Никита Высоцкий - Высоцкий. Спасибо, что живой.
Бехтеев смотрел на фото Лени и Володи, которое висело над креслом с 1971 года. Они познакомились, когда Театр на Таганке был на гастролях в Ташкенте. Фридман только перебрался из Красноярска в Ташкент. Деньги были нужны страшно. Он снимал квартиру, посылал деньги матери и беременной жене. А место, ради которого он приехал, все не освобождалось. Леня прорвался после спектакля в гримерку к Володе и предложил перед спектаклями работать концерты. Володя устало улыбнулся, а его свита попыталась вытолкнуть Леню наружу. Уже из коридора Фридман выкрикнул: «Вас очень хотят! Завтра утром...»
Володя рассмеялся и, как Гагарин, сказал:
— Поехали!
Вдвоем они объездили все маленькие городки вокруг Ташкента—Чирчик, Заркент, Чанги, Перкент... Работали в обеденные перерывы на заводах и полях. Такого покладистого гастролера, каким был Володя, даже в мечтах представить себе было невозможно. Он не ругал плохие дороги и машины, не жаловался на усталость, не требовал больше денег. Но главное, он относился к Лене как к старинному приятелю или даже как к младшему брату.
Леня выложил ему всю свою жизнь, все проблемы и планы. А тот вместо советов и сочувственных кивков пошел в филармонию и устроил Леонида Фридмана главным администратором. А на приеме в ЦК комсомола Узбекистана договорился, чтобы Леню поставили на очередь в комсомольский кооператив. Никто и никогда так не относился к Лене Фридману. Ему все приходилось делать самому, рвать зубами, рисковать, лебезить, а тут... На, возьми! А когда Леня промямлил:«А как же я вас отблагодарю?», тот ответил: «Сына Владимиром назови!» Родилась, правда, дочь.
Фото, на которое смотрел Бехтеев, сделал корреспондент многотиражки Ташкентского университета за кулисами их же ДК. Володя улыбался, а Леня как кол проглотил. Фото — это же доказательство, что был концерт, а его как бы и не было. Когда Володя отошел в сторону, Леня договорился с фотографом, что за двадцать рублей купит у него пленку, а тот обещал не публиковать снимок. Надул. Пленку отдал, а фото опубликовал.
.. .Михалыч оторвал взгляд от фотографии:
— Предупредил? Ты его предупредил, сука?!
— Вы про меня слишком хорошо думаете, Виктор Михайлович! — горько усмехнулся Леня.
— Почему отмена?
— Не знаю. Я не с ним разговаривал. То ли болен он, то ли запил.
— Слушай меня, Леня. — Михалыч аккуратно взял Фридмана за воротник рубашки. — Если он не приедет—я тебя закрою. Срок-то помнишь? Десятка! Мало тебе? Я добавлю. Ты понимаешь, что все запущено? Люди себе дырки на погонах сверлят!
— Но ведь я согласен. — Фридман даже не попытался освободиться. — Я все сделаю! Но если его нет — я-то при чем?
Михалыч отпустил воротник и отошел к столу.
— Звони ему! Обещай денег добавить. Скажи, что кирдык тебе. Может, пожалеет? А тебе действительно кирдык. И врать не надо. Звони!
Михалыч подвинул аппарат ближе к Фридману.
— Я ночью позвоню. Его днем дома не бывает. — Леня достал носовой платок и обтер лицо. — Ночью!
фанты, затем поднял затекшее тело и направился под трибуну к выходу, где было прохладно и стояли автоматы с газированной водой. Покопавшись в кармане, извлек мелочь. Прокашлявшись, автомат налил теплой воды без сиропа. Леня одним глотком влил в себя содержимое и пересчитал оставшуюся мелочь. Пятаки на метро, двушка—позвонить и еще газировочки. Кому бы позвонить? Лене захотелось с кем-нибудь поговорить. Хотелось снять с себя груз. Интересно, где сейчас Паша Леонидов?
Глава третья
ПАВЕЛ ЛЕОНИДОВ
28 июля 1980 года
Он уже неделю не спал. То Володя болел — Паша караулил. А когда Володя умер, вообще не до сна стало. Теперь надо было все организовывать. Не планировать, не рыдать, не причитать, а делать.
Кому? Паше! Кому ж еще? Семеро с ложкой, а он один с сошкой.
Кто не дал отвезти Володю в морг? Паша держал оборону, пока не приехал Володин отец. Молодец! Все понял, не орал, не истерил. Просто все выслушал, подошел к врачам и сказал:
— Я отец! Я отказываюсь от вскрытия. Что подписать?
Потом началось... Паше пришлось записывать в блокнот:
1. Свидетельство о смерти получить.
2. Некролог дать.
3. Всех обзвонить.
4. Продукты достать. Горе горем, а жрут все! И еще как жрут!..
«Кстати, — Паша вспомнил о соли. — Нужна соль, если в доме покойник. Много соли, чтобы не сыро было и не воняло. Да хрен знает зачем. Короче, нужна соль». Дал рубль детям — есть соль.
