Дмитрий Тростников - Знаменитость
— У меня деньги были, сто рублей. Теперь их нет, — сказал я, вернувшись в гостиную, с трудом переведя дух.
Я встал в метре от этого Алеши и заглянул ему прямо в глаза. Особых поводов предъявить ему обвинение в воровстве, у меня не было. Но решимости хватало — хоть отбавляй, и я понимал: если почувствую, что он врет и отпирается — просто заеду ему по морде.
— Так это я позаимствовал! — радостно признался Алеша. — Ты извини, я сразу не успел сказать. Занят был, — и певец жадно приник губами к краешку фужера, не обращая больше на меня ни секунды внимания. Его выпирающий кадык сделал несколько судорожных глотательных движений.
— Они же у меня далеко в кармане были спрятаны? — не понял я.
— Ну, я с утра зашел — вижу, ты спишь. Думаю, зачем будить хорошего человека? А у меня трубы горят — сил никаких нет. Ну, и позаимствовал денежку. И вот — пива заказал. Я же тебе сразу говорил, пивка не желаешь?
Его уверенное сознание, как будто все нормально, взбесило меня еще сильнее, чем понимание того, что этот тип тайком шарил у меня по карманам! У меня не было слов. Зато, видимо, появилось, что-то такое во взгляде, от чего Алеша забеспокоился.
— Да ты не напрягайся, генацвале! — почему-то он назвал меня на грузинский лад и развел руками, пытаясь изобразить виноватую улыбку. Но вышло наоборот — его похмеленная рожа выглядела чересчур довольной. — Все классно будет! Ко мне в двенадцать часов Василич приедет, гонорар привезет, и я тебе мигом отдам. А пока выпей пивка, расслабься…
Зря он взял этот тон. В следующее мгновение, я уже держал его за лацканы пиджака и орал:
— Какие 12 часов?!.. У меня встреча в 12! Мне сейчас деньги нужны!..
Тут я тряхнул его так сильно, что фужер полетел на пол и с нежным звяканьем разлетелся осколками. А недопитое пиво расплескалось по ковру. Это немного утихомирило меня. Хватило ума понять, что если сейчас еще начнутся разборки с гостиничной администрацией — мне не успеть к полудню, ни с деньгами, ни без денег. И Аслан с соотечественником впустую прождут меня у Пяти углов.
— Давай, что осталось, — потребовал я.
Он без сопротивления немедленно полез в карман, и извлек оттуда одну маленькую и смятую бумажку салатного цвета.
— Что это? — опешил я.
— Трояк остался… Тут в буфете пиво импортное — «Будвайзер» по пятнадцать рублей бутылка. Вот и получилось… — оправдывался Алеша.
То есть он собирался сказать, что за утро сумел истратить ползарплаты среднего советского гражданина?! Когда в магазине бутылка «Жигулевского» стоит пятьдесят копеек. А эта сволочь, без спросу истратила мои последние деньги на «Будвайзер» по сумасшедшей цене. А если к этому добавить страх и злость на себя из-за глупости с чужой машиной, вы понимаете, что я просто обязан был дать ему в рыло.
Но не дал. Потому что в двери номера зашла полная немолодая горничная с огромной охапкой роз.
— Поставь на рояль, Никитишна, — попросил Алеша, не теряя самообладание.
Горничная с розами степенно прошествовала к черному роялю. По пути окинув неодобрительным взглядом остатки разбитого бокала.
— Вот ведь никак нельзя, чтобы не напакостить! — принялась браниться сварливая тетка. — Кто теперь гостинице за бокал из чешского стекла компенсирует? У меня его из зарплаты вычтут! — Она уперла руки в бока и ее глаза навыкате сверкали гневом.
— Не сердись, Никитишна! Сейчас мне привезут гонорар — решим все вопросы. Еще внукам потом рассказывать будешь, каких артистов у себя в генеральском люксе принимала.
— Бардак разводить все вы артисты, — проворчала неугомонная Никитишна. Она явно не собиралась уходить и только переводила выразительный взгляд с роз на Алешу.
Он тяжело вздохнул, снова извлек из кармана последнюю трехрублевку, и, виновато глядя на меня, грустным выражением огромных глаз, протянул бумажку сварливой бабе.
— Пора номер освобождать. Уже начало двенадцатого! — огрызнулась, уходя старая халда. — Директор «Тяжмаша» из Днепропетровска с супругой заселяется.
Начало двенадцатого! Это была катастрофа. Я осторожно сдвинул тюлевую занавеску и выглянул вниз, на тротуар перед гостиницей. Где-то в глубине души еще теплилась надежда, что вчерашний эпизод с «Жигулями» мне померещился спьяну, и никакую машину, я на самом деле не угонял.
