Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Регина уперлась подбородком в ладони и задумалась.
Она больше не изменится? Законченная окаменелость?
Тийт извиняюще улыбнулся, расслабленно откинулся на спинку стула, охватившее его напряжение стало явно спадать. Видимо, он ожидал от Регины худшего. Регина вела себя идеально. Редко кто способен трезво воспринять столь сокрушительное известие.
— С тобой можно говорить по-человечески, — признательно сказал Тийт, не скрывая радости, что легко отделался.
— Сколько ей лет?
— Двадцать два, — ответил Тийт. — Но разумом она еще совсем дитя, мы в свое время столь инфантильными не были. Даже моя мать удивляется, до чего девочка мила и послушна. Они с моей матерью обсуждают все житейские вопросы; сама взрослая женщина, а слушает с усердием школьницы наставления старшей. — Тийт рассмеялся. — Я из нее могу что угодно вылепить.
— Она уже у тебя живет?
— Да, — буркнул Тийт. — Получилось несколько неловко. Однажды вечером просто заявилась, и все, чемодан в одной руке, сумочка в другой, вешалки, перевязанные красной шелковой тесьмой, под мышкой. Я просто онемел. Взяла и решила стать моей женой! Заговор, конечно, слово глупое, но она наверняка загодя обо всем договорилась с моими родителями. По-другому никак нельзя объяснить это само собой разумеющееся появление.
— Где ты с ней познакомился? — спросила Регина, чтобы только не молчать. Ответ ее нисколько не интересовал.
— На свадьбе у одного родственника. Нас рядом за стол посадили.
Чувствовалось, что это и для Тийта уже никакого значения не имело, едва ли стоило вспоминать.
Регина не знала, что еще сказать или о чем промолчать. Она не смела стискивать зубы. Настроение было подавленное, голова гудела от пустоты. Надо было элегантно выходить из игры. Из игры? Да, их отношения с Тийтом иначе и не назовешь. Она должна была что-то говорить, нужно было заслониться словами. Тийт за эти несколько мгновений обезоружил ее, оставалась единственная возможность: притвориться равнодушной. Пусть у Тийта останется впечатление, что она лишь терпела его общество. И не более.
— Если так, то тебе самое время заняться педагогикой. Чтобы из инфантильного существа (Регине хотелось сказать — чудовища) воспитать верную и послушную жену. Ради идиллии стоит поднапрячься, однако нельзя перегибать палку. Подавляемые люди способны горячо ненавидеть. Но ты ведь добиваешься горячей любви!
Ирония Регины испортила Тийту настроение.
— Да не читай ты мне нотаций! — огрызнулся он.
— Я просто хотела поделиться с тобой опытом, может, пригодится в новой жизни.
— Извини, я решил, что ты смеешься надо мной, — совершенно серьезно проговорил смутившийся Тийт.
«Успел уже обрасти заботами и шуток не понимает», — подумала Регина. Она пыталась внушить себе, что Тийт — существо жалкое. Бесхребетный холостяк, которому силком навязали жену. Один из типов современных мужчин.
И все-таки было грустно, Регина вдруг ощутила страшную усталость. Уже не хотелось и губами шевелить. Разумеется, она могла бы предостеречь Тийта, но в такую минуту неуместно заводить речь о подводных рифах его будущей семейной жизни. Не хотелось унижать себя мелочностью. Тогда бы и впрямь можно было сказать про нее: окаменелость.
Долой предрассудки! Это был девиз Регины. Пусть Тийт будет счастлив со своей мурлыкающей кошечкой, пусть сам печется о том, чтобы остаться неоцарапанным.
Регина допила и со стуком поставила на стол бокал. Тийт последовал ее примеру. Они встали одновременно.
Почему-то Тийт заколебался, идти ли ему первым или пропустить Регину вперед. Они стали рядышком пробираться сквозь толпу к выходу.
Посетители горланили и сновали по бару. То и дело кто-нибудь вскакивал с места и, спеша к кому-то, забавно вытягивал руку, будто отстраняя от себя плавающий на поверхности моря мусор. Да и как еще было людям в битком набитом помещении проявлять свою приподнятость, удаль?
Пробираясь рядом с Тийтом к выходу, Регина, несмотря на полумрак, успела кое-что заметить. Будто молнии вспыхивали временами, выхватывая на мгновение оцепеневшие глаза и рты, плечи и локти. На пути Регины оказался какой-то мужчина, руки его были раскинуты, он как будто стоял на одной ноге на кочке и вот-вот должен был потерять равновесие; Регина остановилась, чтобы подождать, когда тот упадет. Тийт не придал значения возникшему препятствию, подтолкнул Регину и вынудил ее прошмыгнуть под мышкой незнакомца. Когда они шли по полутемному коридору, только что выхваченные картины снова возникли перед глазами Регины: мышиные зубки какой-то блондинки, вытянутые дудочкой губы, обрамленные окладистой бородой пижона, серебряная цепочка в вырезе голубой рубашки, темный пиджак с вышитым на нагрудном кармане гербом, где-то поодаль подсвеченные зеленым светом бутылки, которые, отражаясь в зеркале, разом множились, будто под микроскопом делились амебы.
