Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку - Холов Любовь
Любопытство и желание развеять дымку загадочности победили чувство страха и здравый смысл. Так я оказалась на ямайской вечеринке дэнсхолла. То, что происходило на танцевальной площадке, в точности повторяло слова Люды. Я стояла в сторонке и наблюдала. «Как можно не стесняться выйти в центр прыгать, кричать, еще и успевать все это делать под музыку?» – думала я.
Ритмичные звуки музыки, атмосфера вседозволенности манили присоединиться. «Как бы посмотрели на меня друзья экономисты, – пронеслось у меня в голове. – Это же низость, необразованность, неприличие, разврат, позор. Так танцевать – себя не уважать…» С подобными мыслями я сражалась у себя в голове. Полученный мною диплом университета позволял мне считать себя образованной личностью, которой не пристало вести себя подобным образом. «Вот если бы пропустить пару бутылочек пива, эти мысли больше не имели бы значения.»
«О-о-ой!» – вырвалось у меня вслух в то время, как я наблюдала за девушкой, которая широко размахивала руками, приседала и выбрасывала ноги вперед. Это было похожее на русский танец «Яблочко».
Но не она меня изумила. Я вдруг поняла, почему русские считаются одной из самых пьющих наций. Когда выпьешь, ты можешь делать все, что угодно, и это будет «нормально». На следующий день все скажут: «Он такое вытворял, но он же был пьян. Все с ним ясно», – и забудут. У нас говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Я бы добавила, не только на языке, но и в теле, в поведении.
Русское образование ценится во всем мире. У нас даже уборщицы зачастую с высшим образованием. Мы будем лучше стоять в сторонке (как я и делала), мечтать о том, чтобы подурачиться, но стереотипы о том, как должен вести себя воспитанный человек, усвоенные с детства правила и, по сути, элементарные психологические блоки не позволят нам этого сделать. Если, конечно, мы не пьяны… Алкоголь – чуть ли не единственное средство, которое помогает расслабиться и выразить подавляемые эмоции и чувства.
И что же делать? Следует ли пожертвовать социальными нормами и отпустить блоки для того, чтобы получить возможность выразить эти чувства и ничего не подавлять? Но тогда общество превратится в хаос. Дорожное движение – это ведь тоже свод определенных правил. Если все станут их игнорировать, произойдет катастрофа. По большому счету, мы вернемся в период, когда общества еще не существовало, где каждый делал все, что хочет и не подчинялся никаким правилам. Это неизбежно приведет к разрушению.
Но мы же можем выражать себя через искусство. То, что я видела на вечеринке дэнсхолла, как раз и было выражением чувств. Крик, смех, размахивание руками, странные движения – все это смотрелось совершенно по-разному у каждого танцора. Они выражали свою грусть, радость, отчаяние, любовь, мечты, страдание, агрессию… Даже то, что считается негативными эмоциями, не выглядело как нечто ужасное. Куда хуже выплескивать отчаяние через пьянство, драку, преступления.
Почему-то в школах не учат выражать себя через искусство. Даже в музыкальной школе просто учат читать ноты, заучивать произведения великих композиторов и точно играть их на музыкальных инструментах. Где в этом самовыражение, творчество или создание чего-то нового?
Упор делается на развитие левого полушария мозга, и в результате по жизни мы начинаем испытывать необходимость в логическом объяснении каждой мелочи. Когда мы слышим, что кошка – это собака, то мы впадаем в ступор. Это же абсолютно нелогично! Нам и в голову не приходит, что то, что в одной культуре считается чем-то само собой разумеющимся, в другой культуре может быть нонсенсом. Например, в Болгарии кивок головы означает «нет». Нам это кажется нелогичным.
На той вечеринке я многое осознала, но так и не решилась присоединиться к танцующим. Ти не разрешал нам употреблять алкоголь, так как это мешало выводу жидкости из организма. А для того, чтобы справляться с безумными физическими нагрузками в студии танцев, нам нужно было иметь хорошо функционирующее тело. Я пробовала нарушать это правило, но отжиматься после этого было в три раза сложнее, и я не хотела испытывать судьбу еще раз.
