Марлена Штрерувиц - Соблазны
Хелена разбудила Хенрика. Почти двенадцать. До того Хелена сидела на рояльном табурете и глядела в окно. Одни крыши за окном. Крыши. Башенки и купола. Между ними — плоские крыши. И повсюду — телевизионные антенны. Солнце грело крышу. В комнате становилось все жарче. Воздух — все суше. И пыльнее. Хелена открыла окно. Но воздух оставался неподвижным. Фортепьяно потрескивало. Хенрик не просыпался. Хелена потрясла его. Ей пора. Хенрик был совсем заспанный. Ничего поначалу не понимал. Даже — кто она такая. Пошел в душ. Хелена расхаживала по комнате. Пока он не вернулся. Она взяла с собой сумку. Вниз, в машину. Обрадовалась, оказавшись на улице. В комнате под крышей ей казалось, что она осталась на свете одна-одинешенька. Они зашли в бар. Пили кофе. Ели бриоши и трамеццини. Платила Хелена. Потом они вернулись к машине. Хелене пора было ехать. Они останавливались у каждой витрины. Перед витриной ювелира Хенрик сказал, что она не должна покидать его. Она — единственное, что у него еще остается. Она же видела, как у него все. Хелене нечего было ответить. Ей пора. Она бы с радостью поднялась с ним наверх. Легла на матрас. В духоте. Но времени не было. И похоже, его это не интересовало. Хелена зарделась. Не могла поднять глаз. Не могла же она просить его. Об этом. У машины она сказала, что не бросит его. Он ничего не ответил. Она села в машину. Тронулась. В ту минуту, когда она стояла у открытой дверцы, а он ничего не ответил. В ту единственную минуту она с удовольствием сделала бы ему больно. Ткнула ножом. В руку. Или в щеку. Потому что он позволил ей так уехать. Даже не попытался. Не дал ей возможности сказать "нет".
Хелена ехала по длинной речной долине. На полях лежало знойное марево. Хелена все думала о том, как же ей это сделать. Думала, что надо зайти в туалет при бензозаправке и там. Как раньше в университете. Попробовала в машине. Но испугалась, что увидят водители грузовиков. Или пассажиры автобусов. Как она этим занимается. Она чувствовала, что между ног жарко и все там набухло. Чуть не лопается. Джинсы терли. Часами она была на краю оргазма. Но мучительного. Она мчалась по шоссе. В Канальтале. Когда она уже далеко отъехала от Удине, кончался бензин. Она ни за чем не следила. Просто ехала. Когда же педаль газа ушла в пол, а мотора не было больше слышно, Хелена сразу поняла, в чем дело. Свернула на аварийную полосу. На минуту пришла в дикую ярость. Потом утешилась тем, что по крайней мере это случилось не в одном из длинных тоннелей. Она вышла из машины. Прошло немало времени, прежде чем один итальянец не подвез ее до бензоколонки. Он даже свернул ради этого с шоссе. Было воскресенье, и все заправки в районе были закрыты. На шоссе заправок не было вообще. На бензоколонке, стоявшей у узкой, круто поднимающейся дороги, Хелене пришлось купить канистру. Хозяин не поверил, что она вернет ее. Хелена расплатилась. Мужчина на красном гольфе прихватил ее обратно. Он был полицейским из Клагенфурта. Ехал кататься на лодке в Градо. Он пожелал Хелене успехов. Через шоссе ей пришлось перебежать. Она залила бензин. Пролила немного. Рассердилась. Вернулась к бензозаправке. Заправилась. Отдала канистру. Поехала дальше. До Вены добралась поздно ночью. Девочки спали в своих постелях. Хелена укрыла их как следует. И немного послушала, как они дышат.
