Чарльз Мартин - Когда поют сверчки
И пока преподобный Джим сообщал публике, что вот сейчас на их глазах Всемилостивый и Всемогущий Господь совершил еще одно чудесное исцеление, отец Эммы увел нас со сцены.
Шлепая по лужам, мы долго шли через пропахшую навозом парковку, чтобы снова сесть в старый «универсал» О’Конноров длиной, наверное, в полквартала. Там мы стали свидетелями жаркого спора, разгоревшегося между родителями Эммы. Миссис О’Коннор пыталась убедить мужа, который, похоже, отнесся ко всему происшедшему крайне скептически, что преподобный действительно может лечить людей. Мистер О’Коннор молча слушал, потом посмотрел на нас в зеркало заднего вида:
– Дорогая, я вовсе не хочу сказать, будто твой Господь не может исцелить нашу дочь. Я просто сомневаюсь, что, когда Он это делает, Он надевает костюм-тройку и дорогущие часы и говорит затем – с вас тысяча долларов.
Мать Эммы с недоверием воззрилась на мужа:
– Не может быть! Преподобный потребовал у тебя тысячу долларов?
– Не преподобный… А тот приятный мужчина, что провожал нас к выходу. Он так и сказал, мол, обычная такса за исцеление – тысяча долларов, но вы можете дать сколько сможете. Дадите две – будет очень хорошо.
Мы с Эммой поддакнули – мы тоже это слышали, и миссис О’Коннор надолго замолчала. Далее Эмма сказала:
– Но, мама, если следовать логике, чтобы меня вылечить, Богу не нужен никакой преподобный. Он может исцелить меня когда угодно и где угодно. Я это точно знаю.
Ее мать обернулась и с недовольным видом ткнула в нас пальцем.
– Ах, вы тоже на его стороне? Помолчите-ка лучше!
Больше никто не сказал ни слова – только Эмма взяла меня за руку и без возражений проглотила свою таблетку. Когда мы подъехали к дому, она уже спала, положив голову мне на колени. Отец отвел ее наверх, уложил в постель и стал собираться на работу в банк в центре города, где он по выходным подрабатывал ночным сторожем. Мать проверила, спит ли Чарли, и поставила на огонь кофейник.
Спрятавшись в кустах, я видел, как отправился на работу мистер О’Коннор и как мать Эммы, провожавшая его на крыльце, вернулась в кухню, на ходу вытирая слезы. Убедившись, что она не собирается снова выйти на улицу, я обошел дом сзади, мигом вскарабкался на магнолию, уселся на толстый сук напротив окна Эммы и при свете луны стал смотреть, как она спит. Было где-то около полуночи, когда я подобрался к окну вплотную, приоткрыл створку и, пробравшись в комнату, встал возле ее кровати. Некоторое время я прислушивался к ее дыханию, потом опустился на колени и положил ладонь на ее теплую грудь. Даже сквозь пижаму я чувствовал, как отчаянно бьется ее больное сердце. Оно и в самом деле стучало чуть не вдвое чаще, чем мое.
– Господи, – прошептал я чуть слышно, – я не знаю, совершил ли Ты сегодня вечером чудо, но мне почему-то не очень верится, что у Тебя какие-то особые отношения с преподобным Джимом Тубало. Зато я знаю другое: у тех, кто живет в этом доме, очень мало новых идей и почти не осталось надежды. Словом, я хочу сказать Тебе, что… Если и Ты исчерпал все варианты, тогда давай отдадим Эмме мое сердце, ладно? У меня здоровое, крепкое сердце, Господи, оно ей подойдет!..
Лунные лучи окрасили кожу Эммы в голубоватый цвет, отчего она стала выглядеть еще более холодной и больной.
Неожиданно она открыла глаза и посмотрела на меня, и я заметил, что в уголке ее глаз блестят слезы. Выпростав из-под одеяла руку, Эмма поманила меня согнутым пальцем – ближе!.. Я опустился рядом с кроватью на колени, и она привлекла меня к себе. Я почувствовал ее дыхание на своем лице, потом – легкое прикосновение к своей руке.
