Хулио Кортасар - Выигрыши
От кофе ей стало лучше. Значит, она отправляется в путешествие с сыном, прихватив в придачу старого друга под видом дальнего родственника. Она ехала, потому что выиграла в лотерею, потому что Хорхе, а еще больше Перено полезен морской воздух. Снова и снова повторяла она про себя: «Значит, отправляемся…» Клаудиа рассеянно отхлебнула кофе, снова отдаваясь своим мыслям. Нелегко ей было пуститься в этот путь, решиться на такой шаг. Уехать на три месяца или на всю жизнь не слишком большая разница. Не все ли равно? У нее не было ни большого счастья, ни большого горя, а ведь только эти крайности помогают преодолеть резкие перемены. Муж оплатит содержание Хорхе в любом уголке земли, куда бы она ни уехала. В ее распоряжении рента, деньги на черный день, аккредитивы.
— Все, кто здесь, поедут вместе с нами? — спросил Хорхе, отрываясь от мороженого.
— Нет, конечно. Но если хочешь, давай отгадывать. Вот эта сеньора в розовом наверняка поедет.
— Ты так думаешь? Она очень некрасивая.
— Хорошо. Не станем ее брать. А теперь давай ты.
— Вон те сеньоры за дальним столиком, вместе с сеньоритой.
— Очень может быть. Кажется, они симпатичные. У тебя есть носовой платок?
— Да. Мам, а пароход большой?
— Думаю, да. Это, кажется, какой-то особый пароход.
— А его кто-нибудь видел?
— Возможно, и видел, но никто о нем ничего не знает.
— Значит, он некрасивый, — меланхолично заметил Хорхе. — Красивые корабли все знают. Перено! Перено! Мам, вон Перено.
— Перено, и вдруг пунктуален, — сказала Клаудиа. — Можно подумать, лотерея изменила все привычки.
— Перено пришел! А что ты мне принес, Перено?
— Новости с планеты, — ответил Перено; Хорхе с восхищением посмотрел на него.
VУчащегося Фелипе Трехо очень интересовало то, что происходило за соседним столиком.
— Представляешь, — говорил Фелипе отцу, вытиравшему пот со всем изяществом, на какое только он был способен. — Часть этих кикимор поедет вместе с нами.
— Ты бы мог выражаться поприличней, Фелипе, — запричитала сеньора Трехо. — И когда только этот мальчишка научится хорошим манерам.
Беба Трехо внимательно изучала косметику у себя на лице с помощью зеркальца от Эйбара, которое при случае использовала как перископ.
— Ладно, а вот эти каракатицы, — снисходительно процедил Фелипе. — Представляешь? Эти наверняка с рынка.
— Не думаю, что все они поедут, — сказала сеньора Трехо. — Возможно, вот эта пара и вот эта сеньора, по всей видимости мать девушки.
— Фу, как они вульгарны, — сказала Беба.
— Фу, как они вульгарны, — передразнил сестру Фелипе.
— Не дури.
— Тоже мне, герцогиня Виндзорская. И такая же красавица, вылитая.
— Дети, прекратите, — сказала сеньора Трехо.
Фелипе наслаждался сознанием своего неожиданного превосходства, но пользовался им пока осторожно. В первую очередь стоило поставить на место сестрицу и отомстить ей за все, что он вытерпел от нее до сих пор.
— За другими столиками вполне приличные люди, — заметила сеньора Трехо.
— Очень прилично одетые люди, — ответил сеньор Трехо.
«Они мои приглашенные, — ликующе подумал Фелипе и чуть не закричал от радости. — Предок, старуха и эта дура. Теперь буду делать все, что захочу». Он обернулся к сидевшим за соседним столиком и подождал, чтобы кто-нибудь из них обратил на него внимание.
— Вы случайно не отправляетесь в путешествие? — спросил он у брюнета в полосатой рубашке.
— Я нет, молодой человек, — ответил брюнет. — А вот этот юноша с мамой и эта сеньорита со своей мамой едут.
— А-а. Вы пришли провожать.
— Да. С семейством. Вам повезло, молодой человек.
— Ничего, — сказал Фелипе. — Может, вам повезет в следующей лотерее.
— Конечно. Надеюсь.
— Точно.
VI— Кроме того, у меня есть новости от восьминожки, — сказал Перено.
Хорхе положил локти на стол.
— А где ты ее нашел, под кроватью или в ванной? — спросил он.
— Она карабкалась по пишущей машинке, — ответил Перено. — Как ты думаешь, что она делала?
— Печатала на машинке.
— Какой умный мальчик, — сказал Перено Клаудии. — Разумеется, она печатала на машинке. Я принес ее письмо и сейчас прочту из него отрывок. Вот слушай: «Он уехал гулять по синему морю, бросив меня в горе на косогоре. И теперь множко и еще немножко станет ждать его бедная восьминожка». И подпись: «Твоя восьминожка, с любовью и укором».
— Бедная восьминожка, — сказал Хорхе. — Чем же она будет питаться без тебя?
