Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)
– Майкл, к вам пришли!
В висках стучало с не меньшей силой. Я встал и распахнул дверь. Сияющая старушка О’Тулл стояла на пороге, прижимая к груди букетик каких-то полевых цветов приторно-желтого цвета, за ее спиной стоял Аль Венетто с каким-то незнакомым мне загорелым типом в вылинявших бриджах.
– Проходите, – распорядилась миссис Стефания. – Гости в этом доме – большая редкость!
Она еще с минуту покрутилась в комнате, зачем-то поправила мою подушку и гордо удалилась на свои позиции – кресло в патио у дома.
– Сегодня до восьми в пабе работает Марга, – виноватым тоном начал Аль, – а мы вот решили зайти проведать Майкла-водохлеба… (осознавая некоторую неловкость от внезапного вторжения, Аль решил называть меня уважительно – в третьем лице). – Заходи, Эд!
Делать было нечего. Я понял, что Аль таки решил навязать мне знакомство с Акулой. Парень в бриджах вошел в комнату.
– Это – Эджидио-акула, это – Майкл-водохлеб! – представил нас друг другу Аль.
Акула был похож на настоящего киношного плейбоя: волосы у него тоже были выгоревшими, кожа – дубленная водой и солнцем, мускулы так и перли из футболки неопределенного цвета.
– Я редко бываю в городе, – сказал Эджидио, пожимая мою руку. – В основном обитаю на яхте, а с вами давно хотел познакомиться. Вы, говорят, русский?
– Нет, – ответил я. – Я – украинец. Я жил в Киеве.
– О! – почему-то обрадовался Эд. – «Динамо»? Чернобыль? Андрэ Шевченко?!
Мне стало скучно. Я мог бы добавить к этому перечню еще десяток имен и событий, но зачем? Пусть будет «Динамо»… Какая разница?
Мне некуда было усадить незваных гостей, а в холодильнике, насколько я помнил, были только две банки пива. Сегодня я даже не ездил обедать. Вряд ли это были те гости, которые приносят с собой пиво с рыбой или водку с солеными огурцами.
– Может быть, выйдем, поужинаем? – предложил я.
– Тогда я приглашаю! – Эд-акула обрадованно поднялся со стула, который явно был ему тесен.
– Пошли ко мне! – сказал Аль Венетто. – Мне все равно через пару часов нужно сменить Маргу…
Но идти в его паб, в котором я просидел всю прошлую ночь, мне совершенно не хотелось, уж лучше съездить в Рабат.
Очевидно, Эджидио тоже не устраивала перспектива сидеть у Али, потому что он предложил взять пива и отправиться к нему на яхту.
Аль Венетто категорически отказался. Марга была его женой и ни за что не согласилась бы проработать в пабе до утра, а на меньшее, очевидно, Аль и не рассчитывал. Поэтому он грустно поплелся вдоль Риа-плаза на окраину Сент-Джулиуса, а мы с Эджидио поймали такси и направились к бухте Голубой грот, где стояла его яхта. Я испытывал некоторую неловкость. Это был первый человек, который сам захотел познакомиться со мной. Я позабыл, о чем можно разговаривать с незнакомцем, хотя Эджидио-акула показался мне простым и не заносчивым, а главное – не болтливым.
Яхта стояла не на причале, а болталась привязанная к камню, выдававшемуся из воды. Она была небольшая, но устойчивая, отлично оборудованная для дальних перегонов. Обшитая деревом каюта пестрела всевозможными картами, водолазными приспособлениями, включая подводную кинокамеру. Мы расположились на палубе, прямо на теплых досках, и Эджидио выставил на импровизированный стол пиво, вяленое мясо осьминога и целый ворох чипсов. Яхта покачивалась на легких волнах и, несмотря на то что солнце клонилось к закату, глубоко под ней просматривалось совершенно белое песчаное дно, похожее на пустыню.
– Здесь метров десять глубины, – заметив мой взгляд, сказал Эджидио-акула.
– Кажется, что не больше пяти… – подхватил я.
Эд ловко бросил мне банку с пивом. И мы еще несколько минут с удовольствием поглощали прохладный напиток, потом захрустели чипсами, и я подумал, что уж лучше бы мы поехали к Марио в ресторан. Там, по крайней мере, можно было бы заказать водку… Не люблю я начинать знакомство со слабых напитков, от них на меня наваливается тоска и онемение.
– Аль сказал, что вы занимаетесь подводной археологией… Наверное, интересно?
– Да, составляю карты местности, где затонули корабли. Если бывали в археологическом музее в Валлетте, может, видели, сколько там всякой всячины под стеклом – это моих рук дело. – Он говорил приветливо и охотно. – Вообще, история – мой конек. К сожалению, у нас это субсидируется меньше, чем должно – поэтому еще столько всего не изучено.
