Катрин Панколь - Звезда в оранжевом комбинезоне
Новая драма.
Жорж посмотрел на небо и спросил себя, почему же жизнь повторяется, почему каждый раз идет по одному и тому же кругу. Чтобы как-нибудь в один прекрасный день все всё поняли и решили свои проблемы раз и навсегда?
Но нужно еще иметь способы с этими проблемами справиться.
Еще нужно быть достаточно сильным, достаточно хитрым, достаточно знающим.
Он бросил школу в четырнадцать лет. Никогда не читал настоящих книг. Он не верит в Бога. Никогда в жизни не разговаривал с духовником. Он знает лишь деревья, растения, зверей, овощи, фрукты, ветер, который дует с запада и приносит дождь. Он умеет обрезать деревья или отвадить тлю от персиков и фиговых деревьев, повесив на ветки маленькие мешочки, наполненные яичной скорлупой. Он очень хорошо знает, что салаты, капусту, сельдерей и петрушку нужно сажать на растущей Луне. Но про дела мужчин и женщин он как-то мало понимает.
Жорж еще раз посмотрел на небо, чтобы найти там ответ. Пожал плечами, обозвал себя старым мудаком, отряхнул сзади штаны и вернулся в дом.
Стелла вошла в кухню и натолкнулась на Медка, который лежал на плитке. Она улыбнулась. Если он так спокойно спит у двери, значит, с Томом все в порядке.
– Что ты тут делаешь, дружок? И где все остальные?
Медок подскочил, как развернувшаяся пружина. Мотнул головой, встряхнулся. Встал на задние лапы, полез к ней целоваться. Она почесала его за ухом, потом под мордой, погладила по голове, чмокнула в нос. Этот пес был безнадежно сентиментален и чувствовал себя в своей тарелке только после того, как получал свою долю слов любви и нежностей.
– Ты красавец, ты самая красивая собака в мире, ты мой любимый малыш. А что Том? Он спит? Он в своей комнате?
Попугай Гектор заворочался в клетке. Принялся кусать прутья, выпрашивая кусочек хлеба с маслом или орешек.
– Попозже, красавец мой, ладно, попозже…
Он тоже не нервничал. Значит, опасность ей привиделась. Всполошилась из-за ерунды.
Она поставила сумку, сняла шляпу, распустила волосы, сбросила тяжелые башмаки, закатала рукава пуловера и ринулась вверх по лестнице.
Силач и Полкан лежали возле полуоткрытой двери. Они как по команде подняли головы, встречая хозяйку, окинули ее ласковым взглядом. Даже в этом радостном порыве они были величавы и сдержанны, как английские мажордомы.
– Ох вы, мальчики мои! – воскликнула она. – Вы салютуете мне шпагами? Какие же вы милые.
Она достала из кармана печенье. В отличие от Медка, который обожал, когда его гладят и ласково при этом приговаривают, подчеркивая этим его статус любимца, Силач с Полканом предпочитали грызть печенье.
Том спал в своей кровати, на его губах играла улыбка. Наверное, ему снился очень приятный сон. Прядь волос была откинута назад, словно ангел погладил его во сне по лбу.
Она присела рядом и вздохнула: гора с плеч. Голова, казалось, взорвется, так она была полна противоречивыми впечатлениями: она одновременно чувствовала облегчение, убедившись, что Том в своей кровати, и волновалась, как там мать одна в больнице.
Она обняла Тома за плечи, притянула к себе. Задумчиво укачивала его, успокаивалась его теплом. «Надо как-то спасать маму, надо что-нибудь придумать. Эдмон Куртуа поможет мне, я чувствую, сегодня вечером это стало совершенно очевидно. На него можно рассчитывать». Том зашевелился во сне, выкинул руку, которая попала ей прямо по лицу. Она подхватила руку, поцеловала еще и еще. «Я мерзко повела себя с Сюзон. Какая во мне порой поднимается агрессия, прямо шквал огня! Я жалю и уже потом думаю».
Она отодвинулась от мальчика, достала сотовый телефон и заговорила тихо-тихо:
– Сюзон? Ты не спишь?
– Ты напугала меня, лапушка, я не люблю телефонные звонки по ночам.
– Я хотела попросить у тебя прощения…
– Ни к чему, Стелла, ни к чему. Ты вся на нервах. И мы тоже все на нервах.
– Это для меня не оправдание.
– Ой, хватит, лапушка моя, достаточно, а не то я опять заплачу…
– Ты поцелуешь от меня Жоржа?
– Он уже пошел спать.
– До завтра.
– Я управлюсь с утра со скотиной. А ты завтра лучше подольше поспи…
– Спасибо, нянюшка…
Стелла в последний раз взглянула на сына. Склонилась над ним. Поцеловала его в лоб, в нос, сказала: «Спи, мой малыш, мама здесь, она любит тебя, она тебя в обиду не даст, а есть еще папа, он тебя тоже в обиду не даст…» И тут она почувствовала, что кто-то стоит на пороге комнаты.
