Империя света - Енха Ким

Чхольсу всегда думал, что бабушка просто очень боялась стрекота цикад. Но он понял, что на самом деле она их жалела. Несмотря на поломанную грамматику — нет, скорее, благодаря ей, — печаль бабушки прямиком доходила до самого его сердца. Слова «печаль» было недостаточно, чтобы передать это горькое чувство, и маленький Чхольсу ощущал его тяжесть всем своим телом, словно ему на плечи и спину взвалили огромный мешок с картошкой. В ту ночь он заснул, молясь о том, чтобы отец поскорее забрал его домой.

Отец приехал из Сеула только через два дня после исчезновения деда. Он крепко обнял мать и долго сидел с ней, не проронив ни слова. Бабушка всхлипывала, словно маленькая девочка, прижавшись к его груди. Отец, чьей профессией было смешить людей, здесь, в Хвесоне, никогда не смеялся. Для Чхольсу всегда было загадкой, откуда у отца взялся его искрометный талант рассказчика, если дед-молчун за целый год произносил меньше слов, чем в клятве первоклассника, а бабушка едва могла сказать что-то связное. Возможно, он с детства ощущал болезненную необходимость доказать всем свое красноречие, потому что это был единственный способ поскорее избавиться от клейма недоумка. Отец прославился тем, что тараторил без остановки со скоростью пулемета, одновременно выплясывая ногами нечто наподобие твиста. В какой-то передаче даже пробовали измерить, сколько слов он произносил за одну минуту. История, которой могло бы хватить на целую повесть, в его исполнении умещалась не более чем в пару минут. Отец мог говорить без перебоя, и люди, едва поспевая за его речью, не могли вставить ни слова. Его визитной карточной были шуточные диалоги, когда он повторял слово в слово то, что говорил другой человек, а затем добавлял к этому что-то свое. Звучали они примерно так: «Ага, так вы говорите то-то и то-то? А я вот считаю, что…»

Чхольсу не знал, о чем именно был разговор между отцом и бабушкой. Он сходил в деревню, чтобы поесть сушеной хурмы, а когда вернулся, отец уже собирал вещи. Бабушка, по всей видимости, отказалась уезжать из дому с ними. Она уже по-своему нашла способ справиться со своей печалью. Она каждый раз накрывала стол на двоих и за едой разговаривала с дедом, словно он сидел перед ней живой. Если бы так вел себя здоровый человек, его давно бы уже забрали в психиатрическую клинику, но, глядя на бабушку Чхольсу, никто не видел ничего странного в этом маленьком ритуале.

Отец забрал Чхольсу обратно в Сеул.

— А как же бабушка?

— Соседи обещали присматривать за ней…

Через три года тело деда, погребенное под грудой гнилых листьев на дне ущелья, обнаружил собиратель женьшеня в пяти километрах от того места, где пропали его следы. Как он там оказался и почему, по-прежнему оставалось для всех загадкой, но так или иначе, его нашли. Почти сразу после похорон бабушка тихо умерла во сне. Отец Чхольсу, который в это самое время был сильно занят из-за новой работы на телевидении, опять приехал в Хвесон и в этот раз едва мог скрыть свое раздражение. На его лице читался немой упрек уж лучше бы вы за раз вместе умерли!

Тук. Ту-дук. Снизу снова донесся стук бильярдных шаров. Мужчина в сером жилете устало клевал носом, но, почувствовав на себе взгляд Чхольсу, очнулся и приоткрыл глаза:

— Что?

— Ничего. — Чхольсу отвел взгляд.

— Проследи-ка еще за Чан Мари. Она недурна собой, говорят?

— Даже если и так, она же его жена. Он с ней больше десяти лет прожил.

— Возле жены он наверняка хоть раз да объявится. Не спускай с нее глаз.

Чхольсу медленно поднялся с места.

— Будь начеку, она может оказаться одной из них, — машинально бросил ему в спину серый жилет.

Кивнув в ответ, Чхольсу подошел было к двери, как вдруг раздался телефонный звонок. Серый жилет взял трубку. «Да. Угу… угу… понял». Их взгляды встретились, и Чхольсу задержался на пороге.

— Выходит, она таки не одна из них, — объявил серый жилет и, записав что-то на листочке бумаги, протянул Чхольсу.

— Взять его?