– Да, меня это поначалу удивляло…
– Ничего удивительного, у нас слишком мало своих специалистов, в основном работают ученые-иностранцы. А вы как сюда попали? Аль рассказывал какие-то небылицы.
Я вынул пачку сигарет и протянул ее Эджидио, но тот покачал головой и (так я и думал!) достал трубку. Солнце все быстрее падало в море, и вода, казалось, была подсвечена изнутри ровным синим светом.
– Аль любит рассказывать небылицы… О вас, например, он говорил, что вы ищете золотого сокола.
У меня не было настроения делиться воспоминаниями. Вечер вползал в меня, как уж, и я все больше злился, что не догадался купить хотя бы коньяка.
– Я его почти нашел, – подмигнул мне Эд, – только не здесь, – он кивнул на море.
– Где же?
– Вам действительно это интересно? – Глаза его загорелись, как у человека, одержимого навязчивой идеей. Сколько раз мне приходилось видеть подобные глаза у несостоявшихся писателей, готовых часами говорить о своем ненаписанном шедевре. – Все меня считают слегка ненормальным, – заметив мой настороженный взгляд, продолжал Эджидио-акула. – Но самые неожиданные открытия происходят именно случайно. Если только идешь к ним с детства. Я составлял данные, я рылся на дне моря, я сидел в архивах…
– И что же? Вы нашли его?
– Почти. Правда, это пока что гипотеза… Думаю, он, сокол, совсем рядом. Можно сказать, у нас под носом. Там… – Он кивнул в сторону Валлетты, которая виднелась вдали. – Видите, справа замок? Это замок Сент-Анджело, его еще называют замком «Белой Дамы». Сейчас он на реставрации, но там живет один из оставшихся здесь Мальтийских рыцарей – старик Кретьен. Очень хитрый старик, доложу я вам! Однажды мне довелось побывать у него – хотел расспросить подробности. У меня имелась при себе копия старинной литографии с изображением этого сокола. Его параметры я знаю наизусть. Так вот, этот Кретьен показал мне точную копию птицы, сделанную из меди. Она стояла у него в гостиной под стеклянным колпаком. Меня всего прямо затрясло. Медь не чернеет, а этот сокол был совершенно черным и облупившимся, словно его много раз покрывали лаком. Уверен, что это – подлинник. Знаете, раньше было принято маскировать подобные вещи под подделку посредством такого вот грубого окрашивания.
– Если это и так, то зачем рассказывать об этом первому встречному? – удивился я.
– Потому что вы к этому совершенно равнодушны, к тому же – чужестранец, – задумчиво проговорил Эд, аккуратно выбивая остатки пепла из трубки в целлофановый пакетик. – Вы – не такой, как все. Мне бы хотелось узнать о вас больше, чем о вас поговаривают.
Я с тоской оглядел наше «застолье»: пиво, чипсы, стружка из осьминога. И мне вдруг ужасно захотелось, чтобы здесь, словно по велению скатерти-самобранки, оказалась печенная на углях картошка, серебристая, лоснящаяся от жира селедочка, пучки свежего лука, петрушки, укропа, розово-молочный кусок молодого сала с прокопченной нежной корочкой, крошечные огурцы и пузатые лиловые помидоры «бычье сердце», кольца домашней колбасы, густо начиненные зернышками горчицы, и, наконец, запотевшая бутылка «первака», по которой стекали бы ледяные слезы. Вот тогда бы, подумал я, наш разговор пошел бы совсем по-другому. Потому что я вижу – ты хороший парень и так же изнываешь от тоски по чему-то прошедшему или несбыточному. Мне в голову пришла великолепная идея.
– Знаешь что, Эд, – у меня даже голос изменился, и я не заметил, как перешел на «ты». – Я бы с удовольствием поболтал с тобой о том о сем. Но все это, – я обвел рукой пространство, – не очень вдохновляет. Если хочешь, встретимся в следующий выходной, прямо с утра. Махнем на какой-нибудь остров, а застолье – я беру на себя.
Тут мне в голову ударила еще одна сумасшедшая мысль: два мужика на безлюдном острове – это выглядело бы странновато. В конце концов я мог взять с собой Марию (все равно не поверит, что я провожу выходной с товарищем) и кого-нибудь для Эджидио. Я почему-то был уверен, что его «плейбойская» внешность предназначена только для рыб, уж слишком неприкаянно он выглядел на своей яхте. Ему вполне бы подошла, скажем, Элизабет или, того лучше – Сибилла. Уж познакомиться с подводным археологом эта красавица никак не откажется, а мне будет приятно понаблюдать за ней в нерабочей обстановке.
Дело решилось проще, чем я предполагал. Эджидио с радостью поддержал мою идею.
