Даниэль Пайснер - В темноте
Происходило приблизительно то же, что и в момент гибели дяди Кубы, только на этот раз вода, погубившая его, нас спасла. Напор воды помог маме выдернуть застрявшую ногу и продолжить движение – поток просто протолкнул ее дальше по трубе.
Выбравшись из трубы, мы оказались на скользком карнизе над Пельтевом. Здесь мы попытались двигаться побыстрее, чтобы где-нибудь спрятаться от немцев, которые, как мы были уверены, пустятся за нами в погоню, но вода сильно усложняла эту задачу. Мама, державшая на руках Павла, поскользнулась и с трудом смогла поднять головку брата над уровнем наступающей воды. Папе тоже было нелегко, он высоко поднял меня на руках, чтобы меня не накрыло потоком.
Каким-то чудом Соха с Вроблевским нас нашли. По крайней мере, чудом это показалось нам – они просто хорошо знали подземелье и смогли догадаться, куда мы направимся. Услышав шум на улице, они поняли, что произошло, прикинули, куда мы можем пойти, и двинулись на перехват. Они мыслили логически: уйти из убежища мы могли только через одну трубу, которая могла привести нас только к такой-то трубе, та – к другой. Они понимали, что в результате мы выберемся к реке, где и надеялись с нами встретиться. Так или иначе, это произошло, и, увидев впереди свет, мы знали, что это они, Соха с Вроблевским. Они подавали оговоренные раньше сигналы, размахивая лампой.
Мы продолжили наш путь, пока не оказались под руслом реки, а там сделали привал, чтобы решить, что делать дальше. Соха рассказал, что обыск нашего бункера уже завершился, и остальные работники канализационной системы подняли на смех обнаружившего нас инспектора: мол, столкнулся с привидениями. Да он и сам говорил, что увидел призраков. Словом, решили, что это ему почудилось спьяну. Конечно, тщательный осмотр нашего бункера показал бы, что в нем жили люди, но никто этим заниматься не стал, и мы могли продолжать прятаться в подземелье.
Мы пришли в какую-то пещерку, и Соха с Вроблевским нас покинули… ненадолго, сказали они, только до тех пор, как Ковалов подыщет для нас подходящее убежище. В этой пещерке долго оставаться было невозможно: там даже я не могла встать во весь рост, не говоря о сырости, грязи и холоде. Ледяной ветер пронизывал нас до костей. В какой-то момент мужчины устали ждать и убедили нас пойти назад – к главному каналу. Нарушать приказ Сохи нам не хотелось, но другого выбора у нас не было.
И опять мы встретились с Сохой и Вроблевским. Конечно, встречи эти были неизбежны, потому что к главному каналу вело ограниченное количество труб и тоннелей и люди, не желавшие уходить от него слишком далеко, обязательно должны были оказаться в одном из них. Именно в этот момент доктор Вайсс попросил наших спасителей помочь ему выбраться в город. Теперь, когда мы покинули убежище под церковью Марии Снежной, он не мог заставить себя жить в таких жутких условиях. Доктор Вайсс сказал, что у него есть арийские друзья, которые спрячут его от немцев. Никто не боялся, что он выдаст нас властям, как это было после побега Ицека Оренбаха, Шмиэля Вайнберга и другого Вайсса. Те люди отличались подлостью и коварством, а доктор Вайсс был человек добрый и честный. Соха согласился вывести его сразу после того, как отведет нас всех в подобранное Коваловым убежище.
На новом месте было ненамного лучше, чем в пещере, из которой мы только что ушли. В какой-то степени даже хуже: в каморке завывал жуткий сквозняк, негде было присесть, потолок был еще ниже, а крыс было столько, что они даже не расступались перед нами. Позже оказалось, что Ковалов имел в виду другое место – Соха просто ошибся и свернул не в тот коридор. Но в тот момент мы вынуждены были остаться в этом закоулке на ночь.
Тут мы и простились с доктором Вайссом. Как ни удивительно, больше мы о нем никогда ничего не услышим. Все отколовшиеся от нашей группы люди погибали сразу после выхода на поверхность, и мы узнавали об этом от Сохи буквально на следующий день. Но о докторе Вайссе мы ничего подобного не услышали. Уже после войны папа попытался найти его, но поиски ни к чему не привели. Доктор Вайсс будто растворился в воздухе, как дымок от той спички, которую он так неразумно зажег… Как бы там ни было, теперь нас осталось 11… Теперь уже не было толкотни и давки, как в ночь ликвидации, не было взаимного недоверия и напряжения, как в те дни, когда нас было два десятка…
Мы сбились в кучу в углу, а папа всю ночь не сомкнул глаз, зажженной свечой отгоняя от нас крыс. Он обнаружил, что крысы боятся огня, но огонек был один и маленький, а крыс сотни. Куда ни брось взгляд, везде кишели крысы. По всеобщему мнению, это была самая жуткая ночь, проведенная нами под землей с момента бегства из «Ю-Лага». По-моему, уснуть не удалось никому, в том числе и мне с Павлом.
На следующий день пришел сконфуженный Соха. Он принялся извиняться, но, увидев, в каких условиях нам пришлось ночевать, вконец расстроился и тут же повел нас в нужное место. Один участок пути оказался очень опасным: надо было схватиться за стальной стержень и подтянуться под потоками падающей воды, но после передвигаться было довольно просто. Один из мужчин отметил, что наличие водопада можно считать плюсом – ведь чем сложнее нам попасть в убежище, тем сложнее его найти немцам! Мы воспряли духом. Я была так счастлива, что иду во весь рост, что иду в новое место, где нам будет лучше, что не сдержалась и стала насвистывать какую-то песенку! Все прошедшие недели у меня не было поводов для радости, но теперь я шла и насвистывала!
Мы с папой шли вдоль Пельтева, держась за руки. Шли босиком. Мне кажется, только мы вдвоем оказались в таком положении. Понятно, что у отца не было времени забрать свои башмаки с лестницы (Соха принесет ему новые ботинки – когда мы обоснуемся на новом месте). Но почему без обуви оказалась я, бог весть, – помню лишь, что во время этого путешествия наступила на что-то острое. Тогда я подумала, что это шляпная булавка. Я никому ничего об этом не сказала и даже не замедлила ход, но потом почувствовала сильную боль. Очень быстро, чтобы не потерять своего места в строю, я вытащила из ноги булавку, и по ноге тонкой струйкой побежала кровь. Папа сразу заметил мою рану, возможно, потому что она была не такой уж пустяковой, как мне показалось. Он знал, что погружать открытую рану в вонючие сточные воды небезопасно, и посадил меня к себе на плечи. Несмотря на это, я продолжала насвистывать. Я была счастлива. Даже эта булавка не испортила мне настроения. Папа тоже был в прекрасном расположении духа. Конечно, особо радоваться было нечему, но, как рассказал потом папа, мой свист наполнял всех энергией и надеждой.
Какое-то время мы шли вдоль реки и в конце концов увидели… Это была даже не комната – небольшой тоннель, тянувшийся вдоль одного из притоков главного канала, и Ковалов решил, что именно здесь нам будет безопасно. Да-а-а… мокрые стены, покрытые плесенью и паутиной, толстый слой грязи на полу… И вездесущие крысы… Мужчины были явно разочарованы: это сколько же придется потратить сил, чтобы приспособить это место для жизни!