Но то, что творилось внизу, заставило мгновенно отпрянуть от окна. Мои молитвы не были услышаны — чудо не произошло. Проклятые «Жигули» стояли прямо перед фасадом «Прибалтийской». Причем ночью, я криво припарковался. Заехал передним колесом на бордюр, опрокинул урну, и похоже, помял крыло машины. И вот это безобразие как раз рассматривали сразу три милиционера. Точнее — двое интересовались покалеченной машиной, а третий, запрокинув голову, озирался на окна гостиницы. Я отпрянул быстро, но все равно не был уверен — заметил он меня в окне или нет.
— Алешенька! Это мне такая роскошь!?.. Внимательны-ый!..
Из второй спальни легкой походкой выпорхнула Ева Томашевская. Промакая полотенцем влажные волосы, она сразу же подбежала к роялю, и принялась рассматривать цветы. То есть этот гад, еще и поднялся в ее глазах, истратив на розы мои последние деньги!
И только одно мстительное воспоминание подсластило мне все кошмары этого утра. Вчера, когда мы пьянющие завалились в этот номер, Ева сразу буквально затолкнула меня в одну из спален:
— Иди, спи!
Уверенный, что она меня бросила ради своего певца, я вырубился мгновенно, так бы и уснул в одежде, если бы через некоторое время не почувствовал трущееся о меня легкое маленькое тело.
Тело было женское. Тело было горячее. И оно было совсем голое. Мне даже ничего не надо было делать. Ее руки сами ловко раздевали меня. Но я все равно приподнял голову и, стараясь изобразить строгий прищур, спросил:
— А как же твой Алеша?..
— Спит Алеша, дрыхнет, — пробормотала она. При этом дыхание у Евки перехватывало — она была уже сама не своя от желания. — Нажрался, скотина и заснул. Теперь его не поднимешь. И вообще он мне не нужен. Я тебя люблю! Какое счастье, что мы встретились… — и она припала к моей груди, изображая нежность. А ее проворные пальцы ни на секунду не останавливались, стаскивая брючный ремень.
Но женщина не должна была вот так бросать меня, и возвращаться, удовлетворяя минутные капризы. Я хотел компенсации морального ущерба. Поэтому приподнялся на локтях и сказал.
— Если уж ты меня сюда притащила — извольте к роялю милая!..
— На черном рояле? Такого со мной еще не было, — хихикнула в ответ Ева Томашевская, тогда ночью.
Так что теперь, посреди катастрофы отвратительного утра, этот самый черный рояль, возвышался единственным приятным воспоминанием, словно не сдающийся гордый «Титаник». Может быть, просто сама судьба предъявляла мне такой счет за потрясающую ночь с шикарной женщиной? Которая с утра опять делала вид, как будто мы едва знакомы, и только восхищенно перебирала розы в букете.
Алеша, тем временем, торопливо наливал пиво из очередной бутылки в новый бокал, и еще вытащил из внутреннего кармана белого пиджака чекушку самой простой «Русской» водки, которую явно собирался плеснуть туда же.
— Загороди, меня от Евки, — вполголоса попросил он, опасливо поглядывая в сторону Томашевской. И сам отодвинулся к подоконнику, чтобы втихушку приготовить свой отвратительный коктейль.
В номере зазвонил телефон. Ева сняла трубку.
— Василич приехал, пора выметаться отсюда! — скомандовала она. — Алешка! Собирайся! Пора концерт записывать… — и убежала обратно в спальню. Алеша торопливо доглотал адскую смесь из своего фужера и заметался по номеру в лихорадочных поисках — куда бы спрятать пустую бутылку.
Дверь распахнулась, и в гостиную быстрым шагом буквально ворвался еще один персонаж. Вновь прибывший был полной противоположностью Алеше. Начиная с комплекции: невысокий крепыш, к любой детали внешности которого отлично подходило слово «мясистый». Нос у него был толстый и мясистый, щеки изрядно выпирали, суживая глаза и прикрывая часть шеи. Толстые губы были растянуты в радостную улыбку. И даже лысина, обрамленная на затылке и вокруг ушей короткими кудрящками, бугрилась мясистыми шишками. В отличие от Алеши, мгновенно побледневшего после водки с пивом, его «продюсер» источал румянец и энергию.
— Ну, здравствуй, что ли, талантище! — ринулся он обниматься с певцом. Уткнулся носом в его белый костюм ровно на секунду и тут же резко отшатнулся. — Пил, что ли с утра?!..
Вся его веселая энергия, словно мгновенно почернела.
— Я тебя убью, когда-нибудь ублюдок, — прошипел крепыш. — Вот только сорви мне запись! Вот только спой плохо. Столько денег вложил, ребят из оркестра подогнал, а ты с утра на кочерге?..
— Только пиво, Василич! Мамой клянусь! Я осознаю ответственность момента… — звучно икнув, принялся врать Алеша. — Тут это, Василич, дело одно, — он оглянулся на меня, взял своего продюсера под локоток и повел к окну.
