Алексей Слаповский - Антиабсурд, или Книга для тех, кто не любит читать
— Интересный вы человек, — сказала девушка. — Глаза у вас интересные. Мечькин тряс бутылку над стаканом, но бутылка пуста была. А он все тряс.
— А вы возьмите еще, — сказала девушка. — У вас есть время?
— Я возьму, — сказал Мечькин. — У меня время есть.
Они просидели еще около часа. Потом девушка стала прощаться. Посмотрела в глаза Мечькина, рассмеялась и сказала:
— Я работаю каждый день до шести. А в половине седьмого сюда захожу.
Конечно, на следующий день Мечькин в половине седьмого был в этом кафе, готовый выпить пива, просидеть в одиночестве часа два, а потом купить водки, поехать домой и напиться до несусветности, чтобы ничего не чувствовать.
Но девушка пришла.
И они встречались каждый день на протяжении недели с лишком.
Мечькин как-то сказал:
— Может, сходим куда-нибудь?
А она ответила:
— Никуда не хочу идти. Кажется, что везде уже была. Везде одно и то же.
— У меня не была! — ляпнул Стас.
— А где ты живешь?
— Далеко. Автобусом пятьдесят минут. Машиной двадцать, если без пробок.
— Что ж, приглашай в гости, — сказала девушка.
И она поехала к нему, и она осталась у него, она живет у него! Ночи напролет она ласкает Мечькина, слова говорит. Руки целует.
Тут Мечькин вытянул свои рыжеволосые руки, как бы предлагая Прохорову осмотреть их и изумиться вместе с ним. Руки большие, загорелые; рыжие от природы волосы светло-золотистыми стали от солнца.
Прохоров посмотрел на руки и сказал:
— Не вижу ничего криминального, ничего аномального. Ну, угнали машину. Почему твою? Да мало ли почему! Быстрей других открылась, вот и все! Может, она не для продажи им нужна была, а как средство передвижения. Убегали. Чем неприметней, тем лучше... Ну, напали, избили. Может, за другого приняли. Или просто, как социологи и психологи выражаются, немотивированное хулиганство. Вполне в духе нашего времени. Ни с того, ни с сего нападают и бьют. Просто так. А с девушкой тем более все понятно. Что, тебя уж и полюбить, что ли нельзя?
— Нельзя, — сказал Мечькин твердо. — Ей двадцать два, мне сорок два.
— Бывает.
— У нее высшее образование, перспективы, а у меня техникум и зарплата пустяковая. То есть одному нормально, но...
— Бывает.
— Она книг уйму прочитала, а я только газеты — и на второй странице засыпаю.
— Бывает.
— Она красавица по всем показателям, а у меня рожа вся обветренная и трех зубов нету, никак вставить не могу! — он раскрыл рот и оскалился, показывая.
— Все бывает, Стас! — воскликнул Прохоров. Фамильярность его произошла от зависти и, пожалуй, от того, что он немного стеснялся обсуждать эту щекотливую чужую ситуацию.
— Короче! — говорит Володя. — Я понял. Мечькин уговаривает Прохорова съездить к нему домой, посмотреть на эту красавицу и понять, что происходит. Так? Как ее зовут, кстати?
— Маришечка. Так Мечькин ее называет. Но везет он Прохорова не просто посмотреть и понять... Не гони вообще!.. Ну, приезжают. Суббота, она дома. И Прохоров видит не просто симпатичную, а очень красивую девушку с умными глазами. И рядом с Мечькиным она смотрится действительно нелепо.
— Жарко! — сказал Мечькин. — Вы тут знакомьтесь пока, а я за пивом схожу.
Маришечка и Прохоров остались. Помолчали. Вдруг Маришечка усмехнулась и сказала:
— Вы третий.
— То есть?
— Кажется, он меня сосватать хочет. Привел сначала одного молодца со своей работы. Красавец и дурак. Притом самоуверенный дурак. Я Мечькина попросила больше его не приводить. Тогда он другого привел, тут по соседству живет. Умненький, лысенький, обаятельный. И опыт есть в дамском вопросе, чувствуется. Разговорчик завел, стал над Мечькиным хихикать — так, знаете, подленько, не явно. Говорит как бы со мной, а все слова с другим адресом. Понимаете, да? Но Мечькин чуткий. Полчаса терпел и выгнал лысенького. Он так здорово это сделал, так просто! Иван Иваныч, говорит, вам с нами скучно, до свидания. А теперь — вы. Какие у вас достоинства? Красоты особой нет, хотя лицо ничего, приятное. Шибко умный?
— Так себе, — поскромничал Прохоров.
— По логике, третьим должен быть гениальный красавец.
— Нет, это не я.
— Да уж вижу. Наверное, он решил, что мне люди в возрасте нравятся. Как он сам. Хотя какой это возраст, правда?
Прохоров обескуражен. Красавица Маришечка очень понравилась ему, и он рад бы флирт начать, но как начнешь при таких обстоятельствах? И он предпринял обходной маневр, чтобы хоть ум свой обнаружить.