Швейцар открыл застекленную дверь и отпихнул наседавших людей. На всякий случай он приподнял левую ногу и согнул ее в колене, словно опасаясь, что какой-нибудь шустряк, как челнок, прошмыгнет в вестибюль. Стеклянная дверь за спиной Регины защелкнулась, в толпившейся на ступеньках людской массе послышались ругательства, но большинство оставались безучастно понурыми. Какой-то пожилой джентльмен — пальто нараспашку, шарф вразлет — пытался пробиться через стаю молодежи, чтобы подобраться к двери. Он бормотал что-то себе под нос, это звучало монотонно, напоминая народную песню. Чуть в сторонке, на самом краю тротуара, стояла беременная девица, пуговицы на ее кофте готовы были вот-вот отлететь. Рубчатый воротник джемпера доходил до подбородка; засунув руки в карманы, она переминалась с ноги на ногу, будто укачивала своего еще не родившегося ребенка.
Регина на мгновение забыла о Тийте. Лицо ее зарделось. Вдруг ей стало ужасно неловко оттого, что она учительница.
Тийт, видимо, что-то сказал Регине, она пропустила его слова мимо ушей. Регина попятилась, подняла правую руку и помахала — этого было достаточно для прощания. Могла же Регина представить себе, будто Тийт вскакивает на подножку тронувшегося поезда и во все убыстряющемся темпе удаляется от нее. Вокзальные расставания вообще самые приятные, воля человека уже никакой роли не играет, все подчиняется расписанию и стрелкам часов. Никаких альтернатив. Не надо бесконечно терзать себя улыбкой, навязанной чувством долга.
Регина повернулась и прибавила шагу.
Она не оглядывалась.
Шагов за спиной слышно не было.
Слава богу, поезд Тийта умчался.
Регина больше не вынесла бы его и минуты.
Выпавший днем снег уже дотаивал. С подкосов на тротуар стекала вода. Регина сорвала перчатку, остановилась и сунула кончики пальцев в углубление в плитняковой стене, будто должна была, по примеру легендарного голландского мальчика, удержать дамбу, которую могла размыть вода. Тоненькая струйка потекла в рукав.
А что, если поехать к Мари?
Нет, Мари и без того все время стояла перед глазами, близоруко уставившись в зеркальце и подтягивая к лицу краешек лиловой материи.
Все было мерзко, ехать к Мари Регине не хотелось.
Может, вернуться к дверям бара? Пристроиться на тротуаре возле беременной девицы и тоже переминаться с ноги на ногу?
Ни на что более разумное Регина сейчас не была способна.
Когда-то Мари поучительно сказала:
«У каждого должно быть дома снотворное».
СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, В СМЫСЛЕ РАСПИСАНИЯ, БЫЛ ДЛЯ РЕГИНЫ САМЫМ БЛАГОПРИЯТНЫМ. Утром всего два урока, да и те подряд. Но и это короткое время тянулось, лица учеников то и дело расплывались как в тумане. Дети, видимо, догадывались, что учительница не в форме, они без конца шуршали бумагой и противно хихикали. Регина заставляла и себя улыбаться — она, поди, не какая-нибудь ехидная старая немка, — хотя ей казалось, что сейчас, наверное, она и сама бы не узнала своего лица: застывшая бледная маска. Каждая фраза давалась с трудом, во рту пересохло, язык не ворочался. Вызвав к доске какого-нибудь ученика, она предоставляла остальным возможность исправлять ошибки своего товарища и вмешивалась лишь тогда, когда спор становился очень уж громким. Быть может, сегодня она и сама ошиблась в какой-нибудь форме глагола, кто знает, способность к самоконтролю, казалось, витала где-то поодаль — профессиональная промашка сейчас не вызывала у Регины особой досады. Ее куда больше волновало совершенно другое: как убить оставшееся время?
Регина уже натягивала пальто, когда подскочила завуч и принялась долго и нудно талдычить о каком-то отчете. Регина машинально кивала и думала: как бы от нее отвязаться? Завуч хотела во что бы то ни стало в сию же минуту поделиться своими заботами об отчетности и все объясняла, объясняла. Регина натянула шапочку, прикрыла рот рукой и заговорщически прошептала:
