Павел Минайлов - PR-проект «Пророк»
В свободное от съемок время Илья, как правило, сидел в Интернете или просматривал фотокаталоги, которые редакция приобретала по его инициативе, либо просто валял дурака — общался с народом в курилке или на кухне. Редактор-американец считал Илью обладателем тонкого вкуса, поэтому видел в его свободной манере поведения причуду творческого человека и смотрел на его невинные шалости сквозь пальцы. Так он относился к нему и до того, как узнал, что отец Ильи имеет какое-то отношение ко всем общероссийским СМИ, хотя так и не понял, какое.
Невинные шалости заключались в слишком свободной, на взгляд многих, манере общения с женской частью коллектива и в слишком частых возлияниях с мужской его частью.
У Ильи был отдельный кабинет — крохотная комната перед фотолабораторией. Сейчас в этой комнате, кроме него, была Наташа, невысокая невзрачная девушка, работавшая в редакции корректором. С некоторых пор она стала проявлять повышенное внимание к фотографии. Сначала Илья думал, что таким образом она решила добиться его внимания, потом услышал от редактора, что она мечтает сама вести какую-нибудь рубрику и фотографировать для нее. Он напрягся, но потом решил, что даже если у Наташи и начнет что-нибудь получаться, пройдет немало времени.
Наташа принесла новый номер журнала с фотографиями, спрашивала его мнение о разных работах и, как ему казалось, с большим, чем следовало, вниманием выслушивала его безразличные резолюции, часто выражавшиеся односложно: «Фигня».
— Что-то ты неважно выглядишь, — озабоченно сказала Наташа.
— Да что-то спина болит…
— Продуло?
— Или перепил. Может, разомнешь мне плечи?
— Хорошо, — согласилась она. — Садись.
Наташа зашла за его офисный стул и начала массировать спину.
— Ну как? — спросила она через несколько минут.
— Значительно лучше.
— А ты мне? — спросила она робко.
Илья поморщился и отрицательно покрутил головой.
— Ну сделай массаж, — повторила просьбу Наташа.
— Не могу.
— Почему?
— Сегодня я могу тебя изнасиловать.
— Ну раньше ты же делал. И ничего.
Он действительно пару раз делал ей массаж — разминал плечи, но лишь для того, чтобы она могла воздать ему сторицей.
— Раньше у меня не было настроения тебя насиловать. Тем более у тебя нет презерватива.
— Вот ты какой… Ну ладно. — Она притворно надулась и отвернулась от него.
— Хорошо, завтра я приду с презервативами и сделаю тебе массаж.
Это, конечно, была шутка. Именно так она и поняла его слова, как и другие женщины редакции воспринимали подобные выходки Ильи. Хотя никто другой в редакции так не шутил.
Наташа застенчиво засмеялась, и разговор затух. Вздохнув, она вышла в коридор.
Илья снова остался один на один с Интернетом. Интересных анекдотов и историй сегодня не было. Он залез на любимый сайт новостей и стал просматривать сегодняшние сообщения. Вдруг в глаза ему бросилась знакомая фамилия. В одной из заметок сообщалось, что председателем какого-то комитета назначен Александр Яковлевич Шустер. «Тот ли?» — подумал Илья и внимательно прочитал предыдущий абзац. Там говорилось, что в соответствии с указом президента создан Комитет по идеологии Российской Федерации, в компетенцию которого будут входить разработка государственной идеологии, информационная политика государства и правительства, консультации со СМИ, работа с общественными, религиозными, молодежными организациями и «многое другое».
Шустер, если, конечно, это тот Шустер, был хорошим знакомым его отца и лет десять — пятнадцать назад часто бывал у них дома. Насколько помнил Илья, он был приятный дядечка лет сорока пяти, с интеллигентным лицом, черными, чуть тронутыми сединой редеющими волосами, что было заметно благодаря короткой стрижке. Тогда Илье нравилось, что Шустер не пытался скрыть все это с помощью краски или особой прически — это казалось ему признаком открытых взглядов на жизнь.
Открылась дверь, оторвав Илью от праздных воспоминаний. Дверь в комнатке открывалась внутрь, сокращая ее и без того небольшой объем. Появилась рука, потом лицо редактора отдела «Персона» — Юли Перениной.
— Привет, — сказала она. — Художники не нашли ничего приличного для меня. Пол сказал, что ты поможешь.
Такие фразы всегда означали «геморрои» с журналистами: придется что-то не только искать и фотографировать, но и ругаться, споря о том, что нужно для материала. Ругаться приходилось не со всеми, но с Юлей, Илья это знал по опыту, перепалок было не избежать.
