Павел Минайлов - PR-проект «Пророк»
Увидев Шустера, один из них поднялся и энергично направился к нему навстречу.
— Здравствуйте, Александр Яковлевич, — протянул ему руку Маковский. — Рад вас видеть.
Они подошли к столу.
— Вот тот человек, который нам нужен, — обратился Маковский к сидевшему за столом. — Рекомендую: мой старый знакомый и… — он взглянул в лицо Шустера, словно для того, чтобы убедиться в справедливости своих слов, — и добрый друг, Шустер Александр…
— Яковлевич, — помог ему Александр Яковлевич.
— Ну, это не обязательно, — улыбнулся Маковский. — Я надеюсь, сработаемся.
Он снова повернулся к сидевшему за столом, продолжая представлять Шустера:
— Идеолог от Бога! Да, я вас не представил: Антонович Лев Семенович.
Шустер заочно знал Антоновича. Очно или заочно его знал, наверное, каждый, кто имел хоть какое-то отношение к власти — от журналистов, пишущих о политических кулуарах, до президента. Антонович был советником еще первого президента. Говорили, что он имел большое влияние и на всех последующих руководителей государства. Наиболее радикальные издания называли его кукловодом, другие о нем забыли, считая его фигурой из прошлого. С середины девяностых он практически пропал с телеэкрана, почти не посещал политтусовок, его экспертное мнение не появлялось на страницах газет.
Шустер пока не понимал, чем он обязан этой встрече, и потому выдавил из себя:
— Я еще не совсем в курсе…
— Ах да. — Маковский жестом пригласил его присесть. — Ну конечно. Это — поправимо. Значит, тема такая… Ты был на утреннем заседании?
Шустер кивнул.
— Ну, значит, ты все слышал.
Шустер снова кивнул.
— Отлично! Так вот, Лев Семенович — создатель концепции.
— Один из создателей, — поправил Лев Семенович.
— Ну-ну, не скромничай, — захохотал Анатолий Ефимович.
— Скромность — кратчайший путь в неизвестность, — заметил Антонович. — Анатолий Ефимович прав в одном, — продолжил он, — хотя все еще достаточно сыро, основное уже есть — идея. Нет главного — команды. Нужны люди. И я хотел бы видеть вас в этой команде.
Поймав удивленный взгляд Шустера, Антонович пояснил:
— Я знаю о вас достаточно, чтобы судить. И у вас отличные рекомендатели. Вот хотя бы Анатолий Ефимович. Речь идет о создании государственного, — он выдержал паузу, как будто произносил официальную речь, — я подчеркиваю, государственного органа, который бы занимался идеологией. И не просто что-то отслеживал, но и руководил. В первую очередь руководил. Этому органу, я думаю, со временем будут переданы полномочия Министерства печати и информации. Но это будут как дополнительные функции. Главное же — идеология. Это — сознание миллионов людей, всего населения. Это то, с чего надо было начинать. И не упускать. Кто руководит людьми? Правительство? Начальство? Жена? Нет! Сознание, рефлексия! — Было очевидно, что в разных вариациях эти слова Антонович произносил не один раз, но они ему не наскучили, и будь Шустер помоложе, он мог бы их воспринять как экспромт.
— А мы должны руководить сознанием, — с нажимом на последнем слове сказал Лев Семенович.
Шустер воспользовался возникшей паузой:
— В чем будут состоять мои обязанности?
Маковский захохотал:
— Сразу согласился! Ну, портфели мы пока делить не будем. Войдешь в штаб. Тебе надо будет осмотреться. Поработаем, там, глядишь, и портфели будут готовы, а у тебя уже — имя, опыт… Ну как?
— Надо посмотреть.
— Посмотришь. Вот тебе рабочие документы. — Он протянул Шустеру черную кожаную папку. — Вот тебе и портфель! — Он снова захохотал. — Почитай, подумай. Завтра позвонишь, скажешь — ты с нами или нет.
— Согласен.
— Подожди, подожди, ты сядь. Послушай, какие перспективы открываются! Мы, все мы… с тобой — главные идеологи страны, как Ленин и Сталин… Бери больше — как Христос и Мухаммед… И Будда. Вчера на гребне были экономисты и администраторы. Сегодня мы. Что они без нас? Они себя уже показали. У кого была власть — у короля, м-м-м… у Людовика или у кардинала Ришелье? Власть, ты понимаешь! Это — богатство, деньги, все, что душе угодно. Ты будешь главным в этой стране! Согласен? — Он явно повторял чьи-то слова, возможно, Антоновича, который славился в узких кругах умением убеждать. Его фразы, подкрепленные темпераментом Маковского, давали неплохой эффект.
— Главным?