На следующий день, стоя в фристайл круге в студии танцев и ожидая, когда Ти выкрикнет мое имя, я старалась отключить свое логическое мышление и не думать, а чувствовать. Я решила концентрироваться только на музыке и хлопать в ладоши под ее ритм. То и дело я ловила себя на том, что обгоняла темп и начинала хлопать быстрее. «Вот так и в жизни я все куда-то бегу», – думала я.
Поймав темп заново, я стала считать басы: «Раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре…». Стараясь сдерживать желание бежать, я училась идти в ногу с ритмом.
– Связь ума и тела очень важна для самовыражения в фристайле. Она есть в нас от рождения, но с возрастом многие ее теряют, – говорил Ти.
Я старалась найти эту давно утерянную связь с телом. Все время я жила в голове, а тело просто было средством передвижения моей головы. Было время, когда я его ненавидела, глядя на себя в зеркало.
Я уже больше года занималась в профессиональной студии танцев и базовые движения репетировала не раз. Они в моем теле, нужно просто не мешать ему выражать себя. Постепенно я успокоилась и почувствовала, что ожидание предстоящего танца в круге меня больше не пугает.
«Это пока я не вышла в центр. Как только я сделаю эти три коротких шага вперед, я опять занервничаю и не смогу нормально станцевать», – мои сомнения не хотели меня покидать.
«Так, Вика, – сказала я себе, – давай не сегодня. Это всего лишь три шага».
Когда Ти выкрикнул мое имя, я сделала один шаг в центр круга и почувствовала, как так долго призываемое спокойствие мгновенно улетучилось. Мне снова захотелось сжаться и стать невидимкой. Вдохнув глубоко, я подняла голову, расправила плечи и, вернувшись к ритму музыки, попыталась снова успокоиться. И после этого я больше ничего не помню, время будто остановилось…
Тело мое стало двигаться как бы само по себе – без сознательных команд мозга поднять руку вправо или влево, повернуться или присесть. Я слышала музыку, но больше не могла отсчитывать темп. Только иногда я ловила себя на мысли, что многие движения, которые вытворяло мое тело, я делала впервые. Вспомнилась теория Юнга о коллективной памяти. Он говорил, что часть знаний в людях хранится от предыдущих поколений. В этой памяти должно быть место и для движений тела.
Песня закончилась, Ти выключил музыку, я остановилась. Студенты хлопали и кричали «Вика, да!» А я сама не поняла, что произошло.
– Фристайл Вики становится лучше и лучше, – сухо произнес Ти, когда аплодисменты прекратились.
Я с испугом ждала, что же он скажет дальше. Прежняя неуверенность и боязнь услышать осуждение вернулись ко мне.
– Хочу тебе напомнить о том, что когда ты станешь хорошим танцором, ты никогда не должна забывать, с чего начинала. Часто, когда человек состоялся, он начинает считать себя великим из великих и заболевает звездной болезнью. Я не хочу, чтобы это произошло с тобой.
У меня отлегло от сердца. Я боялась услышать, что у меня нет таланта, и что я танцевала ужасно.
Я кивнула. Ти улыбнулся и произнес:
– Молодец!
Это была наивысшая похвала, которую я никогда не слышала от Ти раньше.
Сцена 51. ТИХИЕ СЛЕЗЫ
Прошло еще 4 месяца. Лето подходило к концу, а с ним уходила и моя энергия. Если раньше я все же умудрялась хоть как-то восполнять ее во время сна, то сейчас я превратилась в настоящего зомби. Слишком много всего я на себя взвалила. Мой организм был напряжен до предела: все вены, мышцы, сухожилия, нервы, мысли натянуты как струны.
Вставала я в шесть тридцать утра, ехала в языковую школу в Манхэттен. Путь в одну сторону занимал около часа. К двум я ехала на работу, к семи вечера – в студию танцев и возвращалась домой за полночь. Ти стал требовать, чтобы вместо четырех дней в неделю мы занимались шесть.
В будни я проводила в метро 4 часа, но и там отдохнуть было некогда. Ти заставлял нас писать длинные сочинения на темы: «Почему я считаю, что фьюжн – это высокое искусство?», «Что хореограф (то есть Ти) хотел донести до зрителя в той или иной танцевальной постановке?», «Каким танцором я планирую стать через 10 лет»…
