала – терпеливо ждала, когда он вернется, как ждет хозяина несчастное животное, которому внезапно выпал шанс получить еду и кров у подгулявшего любителя бездомных тварей. Как дворняга, которая знает по предыдущему опыту, что чудеса иногда случаются, но нужно всегда быть готовой вернуться на родную помойку, в свою не всегда дружелюбную стаю, где иногда поджидают не только пинки проходящих мимо людей, но и кровавые укусы своих же близких. Маша всегда радовалась, когда Генрих возвращался, и никогда не задавала вопросов.