Хелена пошла к адвокату. Она прочитала в газете, что этот адвокат выиграл процесс против одного художника. Тот не хотел платить своей первой жене. Эта первая жена содержала художника, пока он еще не был знаменит. Теперь он стал знаменитым. И появилась более молодая. Художник заявил на суде, что первая жена своей ревностью и сценами, которые устраивала ему, убивала в нем художника. Душила его вдохновение. Поэтому никаких денег ей не положено. Доктор Лойбль, адвокат, добился для первой жены солидной компенсации. И нескольких картин. Вдохновленных новой женой. Они как раз очень поднялись в цене. Хелена немедленно нашла номер его конторы и договорилась о встрече. Доктор Лойбль. Доктор Отто Лойбль был стар. Высок ростом. Носил костюм в тонкую полоску. Был загорелым. С белоснежной гривой, которую все время движением головы откидывал назад. Он был похож на Луи Тренкера. Он усадил Хелену на черный кожаный диван. Сам опустился в кресло. Закурил сигару. И принялся расспрашивать. Скоро ему стала известна вся история. Муж, который съехал. Жена, которая не знает, где он живет. "Неслыханно!" — заявил доктор Лойбль. И уже два года? "Невероятно!" И ничего не платит? "Разумеется, нет!" Но социальное пособие она, по крайней мере, получает? Нет? За два года тоже набегает кругленькая сумма. Хелене нужно лишь написать в отдел помощи семьям при финансовом управлении. Все это — дело рутинное. Да. И далее. Хелена подала ему письмо. "Ах, пресловутый коллега Коприва". Хелена сказала, что это письмо пришло, потому что Грегор… Ну, ее муж. Ну. Потому что он встретил у нее другого мужчину. В квартире. Ну, в бывшей квартире. Общей квартире. Но это было просто недоразумение. Тот мужчина просто пришел позавтракать. Доктор Лойбль улыбнулся. Это к делу не относится. "Моя дорогая", — сказал он. Муж обязан платить. Через два года женщина тоже имеет право на… Так вот. Он ведь понимает. Доктор Лойбль улыбнулся Хелене. Кроме того, у Грегора была связь с ее лучшей подругой. Доктор Лойбль покачал головой. "Как часто приходится мне это слышать, — сказал он. — Вы просто не представляете. Но теперь. Моя дорогая". Доктор Лойбль встал и принялся расхаживать по комнате. "Мы должны договориться об одном. Вы должны мне доверять. Доверять полностью и безоговорочно. Доверять! Поймите. Это — самое главное. Если вы будете мне доверять, тогда я смогу добиться для вас всего". Доктор Лойбль остановился у Хелены за спиной. Положил руки на спинку по обе стороны от ее головы и наклонился над ней: "Полное доверие. Это предпосылка. Тогда я смогу работать". Левым ухом Хелена чувствовала его дыхание. Доктор Лойбль обошел вокруг дивана. Присел на журнальный столик. Напротив Хелены. Взял ее руки. Держал. Руки у него были сухие и сильные. В его руках руки Хелены исчезли. Ему совершенно ни к чему, чтобы клиентка предала его. Пожалев мужа. Или под давлением. "Высшая заповедь", — сказал доктор Лойбль. Он вновь положил Хеленины руки ей на колени. "Ему — ни слова. Он должен говорить только со мной. Оставьте моей секретарше ваш адрес. И его. Рабочий, если другого не знаете. Оставьте мне это письмо. Хорошо. А если что-нибудь стрясется — звоните! Просто позвоните!" Он похлопал Хелену по плечу. Потом Хелена пошла в кафе "Прюкль" и выпила кампари с содовой.
Письмо Хелена нашла только вечером. Целый день она провела на работе в одиночестве. У фрау Шпрехер случился приступ гастрита, и она осталась дома. Она очень похудела. В последнее время. Сжимала губы и не разговаривала. Хелена сказала однажды, что есть ведь и другие коты на свете. Она может завести еще одного. На это фрау Шпрехер спокойно ответила, что Хелена, видимо, ничего не понимает. Хелена согласилась с ней. Но фрау Шпрехер не шутила. Ее было ничем не развлечь. На следующий день фрау Шпрехер на работу не пришла. Это Хелену обрадовало. Делать было нечего. Хелена читала газеты. Письмо от Хенрика лежало на полу под дверью. Девочки уехали с тетей Мими к какой-то подруге на озеро Аттерзее. Хелена нагнулась, чтобы поднять письмо. И села на пол. Сидела и плакала. Она так долго ждала. Она была уже готова поехать искать Хенрика на его чердаке. Собрать большую корзину провизии и поехать в Милан. Войти в дом. Взбежать по черной лестнице. Металлическая дверь задержала бы ее. Ей пришлось бы сидеть на лестнице и ждать. Ждать. Пока Хенрик не поднимется или не спустится по лестнице. В конце недели Хелена нашла бы время. Хелена продала свою коллекцию золотых медалей. Ту самую, что ее дедушка получил за заслуги, уходя на пенсию. Золотые памятные медали, которые в банке, прежде чем купить, долго разглядывали с любопытством. Это коллекционные экземпляры, сказал мужчина из скупки на Кайзерштрассе. Их лучше продать в какой-нибудь банк. Он может купить их лишь по цене лома. К сожалению. Она прогадает на этом. Так у Хелены снова оказалось немножко денег. Хелена разорвала конверт. Всхлипывая. Начав всхлипывать, она уже спрашивала себя, почему все так. Что она не так сделала. Почему она все принимает так близко к сердцу. Хенрик писал о концерте в Стрезе. Уже втором. Все опять в порядке. Пианино пришлось перевозить на остров на пароме. Он очень беспокоился, не повредят ли его. Он любит ее. Она должна это знать. Скоро он снова приедет в Вену. Хелена читала, сидя на полу. Она-то думала, что больше никогда ничего не услышит о Хенрике. Если бы у него был телефон. И с ним можно было бы поговорить. Услышать его голос. Хотя бы.
