Дина Рубина - Синдикат
Лифт, само собой, был отключен, мы с чемоданами потопали вверх по ступеням, на которых валялись старые газеты, мусор, сожженное тряпье. Пока Борис искал по карманам ключи и отпирал дверь, я почувствовала, что на площадке кто-то есть, и оглянулась. В нише с мусоропроводом прятался кто-то низкорослый, только глаза вдохновенно сверкали белками, и реяло огненное облако кудрей. Я бросилась к нему, схватила за плечи:
– Это ты?! – кашляя, крикнула я. – Ты поджигаешь подъезд?!
Не двинувшись, не пытаясь высвободиться, он удивленно и горестно смотрел на меня. Даже в полутьме подъезда его бледное лицо поражало утонченными чертами мальчика-финикийца со старинной гравюры.
– Что вы, тетя! – укоризненно произнес странный мальчик. – Не уподобляйтесь низким людям, которые живут в темноте и не хотят знать света.
От растерянности, от нереальности происходящего – уж слишком хорошо артикулировал и строил фразы этот малолетний отпрыск алкоголички, слишком был спокоен и торжествен, – я отпустила его плечо.
– Злые люди, темные люди, – продолжал мальчик певучим речитативом. – Они не знают, что нуждаются в свете!
– ...Люди, львы, орлы и куропатки... – тем же тоном проговорил Борис, появляясь за моей спиной: – Старичок, – сказал он, склоняясь к мальчику, – когда-нибудь ты попадешься со спичками в руках, и тогда не обижайся на темных и злых людей. На меня, например. Понял?
Он взял меня за руку и потащил в квартиру.
– Мальчик, кажется, ку-ку?.. – спросила дочь. Я заходилась в спазматическом кашле...
– Все мы, кажется, ку-ку... – сказал отец и, не снимая куртки и ботинок, прямо в коридоре стал быстро распаковывать чемодан в поисках моего ингалятора.
* * *...Я шла по улице прекрасным осенним утром, какие бывают в Иерусалиме в ноябре... На глянцевом склоне фаянсового неба выплюнутым божьим леденцом таял бесполезный месяц. Странно, думала я, раньше я не замечала, что за поворотом улицы Кинг Джордж сразу начинается Большая Никитская. И это оказалось очень кстати, потому что в уме я держала зайти в Дом литераторов, где меня должна была ждать Марина. Я шла мимо высоких витрин новых дорогих бутиков, каких в Москве сейчас гораздо больше, чем в Иерусалиме, видела себя в этих витринах и любовалась своим новым элегантным плащом с роскошной, свободными складками спадающей по плечам пелериной. Да нет же, не в паршивом баре ЦДЛ меня ждала Марина, а в этой вот новой кофейне, открытой в доме Петра Ильича Чайковского. Я вошла внутрь, заказала коктейль... Марина, как всегда, опаздывала...
– Со льдом, пожалуйста, – добавила я пожарному за стойкой. Лед был сегодня необходим, потому что осень в этом году была жарковатой даже для Израиля... Я села за столик, но солнце, ломящееся сквозь огромное окно, нажаривало мне спину, так что нужно было пересесть в тень, за другой стол. А лучше снять плащ! Конечно, к чему сидеть в плаще в этой уютной кофейне!
Я попыталась расстегнуть пуговицы, но не обнаружила их... Какой странный плащ – вообще без застежек. Наверное, его надо, как платье, снимать через голову... Надо скорее снять его через голову, потому что невыносимо, нестерпимо печет спину и плечи!
Тут сзади подсел ко мне чужой, омерзительный, зашептал на ухо жирным доверительным голосом: – ...А не могли бы вы дать адресок вашего портного? Впервые вижу такую потрясающую модель – горящие крылья!
Я в панике обернулась и увидела, что на мне горит пелерина плаща... И стала срывать с себя горящие лохмотья, задыхаясь, оскальзываясь пальцами в крепкой материи у горла...
...Проснувшись, несколько минут глубоко и часто дышала, пытаясь успокоить колотящееся сердце... Чей это голос был, чей? Что-то знакомое: Ной Рувимыч?..
Я закрыла глаза и стала выманивать из памяти наше море в Хоф-Доре, в последний, перед отъездом, день – ноздреватые плиты базальта под водой, белые круглые домики в двух шагах от пляжа... Искала и мысленно звала ту великолепную, блещущую листьями, красавицу-пальму. И она явилась на берегу, и стала приближаться, пока я плыла к ней, – взмывая в небо с каждым моим всплывом и погружаясь в море опять, взмывая и погружаясь... Взмывая и погружаясь...
Темно-зеленая тень дельтаплана скользила по узорным волнам.
Медленно высыхали на лице соленые капли...
Конец первой части
Часть вторая
“Со дня разрушения Храма отнят провидческий дар у пророков и передан безумцам и детям...”
Вавилонский Талмуд, трактат “Баба Батра”“Усики клопов красоты необыкновенной; смотря въ микроскопъ, можно смъло утверждать, что оне служатъ имъ не только для украшенiя головы, но даже для осязанiя, оне ощупываютъ ими дорогу, нътъ ли чего препятствующаго имъ въ своемъ странствованiи, или обо что могли бы они замараться, или въ чемъ нибудь утонуть”.
“Тридцать два простыя и испытанныя средства противъ домашнихъ клоповъ” Переводъ съ третьяго исправленнаго и умноженнаго изданiя Французскаго сочиненя Матiота 1829Глава двенадцатая
...А также гроб наложенным платежом...
С утра в моем кабинете появился озадаченный Яша Сокол с какой-то бумагой в руках.
– Слушай, – сказал он, – тут ко мне по ошибке попало письмо из Посольства. Тебе адресовано.
И сходу стал читать: некий мой однофамилец, гражданин Израиля, затеял пьяную драку и свалился в Ниагарский водопад...
– Что-что?! – перебила я, отрываясь от компьютера. Это были минуты, когда, после двухдневной отлучки, я разбирала завалы электронной почты:
воззвания политических национальных блоков;
приглашения на открытия-банкеты-отчеты еврейских организаций;
просьбы о благотворительной помощи на восстановление церкви в селе Устющево Калининградского района;
целый каскад файлов от Галины Шмак с истерической припиской, что все это надо прочитать до вечера;
льстиво-игривое послание от Эсфирь Диамант с приглашением явиться на ее концерт в зале “Родина”;
требовательно-заискивающее предложение от Клары Тихонькой оказать финансовую поддержку семинару “Катастрофа: наши уроки”;
десятка полтора требований из Иерусалима;
Приказ по департаменту Кадровой политики об увольнении Анат Крачковски и немедленном ее возвращении в Иерусалим;
Приказ по департаменту Кадровой политики о восстановлении Анат Крачковски в должности и продлении ее деятельности на три месяца, в связи с отсутствием достойной замены;
Сообщение из департамента Розыска потерянных колен о принадлежности Хайрутдинова Олега Равилевича (61 года рождения, профессия – судовой механик) к потерянному колену Звулуна (“Звулун у брега морей будет жить и у пристани корабельной, и предел его до Цидона”);