Она застыла, горло стиснуло спазмом так, что и не закричать.
Он стоял, опершись о косяк, смотрел на нее, не двигаясь с места. Высокий, худой, но жилистый, мускулистый, волосы цвета меда зачесаны назад, сероглазый… Нос прямой, тонкий, трехдневная щетина и растерянная полуулыбка, и от нее на одной щеке морщина, как шрам. Настороженный взгляд человека, который обходит жизнь по обочине, чтобы не угодить в ловушку.
– Адриан!
Она бросилась к нему:
– Когда ты приехал?
– Сегодня вечером. Я забрал Тома у Жоржа и Сюзон.
– Они мне ничего не сказали!
– Я запретил им говорить тебе. Сделал страшные глаза, как я умею. Хотелось преподнести сюрприз.
Он обнял ее, прижал к себе крепко-крепко, его руки побежали по ее телу.
– Ох, – простонала она, стараясь добраться до его мускулов под несколькими свитерами.
Она размякла в его руках, стала нежной и податливой, но потом собралась и пихнула его рукой в грудь.
– Я так волновалась, почему ты не предупредил меня, почему ничего мне не сказал?
Он положил свои руки ей на бедра, словно они собрались танцевать, привлек к себе, прошептал тихо-тихо:
– Я здесь, принцесса моя, рядом, у нас впереди вся ночь.
– Я так устала, Адриан.
– Я же здесь. Всегда.
– Нет. Я здесь одна. Всегда.
Он поднял ее на руки, унес из комнаты сына, положил на их кровать.
– Что-нибудь придумаем. Нам же всегда удавалось что-нибудь придумать.
– У нас только одна ночь, и потом ты опять уйдешь.
– Ты должна мне довериться. Кому еще ты можешь довериться?
– Не знаю. Ничего я больше не знаю.
Она ничего не хотела больше знать.
Закрыла глаза: будь что будет.
Жюли ложилась спать.
Мадам Куртуа так пока и не вернулась.
Было одиннадцать часов вечера, и шведская кукушка на кухне прокричала одиннадцать раз.
Эдмон Куртуа скрылся в своей мастерской. В маленькой комнате рядом с кабинетом, которую он приспособил для ремонта старинных часов. В данный момент, например, он реставрировал серебряные карманные часы – «Зенит» с черными готическими цифрами, который он купил у старьевщика. Примерно так 1850 года выпуска. Он долго изучал их, прежде чем поставить диагноз. Крутил, вертел их в пальцах. Представлял первого владельца этих часов, который на смертном одре протягивает их сыну, как этот сын, испуская последний вздох, передает их дальше своему сыну и далее по кругу, пока в конце концов они не оказываются в корзине со старыми часами – все по 50 евро. Он унес всю корзину. Работы там было невпроворот. Погнутые стрелки, деформированные пружины, разбитые балансиры, смещенные оси, разбитые или потемневшие от времени циферблаты – униженные и оскорбленные, они вызывали у него нежность. У старых часов есть память. Они рассказывают истории. Не то что эти нынешние пластиковые поделки.
Он чинил часы, и, пока его пальцы копались в часах, мысли его приходили в порядок. Его бабушка вязала, мать вышивала, тетка Эжени решала кроссворды, а он склонялся над разбитыми, покореженными, погнутыми механизмами и приводил их в рабочее состояние.
Жена его считала, что он слишком много времени проводит в своей мастерской. Он пожимал плечами. «Это помогает мне думать. Все эти маленькие зубчики и шестереночки меня успокаивают. Только вот беда – зрение портится». Он ведь уже не юноша. Он столько времени потерял, когда был юношей.
Когда был в команде Рэя Валенти.
Им было по двенадцать лет, они учились в одном классе. Рэй был еще тогда Раймоном. Хмурый длинный парень. Над ним издевался сынок Буррашаров, это было всем известно, а он вымещал злость на одноклассниках. Воровал у них из сумок или карманов курток часы, деньги, «Марсы», «Баунти». Раздавал оплеухи и подзатыльники.
Они улепетывали от него, как зайцы, оборачивались, чтобы убедиться, что Раймон не гонится за ними. А он вслед делал им знак, означающий: перережу тебе горло, если кому-то расскажешь, и они бежали еще быстрее. И никто никогда не смел пожаловаться.
Эдмон был среди тех, с которыми он заключил договор: я тебя не трону, но ты окажешь мне услугу, организуешь у себя вечеринку в субботу вечером и пригласишь Эммануэль и Кристель или же одолжишь мне в полдень свой мобильник, мне нужен телефон для одного важного дела.