Их видение материала, если не всего мира, не совпадало. Юля не принимала его идеи, считала своим долгом устраивать скандалы по поводу его фотографий, которые делались для ее статей. Если же он сразу соглашался с ее идеями, она начинала подозревать его в том, что он относится к заданию без души. И тогда, понукая его самого что-нибудь придумать, выматывала эту самую душу. Впрочем, так она вела себя и с дизайнерами. В остальном же она была милым и безобидным человеком.
— Что-то случилось? — спросил Илья.
— Посмотрим, — многообещающе ответила Юля.
— Так не мучь же! — голосом трагического героя воскликнул фотограф.
— Ты уже читал мою последнюю работу? — поинтересовалась Юля. Она считала, что все как минимум в редакции обязаны были читать ее последние работы.
— Нет, еще не читал.
— Это материал о Трушкиной, знаменитом модельере. Ну, ты знаешь.
— Ты хочешь сказать — «модельерше»?
— Модельере, — строго посмотрела она на него.
— Никогда не слышал.
— Ну ладно. Так вот в чем там дело. Она сильный, целеустремленный человек и в то же время религиозный. — Юля смотрела на него в ожидании реакции.
— Ну?
— Я бы хотела с тобой посоветоваться…
— Значит, ты пришла не за съемкой, а за советом?
— Пока да. Так вот, я хотела бы, чтобы рядом со статьей была фотография библейской сцены. Понимаешь, у меня там в середине статьи будут крупно набраны слова: «И сказал Он ей: „Дщерь, вера твоя спасла тебя. Иди в мир и будь свободна от болезни своей“».
— Значит, ты хочешь, чтобы я сфотографировал библейскую сцену?
— Не притворяйся идиотом. Я считаю, что этим словам должен соответствовать какой-то изобразительный ряд. Мне кажется, что это должна быть икона, а они говорят, что у них, в этой… электронной библиотеке нет икон.
— Так ты хочешь, чтобы я сфотографировал иконы?
— Ну не знаю…
— Слушай, а ты попробуй посмотреть европейскую живопись, средневековую или, может, эпохи Возрождения. Там много библейских сюжетов. У художников, я знаю, есть каталоги европейской живописи.
Илья предчувствовал, что, узнав авторство идеи, художники вспомнят о нем совсем не добрым словом. Но что такое вытащить изображение из электронного каталога по сравнению с тем, чтобы фотографировать иконы. Неизвестно где и неизвестно на каких условиях.
— Это идея, — задумчиво произнесла Юля.
— А она что, больная? — спросил Илья, видя, что Юля не уходит и стараясь ее подтолкнуть к этому.
— Кто?
— Модельер.
— Нет. Я же говорю, она — религиозный человек, и это ей помогает в работе. Она верит в то, что цель достижима, и достигает ее. А эти слова про «дщерь» для нее своего рода девиз жизни.
— Повтори-ка.
— «И сказал Он ей: „Дщерь, вера твоя спасла тебя. Иди в мир и будь свободна от болезни своей“». Понимаешь, он ей сказал, что она выздоровела потому, что поверила, что выздоровеет. Понятно?
— А кто сказал?
— Дед Пихто. Христос сказал, вот кто. — И она вышла.
«Интересно. Надо запомнить», — подумал Илья.
В этот день Илья принял несколько заявок от трафик-менеджера — молодого сотрудника, в обязанности которого входили прием заявок на работы фотографа и дизайнеров, составление графиков для них и координация их работы.
Несколько раз он выходил покурить, выбрал наиболее удачные кадры из последней, отснятой на демонстрации моделей пленки. В половине седьмого к нему зашел Андрей из отдела дизайна и предложил «по пивку». Предложение было поддержано. Рабочий день фотографа, один из многих подобных, был закончен.
III. Секретарь (осень)
Рабочий день секретаря Московского городского комитета по идеологии начинался в восемь утра. К этому времени в его приемной уже сидели первые посетители. Виктор Иванович прошел в кабинет, на ходу бросив секретарше обычное хмурое: «Доброе утро». Повесив пальто в шкаф, он расположился за рабочим столом. Из системы громкой связи раздался почти детский голосок секретарши:
— Виктор Иванович, как всегда чайку?
— Да, будь добра, Анюта, — ответил секретарь.
Через минуту открылась дверь и на пороге появилась высокая худая блондинка в обтягивающей кофточке и вызывающе короткой юбке. Перед собой она катила тележку, на которой стояли дымящийся пластмассовый чайник, фарфоровая чашка с блюдцем и тарелка с парой булочек. Она налила в чашку кипяток, опустила в него пакетик, от которого повеяло «ароматом успеха», набившим оскомину в телевизионной рекламе, и переставила все с тележки на стол перед шефом.