Хелена встретилась с Грегором в кафе "Бройнерхоф". Грегор позвонил ей. Они не общались уже несколько месяцев. День был жарким. Конец июля. В кафе — почти никого. Официант, скучая, стоял в дверях. Хелена села к окну. Заказала обед. Суп минестроне и творожные клецки с абрикосами. Принесла газеты. Когда ела минестроне, заметила, как волнуется. Пролила суп. С трудом удерживая ложку, она все-таки доела его. Взяла себя в руки. Принесли клецки с абрикосами, и тут же пришел Грегор. Нетерпеливо переминался около стола, пока официант ставил еду и наливал пиво. Грегор заказал большую чашку кофе с молоком. Плюхнулся напротив Хелены. Швырнул на стол письмо. Что это значит, спросил он. Хелена взялась за клецки с абрикосами. Накалывала их вилкой. Разламывала. Посыпала сахаром и разламывала дальше. Скорее ей следует задать такой вопрос, сказала она. Хелена на минутку взяла письмо в руки. Оно было не распечатано. Хелена рассмеялась. Клецки были очень вкусными. Тесто легкое и воздушное. Абрикосы сладкие и спелые. Панировка золотистая. Грегор перегнулся через стол. "Если ты не прекратишь дел с этой свиньей, будет война", — сказал он. "С какой свиньей?" — спросила Хелена. "С этой свиньей! — Грегор ткнул пальцем в письмо. — Методы этого Лойбля всем известны". — "И что? Мне он подходит. Или?" — сказала Хелена. И что за война? "Война означает, что я отберу у тебя детей". Хелена расхохоталась. "О тебе ходит довольно сплетен. И ты это знаешь. Ты целыми ночами болтаешься по кабакам. Есть свидетели. Ты пьешь. Может, и наркотики принимаешь. Водишь компанию с более чем сомнительными личностями. Приводишь без разбору в дом мужчин. И не забывай. Несчастный случай с Катариной. Как она у тебя свалилась с пеленального столика. Это документально засвидетельствовано. Скоро перестанешь смеяться. Даже учителя уже считают, что детей пора лечить. Я тебе покажу. Ты дождешься. Ты только и знаешь, что бросать их на мою мать. Так и я могу. Хотя моя мать слишком стара и совершенно больна, ты почти полностью переложила на нее воспитание". Хелена ела клецки. Повторяла про себя: ничего не говорить. Ничего не говорить. Он тебя провоцирует, сказала она себе, а клецки так и таяли во рту. Но почувствовала страх. Он сжал ей горло. От страха стало трудно глотать, а перед глазами все поплыло. "Прелестно", — сказала она. Голос дрогнул. Говорить она не могла. Пока говорил Грегор, она смотрела в тарелку. Теперь она подняла на него глаза. Грегор был в ярости. В дикой ярости. Его так перекосило от злости, что казалось, будто он ухмыляется. Хелена была уверена, что он ее ударит. В следующий миг. Здесь. Сейчас. В "Бройнерхофе". Размахнется и треснет. "Давай, — сказала она. — Давай же. На судью это произведет внушительное впечатление". Грегор уставился на нее. Он действительно был готов ударить ее. Даже воздух вокруг него вибрировал от ярости. Он встал. Хотел что-то сказать. Нагнулся над столом. Навис над ней. Хелена отпрянула. Подняла руку, чтобы защититься от удара. Грегор заметил движение. Его злоба сменилась презрительной усмешкой. "Я ведь не твой отец!" — прошипел он. Повернулся и вылетел на улицу. К своему кофе он и не прикоснулся. Письмо осталось на столе. Хелена положила его в сумочку. Она съела все без остатка. Медленно. Подобрала все крошки. Вернулась на работу. Ей очень хотелось спать. Лечь немедленно. Свернуться калачиком. Укрыться и спать.