– Ты не можешь отдать то, чего у тебя нет, – шепнула она.
– Но… – начал было я.
Эмма покачала головой и, прижав к моим губам палец, заставила меня замолчать.
– Ведь ты уже отдал свое сердце мне.
Глава 21
Понедельник мы с Чарли потратили на то, чтобы нанести последние штрихи на хаммермилловскую «Гриветту». Самому Хаммермиллу не терпелось поскорее спустить катер на воду, и он трижды звонил нам из Атланты, чтобы узнать, как идут дела. Отполировав верх корпуса, мы несколько раз руками обследовали обшивку, любуясь блеском и шелковистой гладкостью дорогого дерева. Катер, однако, нужен был нам самим хотя бы на денек, чтобы опробовать его на воде, поскольку это была, несомненно, наша самая удачная работа. Мы заменили киль и шпангоуты на новые, сделанные из белого дуба, укрепили махагоновую обшивку шурупами из нержавейки и покрыли корпус пятнадцатью слоями рангоутного лака, так что теперь «Гриветта» выглядела просто роскошно. Не было никаких сомнений, что наши конкуренты из лодочной мастерской в Блу-Ридже, которые, по правде говоря, реставрировали лодки несколько быстрее, чем мы, просто позеленеют от зависти.
За восстановление винтажных лодок мы взялись примерно через год после того, как закончили строительство дома. Собственно говоря, Чарли с самого начала намеревался заняться чем-то в этом роде, а я… Мне было все равно. Я просто хотел работать с Чарли, а что делать, не имело значения. Если бы он собрался изготавливать рояли или кресла-качалки, я бы все равно к нему присоединился.
Первое, что мы сделали, когда принципиальное решение было принято, это объехали окрестности озера в поисках «Хакеркрафта», который не требовал бы слишком большого ремонта. После двух недель прочесывания в газетах частных объявлений и бесконечных разговоров с продавцами лодок мы наконец нашли то, что искали. Некто по имени Дайсон продавал «старую деревянную моторную лодку». На его крошечное объявление в рубрике «Всякое» мы наткнулись случайно, позвонили и сразу поехали смотреть товар. Дайсон повел нас в гараж, где нам пришлось пробираться через четвертьвековые залежи всякого барахла. И вот мы добрались до задней стенки, хозяин откинул грязный брезент и кончиком пальца стер толстый слой пыли с полированного носа судна, которое когда-то было классическим красавцем – «Хакером» с тремя открытыми палубными кокпитами.
Насколько нам было известно, «Хакеры» умели скользить по воде как ни одна другая лодка в мире.
Это была большая удача. Мы расплатились на месте, наличными, отвезли «Хакер» домой и с тех пор неустанно колдовали над ним, приводя его в изначальный вид.
Мы никуда не торопились. Повозившись с катером пару недель, мы делали перерыв, чтобы взять сторонний заказ, за который можно было получить деньги, а закончив, с новыми силами возвращались к бдениям над нашим сокровищем. Сейчас, то есть полгода спустя, наш катер способен был держаться на воде и издали походил на настоящий «Хакер», однако при более близком взгляде становилось видно, что он не вполне доведен до образцового состояния. Нос, боковые ограждения, да и все остальное, что можно увидеть снаружи, требовало покрытия пятнадцатью слоями водостойкого лака и чистовой полировки. Хромированные детали нужно было хромировать заново, да и ставшее мутным от времени ветроотбойное стекло требовало замены. Сиденья в катере оказались слишком жесткими, а это может быть очень неприятно, когда на озере поднимается даже небольшая волна. И все же… все же… Быть может, наш катер был пока не самым красивым в окру́ге, зато его двигатель мурлыкал, как котенок, да и вообще, несмотря на некоторые недоделки, он и сейчас мог считаться чем-то вроде местной достопримечательности. Все необходимое для этого у него было.