5. Место на кладбище. Взял отца — поехали. На Новодевичьем нельзя. Понятно куда—на Ваганьково. Ударили из тяжелой артиллерии: обзвонили «верхний» круг знакомых, подключили друзей: есть место! И какое место!
6. Поминки организовать.
7. Катафалк, венки, автобусы...
Нет, конечно, все всё делали, но только если их пнуть и сказать: «Иди туда и сделай это. Вот тебе задание от сих до сих».
А тошно так, хоть караул кричи. Никогда так не было. Да еще жара....
Зашел к Володе в спальню. Насыпал в таз соли. Он лежит на кровати, и вроде даже и не он. Слезы из глаз, полный нос соплей.
Выскочил в ванную. Давай сморкаться.
«Опа! Бритвы Володиной нет. Коробка есть, а бритвы нет. Все же свои? А вот тебе на...»
Сказал родителям: «Уберите все! Это же ваше теперь». А они: «Нам ничего не надо, Паша, у нас сын умер».
А у него, у Паши, никто не умер? Еще как умер! Как жить ему теперь? Вся же жизнь, лет семь — только Володя! Только дела его — концерты, деньги, алименты, визы, бабы, лекарства...»
Надо было бежать в театр. Там тоже командиров тьма, а солдат нет. Как привезем Володю?
«Прощаться будем столько, сколько надо! Надо неделю — будет неделя!» — это вещал вещун известный, замдиректора. Вокруг труппа. Слушают, кивают.
«Хоть бы ленточку траурную к портрету в фойе приделали. Хоть бы зеркала завесили. Эх... А как вы на собраниях против него глотки драли! Напомнить?»
Паша забежал к директору и главному режиссеру. Эти хоть что-то делают. Оба плачут, но делают.
8. Милицейское оцепление.
9. Перекрыть движение транспорта.
— А тело я привезу двадцать восьмого. Гроб вечером завезу на Грузинскую, а утром часов в шесть на реанимобиль и сюда. Со Склифом договорились уже. Там Володины друзья, — закончил Паша в дирекции.
Он ушел из театра довольный. Все будет достойно! Провод ят Володю! Уже решили, кто будет выступать. Как людей впускать, как выгонять. Портрет на сцене сделают большой, карточку увеличат. Такая грустная-грустная карточка. Повесят над сценой, будет он смотреть со сцены в зал грустно и задумчиво. Музыка будет из динамиков. Справимся!
Вахтера нет — тоже поминает. Пошел по коридорам, по лестницам.
* * *
Год назад Паша шел по этому же коридору с директором театра. Приходилось идти немного боком, так как коридор был узкий, а Фомич двигался как ледокол по фарватеру — грудь вперед.
Сейчас будет перерыв. Подойдите, если он согласен, я подпишу. Может, мы как-нибудь вместе?..Нет! У нас и так непростые отношения.
Ледокол вышел на лестницу и проплыл мимо курилки. Все встали. Он кивнул не глядя, прошел через портретное фойе и подошел к двери в зал. Здесь он немного сдулся и, перед тем как заглянуть внутрь, приложил палец к губам.
А то Паша не понимал, что надо тихо. Хоть он и администратор, личный секретарь... и еще черти кто, но уж, как вести себя во время репетиции, знает. Паша через голову Фомича заглянул в зал. На освещенной сцене стоял помост для «Пугачева», и несколько уставших актеров с цепями в руках помогали ввестись на роль Хлопуши молодому актеру Юре Чернову.
Актеры равнодушно, но достаточно технично выполняли свои мизансцены, легко удерживая Юру на цепях. Юра же, наоборот, работал на всю катушку. Вдруг в центре пустого зрительного зала зажглась настольная лампа. Актеры остановились, для них это был сигнал — ведь за столиком с лампой сидел главный режиссер театра. Юра, лишенный страховки, не поняв, что надо остановиться, тяжело дыша, упал на четвереньки. Актеры сочувственно заулыбались. Из-под лампы послышался усталый голос:
— Вы, Юрий, выполняете рисунок, и только. Но пока, знаете ли, это пародия на одного чересчур великого артиста.
Все замерли, потому что знали: когда Отавный говорит во время репетиции тихо и подчеркнуто вежливо, а тем более на «вы» — будет буря. Она и не заставила себя ждать. Так же тихо и подчеркнуто вежливо, но чтоб слышно было всем, режиссер спросил:
— А почему актер работает без костюма?
Помощник режиссера ответила из-за кулис в микрофон:
— Костюм шьют. Не можем же мы дать ему штаны Высоцкого...
Режиссер взял в руки свой микрофон и на весь театр загремел:
— Это как понимать? В театре нет и не может быть штанов Высоцкого! В театре есть костюм Хлопуши! Немедленно переоденьте артиста! Принесите реквизит! Все должно быть как на спектакле!
