Фелисьен Марсо - На волка слава…
Пример (причем пример ЛИТЕРАТУРНЫЙ): книга Эдгара Шампьона «ЧЕЛОВЕК, ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕЛОВЕК». Вы читали, я думаю. О ней достаточно говорили. Это его воспоминания, его исповеди. Человек пристально всматривается, как сообщает автор, в свой пассив. Я, мол, скажу все, заявляет он в своем предисловии, прочь стыдливость, я не хочу ничего скрывать, я срываю все покрывала, эта книга является документом. И действительно, он рассказывает о вещах, о которых обычно не говорят: что он был скрытным, лживым, что с двенадцати лет начал заниматься рукоблудием, что воровал белье своей тетки, которое его возбуждало. Ну хорошо, все это очень мило. Но проблема здесь состоит в том, что я знал его, Эдгара Шампьона. И именно в ту пору, когда ему было двенадцать лет. Его родители тоже жили на улице Боррего, через несколько домов от нас, над галантерейной лавкой. Мы ходили в одну и ту же школу на улице Пельпор. Вместе шли туда, вместе возвращались. Его мать часто разговаривала с моей матерью. Даже один раз, когда его родителям нужно было съездить на похороны на север, Эдгар целых два дня жил у нас. В общем мы были близкими друзьями. Очень близкими. Когда он впервые увидел, как сложена девочка, он мне сразу же рассказал об этом. Это о чем-то говорит. Так вот! Что касается трусиков его тети, то я никогда о них не слышал. Для Шампьона в этом возрасте самым главным его делом был бензин. Это был его порок, его удовольствие, его мания. Он постоянно торчал в гаражах и нюхал канистры. Устраивался там в углу, нос над канистрой, и замирал в экстазе, бледный, с вздрагивающими ноздрями. Он даже пил его, этот бензин. Хватал пробки и лизал их. Я ничего не выдумываю. К тому же он и не скрывал этого. Часто говорил мне об этом.
— Ничего более приятного на свете не существует, — говорил он.
И в квартале все об этом знали. Механики смеялись. В каком-то смысле это им льстило. Они звали его.
— Эдгар, иди сюда!
И он чувствовал бензин за двадцать метров. Весь был в пятнах от отработанной смазки — до самых глаз. Его мать постоянно жаловалась.
— Эдгар со своим бензином. Вот несчастье-то. Вы только представьте себе всю эту грязищу, госпожа Мажи. Его одежда — это что-то невообразимое. Стирай не стирай — все бесполезно. А главное, это вредно для здоровья. Это же яд, бензин. Доктор прямо говорит об этом.
И даже мне он это говорил, — настолько мания Эдгара была всем известна.
— Ты должен убедить его не делать этого, Эмиль.
Так вот! Меня никто не заставит поверить, что это не было для него гораздо важнее, чем трусики его тети. Даже если взять только проблему его здоровья. Я тут как-то раз встретил его на проспекте Вилье. Щеки впалые и плохой цвет лица. Скорее всего, эта его мания оставила след в организме. К тому же он, возможно, и потом продолжал этим заниматься. Особенно теперь, когда у него свой автомобиль и СОБСТВЕННЫЙ гараж. Я точно знаю, что если ему и удалось покончить с этим, то не сразу. Когда нам было семнадцать-восемнадцать лет, мы потеряли друг друга из виду, но иногда я его встречал. Малорослого, постоянно с литературным журналом под мышкой. И от него по-прежнему пахло бензином. Короче, это было для него важно. В течение многих лет. Но сколько не ищи в исповеди, о бензине ни слова. В семнадцать лет, пишет он, я посещал сутенеров, анархистов. Разумеется, он мог встретить какого-нибудь сутенера или анархиста в иных местах, поскольку в нашем квартале таких практически не было. Но вот что я с уверенностью могу сказать, так это то, что от него всегда пахло бензином. А раз так, то почему же он не рассказывает об этом? Я ушел от родителей, пишет он, потому что стеснял их. Он и в самом деле их стеснял. И все из-за бензина. Отец, когда он входил:
— А, опять этот, со своим гадким запахом.
Но почему бы не сказать об этом? «Я говорю обо всем». Э, нет. Извините! А бензин? Что касается трусиков его тети, то это, может быть, и правда. У них действительно была тетя, которая жила с ними, старая дева, но грудастая, она работала в универсальном магазине на авеню Гамбетты. Я вовсе не хочу сказать, что он лжет. (Впрочем, я считаю нужным предупредить здесь раз и навсегда, что я добиваюсь не правдивости, а реальности.) Трусики тети, может быть, действительно существовали. И, может быть, Шампьон их действительно воровал. Но он все же лжет, когда сейчас придает им такое значение, которого в сравнении с бензином они в его глазах явно никогда не имели. Потому что, если бы эти трусики были столь важны для него, я бы об этом знал. Он бы мне рассказал. Это было в двенадцать лет, уточняет он. В двенадцать лет, я хорошо помню, у нас была очень тесная дружба. Он бы мне сказал. Или его мать сообщила бы как-нибудь в разговоре моей матери. Или его брат рассказал бы. Просто, чтобы досадить ему. Одним словом, я бы знал. А ведь я ничего не знал. Значит, если это и было, то один-два раза. Так, между делом. Эксперимент. Нечто вроде забавы. Забава, которая по сравнению с бензином ничего не значила. Но в таком случае он лжет. Это то же самое, что банка с корнишонами. Потому что, когда на банке, где лежат восемнадцать пачек печенья и ДВА корнишона, пишут: «корнишоны», то получается ложь. И даже если написать: «печенье и корнишоны», то это тоже будет ложью. Из-за взаимной значимости. Из-за перспективы. Потому что печенья больше, чем корнишонов. В банке Шампьона находится двадцать канистр с бензином и одни маленькие трусики, да еще один маленький анархист. Поэтому, сообщая только о трусиках и об анархисте — даже если они и существовали, — он лжет. Или по крайней мере деформирует реальность. Обманывает. Лукавит. Усиливает недоразумение.
