Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)
– Принеси вторую рюмку для себя, – сказал я. – И пей коньяк, если хочешь. Я угощаю.
Аля никогда не нужно было просить о чем-то дважды. Он оглядел зал – все ли в порядке? – и присел за мой столик.
– Ты читал «Три товарища»? – спросил я.
– Три? Товарища? – Аль уперся взглядом в потолок и несколько минут сосредоточенно молчал.
– Не напрягайся, Аль, это я так… Вопрос чисто риторический.
– А что это за товарищи такие? Чем они знамениты?
– Да, в общем-то, ничем. Просто хорошая книжка, я ее читал давным-давно. Даже забыл когда…
– Ты что, заскучал? – у Аля была потрясающая черта: он всегда умел попасть в точку, причем совершенно случайно. Наверное, он мог быть первоклассным снайпером: бил бы в «десятку». – Тебе здесь не нравится, Майкл? Тебе нужно встряхнуться, заняться чем-то мужским. Хочешь, я познакомлю тебя с Эджидио?
– Кто такой Эджидио? – вяло спросил я.
– Эджидио-акула.
– Почему – «акула»? – Я совсем забыл, что местные жители по традиции дают друг другу разные прозвища.
– Его дед в начале 40‑х поймал у этих берегов здоровенную акулу, – пояснил Аль.
– Вот как… Так что же это за Акула?
– Мой сосед. Профессия у него интересная, не чета нашим – он подводный археолог.
Это было странно, ведь здесь еще столько всего не изученного на суше. Я порой диву давался, что ведется так мало археологических исследований, в то время как копать можно было в каждом дворе, на каждой улице, уж не говоря о безлюдных местах. Тот самый Гипогей, подземный храм, о котором я уже говорил, был обнаружен, когда хозяин начал увеличивать свой погреб!
– Он занимается дайвингом? – не понял я.
– Ну что ты! Дайвинг – это для туристов, а Эджидио-акула – специалист по поднятию затонувших кораблей. Знаешь, сколько их тут?! – Аль зацокал языком. – Акула составляет карты, а потом на этом месте работают водолазы. Но я скажу тебе, Майкл, по большому секрету – он, Акула, ищет золотого сокола.
Я уже привык к подобным разговорам, ибо слышал их постоянно, в разных интерпретациях, стоило лишь засесть в пабе, где после работы собираются местные.
– Приходи ко мне как-то в выходной. Ей-богу, Эджидио – интересный парень, а я, ты знаешь, не очень разбираюсь во всяких тонкостях, мне трудно говорить на некоторые темы. Да и некогда.
– Спасибо, Аль, как-нибудь зайду, – поблагодарил я его за заботу и подумал, что, очевидно, меня здесь считают по меньшей мере странным, а может быть даже голубым. Я был благодарен всем, кто не оттолкнул меня, кто принял почти за своего. Я даже стал похож на коренного жителя, только повыше ростом и с волосами, имеющими дурацкую способность выгорать на жарком солнце. У меня тоже появилось прозвище – «водохлеб», не очень-то благозвучное, но вполне соответствующее: когда меня приволокли на этот берег, я был почти без сознания. Прозвище – это уже кое-что, это почти как гражданство, даже важнее. Это – статус с возможностью обзавестись домом и потомками, которых так же будут именовать «водохлебами», праправнуками Майкла-водохлеба. Возможно, это не плохая перспектива…
Я задумался. Мне вдруг ужасно захотелось вспомнить, что происходило в книге после отрывка, который успел пробежать глазами в 713‑м номере. К своему удивлению, я ничего не мог вспомнить, все оставалось на уровне ассоциаций: автомобильная мастерская, дождь, ром, девушка, которая потом умерла… Я решил завтра же пойти в книжный и разыскать там роман. Уверен, в иностранном варианте он выглядит куда лучше, чем это потрепанное издание.
Через два-три часа противоположный берег, который был хорошо виден из окна, порозовел, а моя бутылка опустела. Аль Венетто уже шаркал веником по полу. Рассвет здесь был какой-то необычный – остров словно подогревался и подрумянивался изнутри, как яблочный пирог в духовке. Белесые каменные укрепления, остывшие и потускневшие за ночь, наливались теплом, приобретая медовый оттенок, а верхушки башен покрывались засахаренной солнечной корочкой.
Сегодня я впервые не брился и не стоял под душем – нужно было идти на работу прямо отсюда. Я махнул Алю и еле поднялся из-за стола. По дороге свернул на каменистую площадку перед морем, разделся и быстро нырнул в прозрачную и прохладную воду. Если господин Пиро не заметит небольшой щетины и слегка запавших глаз, все обойдется. А днем я отправлюсь домой и отосплюсь как следует.
* * *В служебной комнате девушки уже переодевались, приглаживали волосы и укомплектовывали свои тележки. Настроение было приподнятым – завтра выходной.