— Нет, пока просто сядь на хвост. Этот ублюдок, кажется, вот-вот наложит в штаны.

— Понял.

— Если упустишь, следи за женой.

Чхольсу открыл дверь и вышел из офиса.

15:00

Яремная ямка

Мне нужен шоколад… Мари уронила голову на грудь и помотала ей из стороны в сторону. Острый подбородок уткнулся в яремную ямку. Еще чуть-чуть, и она была бы похожа на марионетку с оборвавшейся нитью. Ах, сейчас бы кусочек черного шоколада! Она порылась в ящике стола, но нашла лишь смятую серебристую этикетку, испачканную в шоколаде с внутренней стороны. В отчаянии ей хотелось развернуть ее и слизать хотя бы это.

На столе лежала стопка пригласительных на автосалон, которые надо было разослать клиентам. Для нее это была не просто кипа мелованной бумаги. Несколько человек обязательно заявятся на выставку и будут искать Чан Мари, ожидая от нее улыбок и радушного приема, а потом, так и не купив машину, преспокойно пойдут домой, и недовольный директор опять будет злобно сверлить ее взглядом. Вся эта цепочка эмоций таилась в бумажной стопке на ее столе, и каждый раз при взгляде на нее Мари нестерпимо хотелось шоколада. Но шоколада не было и быть не могло: в прошлом месяце, когда она раздалась в талии на два с лишним размера, она решительно отказалась от всего сладкого. Однако талия никак не уменьшалась. Хотя Сонук и говорил, что ему нравились ее округлившиеся бока и живот, она ему не верила.

— Ты это говоришь, чтобы меня успокоить. Я сама знаю, что уже старею.

— Да нет же, мне правда нравится.

Этот разговор повторялся из раза в раз, каж проверка пароля у пограничников. Сонук поглаживал живот Мари и делал ей комплименты, она ему не верила, в ответ он убеждал ее, что говорит правду.

Однажды Сонук сказал:

— В молоденьких девушках собрано все худшее, что может быть в женщине.

— Ты думаешь?

— Они несдержанные, капризные, нервные, вечно хотят чего-то, как маленькие дети. При этом сами не знают, чего хотят. А ты совсем другое дело. В тебе только положительные качества женщины. Ты спокойна, умеешь обнять и выслушать, от тебя веет теплом. Ты уверенно и с готовностью смотришь на жизнь.

Ничего-то ты обо мне не знаешь. И впредь не узнаешь, да и незачем тебе знать. Прости, но я не такая, как ты думаешь. Я всего лишь влюблена.

Она попыталась мягко улыбнуться, как рафаэлевская Мадонна, но уголок рта невольно дернулся в саркастической усмешке. Ее молодой любовник ничего не заметил, и вместо слов они поцеловались. Язык Сонука агрессивно пробивал себе путь, врезаясь в ее язык, словно лезвие ножа. Да ты и впрямь самоуверен по жизни. Ты, наверное, думаешь, что можешь делать что тебе заблагорассудится с этой стареющей женщиной. А я ведь тоже в свое время думала, что могу изменить мир, но сейчас только поняла, что на самом деле не могу даже толком справиться с банальным. желанием съесть что-то сладкое.

Мари снова утопила подбородок между ключиц. В удовольствии от любовной связи с двадцатилетним мальчиком было нечто мазохистское, словно она висела под потолком совершенно голая, и все вокруг видели ее срамное место. Она лишь чувствовала, как ее восприимчивость к людским упрекам становилась все болезненнее, заставляя остро ощущать малейший неодобрительный взгляд со стороны, стыдливо пряча глаза, и пока она безнадежно увязала в этой запретной связи, ее не покидало чувство, что она наказывает сама себя.

16:00

Боулинг и убийство

— Мне фисташковое с миндалем.

— А мне со вкусом зеленого чая.

Киен расплатился за обоих. Прыщавый паренек за прилавком взял круглую серебристую ложку и зачерпнул мороженое из лотка. Получившиеся шарики он аккуратно положил в бумажные стаканчики и по очереди протянул им. Они взяли по пластиковой ложке и сели за столик. Киен посмотрел на улицу сквозь стеклянную стену кафе. Сотни людей лихорадочно сновали во все стороны, и подземный комплекс Международного торгового центра напоминал гигантский муравейник.