Андрей Шляхов - Черный крест. 13 страшных медицинских историй
В четверть девятого Миша позвонил в отделение и предупредил, что задержится – не заводится машина.
– Я недолго, – сказал он. – Если за десять минут не заведусь, то брошу все и приеду на метро.
К отделению банка подъехал без десяти девять. В машине сидеть не хотелось – подышал свежим морозным воздухом (с утра на градуснике было минус двенадцать) на крыльце. Положив вчерашний задаток на свой счет, заторопился на работу.
«Интересно, как теперь будет вести себя со мной Эльвира?» – крутилась в голове назойливая мысль.
Оказалось, что так же, как и раньше. «Здравствуйте, Михаил Леонидович, сегодня переводите к нам кого-то?» Никаких заговорщицких или многозначительных взглядов и прочих знаков сопричастности к общему делу.
В пятницу незадолго до начала утренней конференции, когда зал уже был полон, а главного врача еще не было, Эльвира Александровна обернулась к сидевшему сзади Мише и, не понижая голоса (чего нам скрывать? – нечего нам скрывать), сказала:
– У меня к вам будет огромнейшая просьба, Михаил Леонидович...
Прозвенели невидимые колокольчики – вот оно, начинается.
– ...в понедельник я кладу к нам в отделение родственника, оперировать аденому, и если бы вы лично согласились...
– Какой разговор, Эльвира Александровна! – громко сказал Миша. – Только напомните мне, пожалуйста, в понедельник, а то могу забыть.
– Спасибо, Михаил Леонидович. Конечно, напомню. Моя признательность...
– А вот это вы оставьте, – перебил Миша. – Какие счеты могут быть между своими?
– Между своими-то как раз и бывают счеты! – влез в разговор кардиолог Мелконян. – А между посторонними – только расчеты.
– А вас, Артур Гамлетович, я бы попросила о консультации, – улыбнулась Эльвира.
– Вас я готов консультировать ежедневно! – сверкнул глазами Мелконян.
– Я имела в виду не себя, а родственника, – улыбнулась Эльвира. – Мне пока еще, слава богу, кардиолог не требуется.
– А-а, родственника, – сразу же поскучнел Мелконян. – Хорошо, делайте ему развернутую биохимию, эхо, экагэ, само собой, и как все будет готово, звоните мне. А этот родственник, извините мое любопытство, вам кто?
– Это свекор моей сестры, можно сказать – наш общий свекор...
«Наш общий свекор» представлялся Мише сухопарым донжуаном с претензией на элегантность, а казался толстым одышливым стариком с сизым носом и отвислой нижней губой. Действительно, надо совсем выжить из ума, чтобы вообразить себя такого вот «красивого» способным вызвать симпатию у юных дев.
Миша очень боялся, что «клиент» чисто по-человечески может ему понравиться. Это серьезно осложнило бы его задачу. Одно дело – избавить мир от неприятного субъекта, и совсем другое... Напрасно волновался – Николай Николаевич с первой же минуты знакомства повел себя самым что ни на есть отвратительным образом.
– Анестезиолог? – просипел он, ощупав Мишу с ног до головы глазами. – Ну-ну. Ты уж постарайся – за мной не пропадет!
И это при всем честном народе – заведующем урологией, лечащем враче, Эльвире Александровне и медсестре. Ой как хорошо!
– Господин Плашницкий! – Миша прекрасно помнил фамилию «клиента», но достоверности ради заглянул в историю болезни, которую как раз держал в руках. – Вы немного забываетесь. Здесь больница, а не кабак. и я вам не официант, а заведующий отделением!
Праведный гнев всегда удавался ему хорошо. Ничего сложного – сдвинул брови, пораздувал крылья носа, немного повысил голос. Да и тренировки сказываются – каждую неделю приходится выставлять из кабинета тех, кто пытается всучить нищенскую или стремную взятку.
– Извините, не хотел вас обидеть. – Грубиян сразу пошел на попятный, и Миша сменил гнев на милость.
Тут же, у постели больного, обсудил с урологами тактику. Разумеется, тактику наркоза определяет анестезиолог, и никто больше, но согласовать свои действия с коллегами никогда не мешает – общее ведь дело делаем. Операция планировалась на четверг, в час дня.
– Но мы рассчитываем, что в любом случае Николай Николаевич пробудет в реанимации до понедельника, – предупредил заведующий урологией.
– Разумеется, – кивнул Миша.
Своих, как и всех блатных, в выходные и праздничные дни из реанимации в отделение старались не переводить. Считалось (и совершенно справедливо, надо сказать, считалось), что дежурный врач с дежурными сестрами не могут обеспечить тяжелому больному должный прием.
Миша уже наметил план действий, и согласно этому плану «клиент» должен был уйти или во время подготовки к операции, или непосредственно в ее процессе. Если уж сорвется – придется «дуплить» его у себя в отделении, но это последняя возможность, ее следует держать в резерве, про запас.
С деталями Миша определился по дороге в свой кабинет. Оттолкнулся от того, что «клиент», страдавший сердечной недостаточностью, много лет сидел на дигоксине и решил применить верапамил, который в больших дозах и сам по себе мог вызвать остановку сердца, а в сочетании с дигоксином – стопудово.
«Назначу ему прямо с утра в четверг капельницу с панангином... – прикинул в уме Миша, – и забабахаю туда верапамила. Верапамил надо будет купить, в отделении его лучше не брать – а ну как... И банку („банками“ Миша называл и флаконы, и полиэтиленовые емкости с растворами) хорошо бы уничтожить... Нет, сразу нельзя – подозрительно. Была банка, и вдруг нет ее! Может навести на размышления... Хорошо, а если подменить? Да, это наилучший выход! „Сотенную“ банку легко спрятать в кармане штанов».
Миша предпочитал просторную одежду.
Зарядить банку с глюкозой верапамилом и подменить... А потом вернуть настоящую на место. Секундное дело. Зарядку можно произвести в кабинете, только пустые ампулы не стоит выбрасывать в свою корзину для мусора... А как подменить? Когда?»
Самому ставить капельницу было нельзя – уж очень подозрительно бы все это выглядело. «Чего ради Михаил Леонидович так старается?» – могли удивиться как в урологии, так и в его отделении. Ну а если еще и на этой самой капельнице больной отдаст концы – то... Нет, капельницу должна ставить медсестра!
Четкий план, учитывающий все нюансы и осмысленный до мельчайших подробностей и раз двадцать разыгранный в уме, просто не мог дать сбой. На случай каждой попытки сбоя Миша предусмотрел контрмеры.
Вечером понедельника, возвращаясь домой с работы, Миша заехал в аптеку, намеренно выбрав такую, где никогда раньше не был и не мог примелькаться, и за сто тридцать рублей купил две упаковки ампул верапамила. Во вторник сразу же по приходе на работу спрятал верапамил в нижний ящик письменного стола в своем кабинете.
«Клиента» окружил неусыпной заботой, что выглядело совершенно естественно – случай был не из легких, и вдобавок пациент относился к категории «своих». Заглядывал к нему дважды в день, интересовался давлением, устроил прямо в палате диспут с пришедшим на консультацию Мелконяном, короче говоря – старался. Как же иначе? Жаль, что соседей по палате у деда не было и некому было разнести по миру рассказы о заботливом и внимательном заведующем анестезиологией. Сам «клиент» воспринимал Мишино отношение как нечто само собой разумеющееся.