— Психологически все объяснимо, — говорит он, благородно показывая желание выполнить свою миссию. — Мечькин никак поверить не может, что вы его любите. Он боится грядущего разочарования. Он хочет своими руками сделать себя несчастным, пока не зашло слишком далеко, пока ощущение несчастья не стало еще смертельным. Ведь такие люди именно смертельно влюбляются.
— А кто вам сказал, что я его люблю? И ему я не говорила, что я его люблю. Мне просто хорошо с ним. Он просто мне нравится.
— Это жестоко! — воскликнул Прохоров. — Видите ли, нравится! Но он-то любит! Вам лучше самой уйти.
— Я не хочу. Он любит — это его несчастье, как вы говорите. Или счастье. Может, и я люблю, только не разобралась.
— Вы понимаете, до чего можете его довести? До гибели, я серьезно вам говорю, я людей знаю.
— Ну, до гибели так до гибели. Значит — его судьба.
Смотрел Прохоров на Маришечку и недоумевал. То ли роковая женщина, то ли инфантильна до святости при всем своем уме.
— Долго ходит, — сказал Прохоров.
— Время нам дает.
Прохоров выждал паузу и сказал терпким приглушенным баритоном:
— А знаете, Мечькин рассказал о вас в общих чертах, и я вас представил. Но не в общих чертах, а конкретно. И вы не поверите: совпало один к одному. Вы открыли дверь, и я даже вздрогнул. У меня было ощущение, что я не впервые вас увидел, я вас узнал, понимаете? Понимаете?
— Хорошо, хорошо, — оценила Маришечка. — У вас хорошо получается. Пойте дальше. Мечькин знал, кого привел!
— Глупая ситуация, — сказал Прохоров. — Теперь вы все мои слова будете воспринимать... ну, будто я...
— Что?
— Будто я хочу... ну, будто задание Мечькина выполнить. Хотя не было никакого задания... А если вы мне просто нравитесь? Если для меня сейчас нет никакого Мечькина и этой истории вообще, а я будто на улице вас увидел? И сразу...
— В вашем возрасте это бывает.
Возмутился Мечькин. Да, хороша она, что и говорить, но и он не вчера на свет родился, опыт имеет и его любили женщины не хуже Маришечки!
— Послушай, девочка, — сказал он, подойдя близко. — Я не знаю, в какую ты игру играешь, но не заигрывайся. Да, ты мне нравишься, но я человек легкий, болтливый и почти бездушный. Ответила, отозвалась — спасибо, не ответила — еще спасибее, спокойно буду жить. Поняла?
— Извините, — вдруг с потрясающей мягкостью и покорностью, и смущением и черт знает еще с чем промолвила она, и Прохоров ее уничижением стал уничтожен окончательно и понял, что пропал.
Пришел Мечькин с пивом.
Смотрел вопросительно.
Пили пиво, и Мечькин говорил о пиве.
— Это не светлое пиво, — сказал он. — Вранье. — Написано светлое, а оно не светлое. Я пиво понимаю. Это не светлое и не темное, это неизвестно что. Я терпеть не могу. Если уж написано светлое, пусть будет светлое. Я и темное выпью, но пусть тогда написано будет: темное. То есть написано-то написано, но не отражает этого самого...
— Содержимого, — подсказала Маришечка с иронией. И взглядом мимолетным на Прохорова — как на своего — и он опять растерян, опять ничего не понимает!
— И так во всем, — продолжал Мечькин. — Определенности нет. Так во всей моей жизни. Даже фамилия. Меня и в загсе спрашивали, когда женился, и в милиции несколько раз: почему Мечькин с мягким знаком? А я знаю? Родители с мягким, и я с мягким. Может, по правилам надо без мягкого. Ну, там, Печкин. Свечкин. Без мягкого. А я с мягким. И что теперь? А ничего! С мягким так с мягким, успокойтесь! Или жена бывшая. Прожили пятнадцать лет. На третий год она мне говорит: Мечькин, я с тобой развожусь. Я говорю: на здоровье! И она после этого двенадцать лет жила со мной! И каждый день говорила: завтра разведусь.
— Так выгнал бы ее, — сказала Маришечка.
— Я бы выгнал. Дочь, — кратко ответил Мечькин. А потом очень оживился, даже засуетился: — Вот что! А пойдемте в парк, возьмем лодочку и поплаваем! Я проходил там недавно — красота!
— Короче, — говорит Володя. — Нет, мне, может, и нравится — но короче!
— Ладно!
Короче: они идут в городской парк, где аттракционы, где пруды и, хотя народу много, тишиной все отзывается, несмотря на близкие звуки карусельной музыки. Они берут лодку и плавают. Маришечка и Прохоров затевают довольно умный разговор, то ли потакая прихоти Мечькина (ведь он — «сватает»), то ли дразня его, то ли щекоча и теша себя туманным разговором — в присутствии. Мечькин гребет к берегу, просит подождать. Возвращается радостный, с большим пакетом в руках. Плывут опять, заплывают в дальнюю заводь, под плакучую иву.