Потому что, допустим, что какой-нибудь там преподаватель литературы или критик захотел бы воспользоваться этими исповедями, чтобы проанализировать другие произведения Шампьона. Так, скажет он, трусики тети — превосходно! Это серьезный материал, особенно для двенадцатилетнего возраста, когда бурлят глубинные человеческие инстинкты: замечательно, посмотрим, какие следы оставили эти трусики в романах Шампьона. И станет искать. А что он найдет? Не знаю. Если и найдет что-то, то, во всяком случае, не столько, сколько нашел бы, знай он, как я, историю с бензином. Никакого сомнения. Под знаком истории с бензином действительно прошло все детство Шампьона.
К тому же это легко доказать, поскольку я прочитал все романы Шампьона. Вот они стоят, выстроенные в ряд. Каждый с дарственной надписью. Это не значит, что он посылал их мне. Просто, как только появлялся новый роман, я его тут же покупал. Оборачивал его в прозрачную бумагу, разрезал страницы (такт!), оставлял книгу у его консьержки с небольшой запиской, а через несколько дней я приходил и забирал. С дарственной надписью. Дарственные надписи, конечно, могли бы быть, как я считаю, более теплыми, но хорошо уже и так, во всяком случае, они свидетельствуют о том, что мы дружили: «Моему дорогому Мажи, свидетелю моего детства». Или: «Дорогому старине Мажи, товарищу по годам, проведенным в нищете». (Нищете! Ни его родители, ни мои никогда не жили в нищете. Но, похоже, нищета входит в систему, тогда как бедность — нет.)
Стало быть, я их прочитал. В каждом романе Шампьона есть хотя бы одна постельная сцена. Следует подчеркнуть, что он известен своими довольно смелыми эротическими сценами. В шести романах, которые он опубликовал, я насчитал их десять (не считая всяких мелочей). Ладно. А теперь скажите мне: где в реальной жизни обычно происходят любовные сцены? Вы ответите, что это может случиться везде, и что чего только на свете не видали. Согласен. Но как правило. Чаще всего. Постарайтесь вспомнить. Я думаю, что я не буду слишком оригинальным, сказав, что обычно это происходит в комнате, называемой спальней. Я не очень не прав? Скажем так: в восьми случаях из десяти. Это мне кажется разумной средней величиной. Ну так вот! В романах Шампьона все обстоит по-другому. Я проверил.
СТАТИСТИКА ЭРОТИЧЕСКИХ СЦЕН В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ЭДГАРА ШАМПЬОНА
В спальне или гостиничном номере 3
В шкафу 1
На обочине дороги 1
В автомобиле 4
В рабочем кабинете 1
Итого: 10
Так вот, я считаю, что моя статистика достаточно убедительна. И показательна. Где тут трусики тети и того самого преподавателя литературы? В шкафу? В шкафу, который стоит здесь, один-одинешенек напротив четырех автомобилей. Я знаю, что любовью можно заниматься везде: хоть в спальне, хоть в такси. Иногда все получается очень смешно. Ведь не всегда есть выбор. Все так. Было бы одно такси или даже два, я бы ничего не сказал. Но ЧЕТЫРЕ (два раза в такси, один раз в частной машине, один раз в прицепе). В четырех случаях из десяти! И даже в пяти, так как я считаю, сюда нужно добавить еще сцену в рабочем кабинете, поскольку тот находился над гаражом. Пять из десяти. Каждый второй случай. Надеюсь, никто не станет утверждать, что это чистое совпадение. У романиста выбор достаточно широкий. Располагайся хоть в удобной спальне, хоть в риге, если не боишься, что солома будет колоться. Стоит только захотеть. Так нет же, есть вот один романист, которому для того, чтобы возбудиться или чтобы создать определенную атмосферу, через раз подавай такие декорации, которые пахнут бензином. Которые ассоциируются с запахом бензина. КАЖДЫЙ ВТОРОЙ СЛУЧАЙ. А ведь есть столько мест, столько запахов, столько ароматов. И каждый второй случай: запах бензина. Разве это естественно? Как все это объяснит тот преподаватель литературы с его трусиками?