– Куда-нибудь отправишься? – спросила меня Сибилла. – Хочешь, поедем с нами на Комино, поныряем? Возьмешь с собою свою девушку.
– Спасибо, Билли, ты настоящий друг, – отозвался я. – Но я, скорее всего, буду отсыпаться.
– Как знаешь. Но учти – предложение остается в силе до завтрашнего утра! Ты готов? Поднимемся вместе?
– Конечно!
Я быстро накинул белую хлопчатобумажную куртку, и мы направились к служебному лифту: Сибилле – на пятый, мне – на седьмой. Двери зеркальной кабины бесшумно открылись перед нами.
– Слушай, – мне вдруг очень захотелось кое о чем спросить, но я не знал, как правильно сформулировать вопрос, чтобы он не показался странным. – А тебе приходилось знакомиться с постояльцами?
Сибилла удивленно взглянула на меня.
– А зачем? Какое мне до них дело? Все равно здесь не принято давать чаевые, ведь наш отель с системой «all inclusive». А что?
– Так… Иногда мне просто любопытно, за кем мы прибираем? Кто они? Откуда?
– Я об этом не задумываюсь. Все равно – ничего интересного. Ну, туристы, бизнесмены, научные работники, сумасшедшие ныряльщики… Вавилон! Ну, мне пора! Помни: предложение в силе!
– Удачи!
Двери лифта мягко закрылись за нею. Пока я преодолел два пролета, едва не задремал, меня слегка укачало.
…В 713‑й я вошел, еле волоча за собой проклятую тележку. О, да тут вообще нечего было убирать! Впервые с одобрением и злорадством я отметил в себе зарождающийся пофигизм. Мне было любопытно, где книга. На этот раз я обнаружил ее на зеркальном столике, в ней была закладка, передвинутая на десяток страниц вперед. Не густо. Очевидно, дама не страдает скорочтением. Конечно, разве сюда приезжают для того, чтобы читать, а уж тем более – перечитывать? То, что книгу взяли перечитывать – у меня не вызывало никакого сомнения. Если, конечно, ее хозяйке не пятнадцать лет. А это, судя по набору солидной косметики, маловероятно.
Я быстро застелил кровать, не особенно заботясь об идеально гладкой поверхности одеяла (для гражданки из бывшего Союза – сойдет!), вытряхнул в пакет содержимое корзинок для мусора, смахнул несуществующую пыль. И, как воришка, открыл книгу. Теперь главный герой сидел в кондитерской и пререкался с толстой бюргершей… Мой взгляд упал на пепельницу. Хорошо, что я заметил: там лежали обертки от леденцов «Барбарис». Я еще помнил эти красные продолговатые ягодки, нарисованные на серебряном фоне. Вот только вкус совершенно позабыл. Дальше меня ждало еще одно маленькое открытие: несколько таких же оберток стояли рядом, сложенные ровными «корабликами». Вот так дела!
Я тоже любил так делать в детстве. Выбрасывать фантики ленился и делал из них кораблики. Их у меня была целая армада – из «Мишек на Севере», «Гулливеров», «Рачков». После я ненавидел все сладкое. А лет до пятнадцати – поди ж ты!
Пепельницу я вытряхнул и задумался: выбрасывать ли кораблики? Потом решительно сгреб их в карман.
Уже спускаясь в лифте, вспомнил, что я забыл закрыть книгу.
* * *Дома, едва кивнув сидящей у порога миссис О’Тулл, я сразу же повалился на кровать. Мой организм перестал выдерживать подобные нагрузки – бессонные ночи плюс уборку пятнадцати номеров. Должно быть, я катастрофически старел. Когда-то я мог не спать по несколько суток: отсиживал положенных восемь часов на службе, играл на дискотеке в клубе «Электрон» и «водил козу» до утра, а потом снова шел в свой НИИ.
Заснул я сразу. Мне снился Димка, обросший шерстью. Он стоял посреди залитой солнцем лесной поляны, вокруг резвился выводок таких же мохнатых детенышей.
– Димыч, ты живой? – спросил я.
– А ты? – просвистел Йети-Димка и протянул к моему лицу шерстяную руку – она была мягкой и прохладной. – Дай мне что-нибудь…
Я полез в карман – там были только смятые фантики. Я еще хотел что-то спросить, но неожиданно понял, что не могу разговаривать с Димычем на его языке.
– Do you speek English? – глупо пробормотал я.
Йети-Димка издал свистящий звук и, подхватив детенышей на мощное плечо, ушел, проламывая густые заросли барбариса…
– Мистер Майкл! Мистер Майкл!
Я проснулся от стука в дверь.
– Майкл, к вам пришли!
В висках стучало с не меньшей силой. Я встал и распахнул дверь. Сияющая старушка О’Тулл стояла на пороге, прижимая к груди букетик каких-то полевых цветов приторно-желтого цвета, за ее спиной стоял Аль Венетто с каким-то незнакомым мне загорелым типом в вылинявших бриджах.