— Ну, одним из… Новости, газеты, журналы, ТВ, реклама, кинематограф, издательства, институты, школы — все в твоих руках.
— В моих?
— Ну, это уже неважно. Если с нами, то в твоих. Представь, бюджет страны — для тебя, кредиты МВФ — для тебя.
— Я уже согласен.
Антонович, молча изучавший Шустера во время тирад Маковского, произнес, будто ставя точку:
— Тем не менее возьмите это с собой и внимательно все прочитайте на досуге. Послезавтра буду ждать от вас звонка. — Он протянул визитку. — А сегодня рекомендую еще послушать доклад Константинова.
Весь вечер Александр Яковлевич изучал полученные бумаги. Ничего принципиально нового помимо услышанного в них не было. Весь следующий день он провел в состоянии радостного предвкушения. Ему уже давно надоела работа в фонде. Она казалась ему мелкой возней на обочине настоящей жизни, где вершатся большие дела и кипят настоящие страсти. Не тот масштаб, не те деньги. Да и те приходится выколачивать из многочисленных должников-спонсоров, для которых важны были связи Маковского, когда-то возглавлявшего фонд. С переходом Маковского в администрацию деньги пошли было водопадом, который постепенно превратился в тоненький ручеек — Маковский, вероятно, нашел лучшие каналы для обналичивания своих услуг, — а потом и этот ручеек практически иссяк. Хотелось снова настоящей работы.
Еще через день, придя в офис, он первым делом позвонил Антоновичу и был приглашен на совещание в четыре часа того же дня. В три, сославшись на нездоровье и выслушав пожелания побыстрее поправиться, он направился к Антоновичу в Фонд политологии переходного периода.
Фонд, возглавляемый Львом Семеновичем, занимал часть голубого трехэтажного особняка на одной из центральных улиц столицы. До революции он вроде бы принадлежал какому-то графу или князю, Шустер точно не помнил, кому. После того, как в него вселился Фонд, особняк отремонтировали, вставили пластиковые стеклопакеты на место прежних окон, превратив их в огромные витрины, сделали новый главный вход, достроили мраморную колоннаду и переделали всю внутреннюю планировку.
Обо всем этом Шустер слышал от Маковского. Он знал, что Маковский близко знаком с Антоновичем, но не понимал, почему тот так близко к сердцу принимает такие маленькие радости своего друга, как ремонт какого-то дома. Особняк, как хвастался Маковский, наконец-то приобрел достойный вид. Говорил он и о том, что Антонович хочет сделать в подвале ВИП-клуб — «филиал Давоса», а для этого собирается прорубить в старинной стене еще один вход. Деньги, судя по всему, были.
«В конце концов, статус умного человека не обязывает его обладать вкусом», — подумал Шустер об Антоновиче. Поговаривали, что его финансирует какой-то американский фонд. Если это было так, то, судя по всему, американцы не особо следили за тем, как расходуются их средства, а может, не считали это главным в сотрудничестве с Антоновичем. Кроме того, Шустер понимал, что у бывшего министра и пожизненного советника осталось достаточно должников с тех времен, когда он был министром. Эти долги и обеспечивали пока что бесперебойный денежный поток в Фонд и другие контролируемые Антоновичем организации.
Чувствуя некоторые уколы зависти, Шустер вошел в здание.
II. Фотограф (осень)
Илья работал в журнале «Перфект». Он числился фотокорреспондентом, но предпочитал называть себя фотохудожником. В его основные обязанности входили портретная съемка, съемка интерьеров, принадлежавших их многочисленным клиентам: разнообразных салонов, косметических и стоматологических кабинетов, фитнес-центров, ночных клубов и ресторанов, домов мод и других заведений, плативших за якобы случайные репортажи как за рекламу. Практически вся съемка — вне зависимости от того, где она проводилась, — была постановочной. Клиенты хотели, чтобы фотографии их салонов выглядели как в рекламных буклетах.
По роду работы Илья часто общался с моделями и, поскольку сам был весьма симпатичным молодым человеком, пользовался женским вниманием. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он был им избалован. Для этого, как он считал, ему недоставало зарплаты. Девушки же из редакции, оказывающие ему знаки внимания, на его взгляд, ему не подходили. Он бы сказал, «не возбуждали». Хотя скорее дело было в том, что он боялся длительных, обязывающих к чему-то отношений и предпочитал им мимолетные знакомства, благо встреч по работе было немало. Кроме того, руководством не приветствовались близкие отношения между сотрудниками редакции. Правда, менеджер по распространению женился на секретарше, по случаю чего им подарили компьютер. Но когда молодая жена ушла в декретный отпуск, никто не обещал, что она снова будет принята на работу. Еще одного паренька, который слишком настырно интересовался моделями, часто посещавшими редакцию, уволили.