— Спичками, графитными стержнями, телеграммами и баночкой сардин.
— Она же не сможет ее открыть, — сказала Клаудиа.
— Что ты, восьминожка все умеет, — ответил Хорхе. — А как наша планета, Перено?
— На планете, видимо, прошел дождь, — сказал Перено.
— Да, там шел сильный дождь, — подхватил Хорхе, — и муравье-человекам придется взбираться на плоты. Там был потоп или чуть поменьше?
Перено не был твердо уверен, но предполагал, что муравье-человеки сумеют выкарабкаться из беды.
— Ты не принес подзорную трубу? — спросил Хорхе. — Как же мы будем на пароходе наблюдать за планетой?
— С помощью астральной телепатии, — ответил, подмигивая, Перено. — Клаудиа, вы, видимо, устали.
— Эта сеньора в белом ответила бы, что во всем виновата повышенная влажность. Да, Перено, вот мы и здесь. Что-то нас ждет?
— Ах, вы об этом. У меня не было времени изучить этот вопрос, но я разрабатываю план.
— Какой план?
— Фронтальный. Каждую вещь, каждый факт необходимо изучать с разных сторон. Люди обычно избирают один и тот же метод и достигают половинчатых результатов. Я же всегда разрабатываю фронтальный план и синкретизирую результаты.
— Понимаю, — сказала Клаудиа, но по тону ее было понятно, что ничего она не поняла.
— Надо действовать push-pull [8], — сказал Перено. — Не знаю, сумел ли я выразить свою мысль. Иные вещи, что называется, преграждают нам путь, и необходимо сдвинуть их с места, чтобы увидеть, что происходит впереди. Например, женщин, не при ребенке будь сказано. А иные надо хватать за ручку и тянуть. Этот парень Дали знает, что делает (правда, может, и не знает, но это неважно), когда изображает человеческое тело со множеством ящичков. Мне представляется, что у многих явлений есть ручки. Вдумайтесь, например, в поэтические образы. Если не вникать, то улавливаешь лишь поверхностный смысл, хотя порой он скрыт глубоко внутри. Вы довольствуетесь поверхностным смыслом? Конечно, нет. Необходимо потянуть за ручку, чтобы проникнуть в глубь ящика. Потянуть — это значит овладеть, усвоить и выйти за обычные рамки.
— А-а, — сказала Клаудиа, делая незаметный знак Хорхе, чтобы он высморкался.
— Здесь, например, каждый элемент полон значения. Каждый столик, каждый галстук. Я вижу элемент порядка в этом ужасном беспорядке. И я спрашиваю себя, чем все это кончится.
— Я тоже. Это забавно.
— Все забавное всегда зрелищно; но не будем вдаваться в анализ, не то обнаружится его отвратительная суть. Учтите, я не против развлечений, но всякий раз, перед тем как развлечься, я сначала закрываю лабораторию и выливаю кислоты и щелочи. Следовательно, я уступаю, подчиняюсь условностям. Вы прекрасно знаете, сколь драматичен юмор.
— Прочти для Перено стихотворение про Гаррика, — сказала Клаудиа сыну. — Очень хороший пример к его теории.
— Увидев Гаррика, английского актера… — громко начал декламировать Хорхе. Перено внимательно выслушал мальчика, наградил его аплодисментами. За другими столиками тоже захлопали, и Хорхе покраснел.
— Quod erat demostrandum [9], — сказал Перено. — Конечно, моя мысль носила более общий характер: любое развлечение подобно маске на нашей совести, которая, словно ожив, заменяет собой подлинное лицо. Почему смеется человек? Смеяться не над чем, разве что над самим смехом. Заметьте, что дети, которые много смеются, потом всегда плачут.
— Ну и глупые, — сказал Хорхе. — Хотите я вам прочту стихотворение про ловца жемчуга.
— На палубе парохода, вернее, на спардеке, под мерцающими звездами ты сможешь продекламировать все, что захочешь, — сказал Перено. — А теперь мне бы хотелось понаблюдать немного за этой полугастрономической средой, которая нас окружает. Что значат эти бандонеоны [10]?
— Мадонна, — сказал Хорхе зевая.
VIIЧерный «линкольн», черный костюм, черный галстук. Остальное расплывчато. Самым примечательным у дона Гало Порриньо были шофер с могучей спиной и кресло-каталка, где резиновые детали соперничали с хромированными. Чтобы посмотреть, как шофер и сестра милосердия вытаскивают дона Гало из автомобиля, собралась целая толпа. Жалость к немощному кабальеро, выразившаяся на лицах людей, умалялась от сознания, что он достаточно богат. В довершение всего дон Гало, походивший на общипанного цыпленка, смотрел столь высокомерно, что так и хотелось пропеть ему в лицо «Интернационал», правда, никто этого никогда не сделал бы, как заметил Медрано, хотя Аргентина свободная страна и музыкальное искусство широко распространено в лучших кругах ее общества.
